премьера кино
В сопровождении мощной рекламы на экраны вышел фильм Филиппа Янковского "В движении". Сначала с опасением, а потом со все возрастающим любопытством смотрел это кино АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.Журналисты, которые пишут про фильмы, а не про политиков и уголовников, могли бы позавидовать главному герою фильма, коллеге Гурьеву: болтайся себе по приемам среди красоток на любой вкус, трахай все, что движется, да между делом наматывай дорогостоящий компромат на кого надо. Но довольно очевидно, что эта журналистская дольче вита существует больше в воображении авторов фильма, которые таким образом иносказательно ведут речь о себе, любимых.
Отсюда и шло опасение — от концентрации имен. В числе продюсеров Федор Бондарчук, Степан Михалков, режиссер — Филипп Янковский, в одной из ключевых ролей — Михаил Ефремов. Пускай почти каждый из них неплохой артист, но пока что все в свои уже за тридцать — тени могучих предков, и именно эта мета вторичности удручала больше, чем демонстрация неистребимости кинодинастий. От поколения детей с его репутацией клиповой золотой молодежи, умеющей только бабки зашибать и стебаться, устали ждать чего-то стоящего. Тем более ничто не предвещало "коллективного покаяния", исповеди, признания, что богатые и успешные тоже плачут.
И вот все оказалось не так, как казалось, или, по крайней мере, не совсем так. Фильм, рожденный под знаком элитарной тусовки, вдруг обнаружил черты универсальной драмы. В ней не так уж много от пресловутой клиповой эстетики, совсем не пахнет вчерашним кумиром Тарантино (Quentin Tarantino) и позавчерашним — Серджо Леоне, автором "Однажды в Америке". Рискованные журналистские заезды на бандитскую территорию и криминальные разборки, хотя без них и не обошлась панорама новорусской Москвы, не главное, а с точки зрения драматургии самое слабое звено в фильме. Самое сильное — атмосфера утекающей жизни, которую хочется догнать, остановить. Но остановить — значит самому остановиться, застыть навсегда.
Для выражения этого чувства ускользающей реальности в качестве базовой модели потребовался не клип, не Тарантино, а старый добрый Федерико Феллини. Тот самый, чья "Сладкая жизнь" была в свое время названа модернистской фреской, вызвала скандал с клерикалами, подкупила всех лирической беззащитностью и сделала Марчелло Мастроянни первым интеллектуальным "латинским любовником".
Вовсе не к тому клоню, что Филипп Янковский у нас будущий Феллини, а к тому, что и "поколение" меняет приоритеты — в частности, в сторону широкоформатного (не в смысле конфигурации экрана, а по содержанию) и вполне традиционного кинематографа, который своей вторичности не стесняется и даже делает из нее принцип. Это, кстати, близко идеологии американского кино с его установками на ремейк и отрепетированную реальность. В этой ситуации осточертевшую дилемму "зрительское--авторское" приходится решать не творческому составу, а тем, кто фильм прокатывает и раскручивает. То есть баланс художественных и коммерческих задач становится более правильным и не разрывает проект картины изнутри.
Кто-то из авторов "В движении" обмолвился, что фильм из мелодрамы незаметно превращается в драму. Не переставая, добавим, быть комедией. Без дураков смешон роман заморенного пьянками тусовщика Вована (Михаил Ефремов) с витальной беженкой-баскетболистской Людкой (Александра Скачкова), которая почти буквально заморыша на руках носит. Именно с этого живого самоигрального эпизода доверие к фильму возрастает, и выморочность остального женского населения тоже начинает восприниматься как принцип (даже Оксана Фандера в роли жены главного героя обретает некое подобие реалистической, а не гламурной фигуры).
Но главная удача картины — это Константин Хабенский, играющий Гурьева. После того, что он сделал в "Механической сюите" и здесь, могу сказать, что тридцатилетний Хабенский не уступает Мастроянни в этом же возрасте — во всяком случае, по актерским потенциям. Роль циничного журналюги, уставшего от предсказуемой продажности мира и способного на романтический порыв, получилась настолько убедительной, что искупает даже присущий фильму налет нарциссизма.