театр премьера
Театр "У Никитских ворот" показал премьеру спектакля "Черное молоко" по пьесе молодого сибирского драматурга Василия Сигарева, которую совсем недавно поставил в своем театре Гоголя и Сергей Яшин (см. Ъ от 10 сентября). Вторую порцию "Черного молока" отведала МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.Действие пьесы Василия Сигарева Марк Розовский перенес в застеколье. То есть отгородил сцену от зрителей прозрачной стеной и предложил циничным городским жителям, чей кругозор ограничивается пределами Садового кольца, понаблюдать за настоящей жизнью в российской глубинке — на забытой богом сибирской станции Моховое. По мнению режиссера, вот это и есть настоящее реальное шоу — покруче, чем "Последний герой" и "Фактор страха", вместе взятые.
Персонажи пьесы — приехавшие в Моховое торговцы-челноки беременная Шура и ее муж Левчик, общительная тетка кассирша и убогие местные жители — изображены у Сигарева с изрядной долей гротеска. Но актеры Марка Розовского, несмотря на сопротивление материала, пытаются приручить забористый язык пьесы и вжиться в эти неудобные образы всерьез. Пока что получается это только у Юрия Голубцова — Левчика. Перед зрителями появляется настоящий торгаш в спортивном костюме и черной вязаной шапочке, будто случайно попавший в театр с соседнего рынка: он всю дорогу щелкает семечки, жует жвачку и слушает старенький карманный радиоприемник. "Ну ты чо? Нормально накосили",— мягко успокаивает он свою нервозную жену, проклинающую на чем свет стоит эту дыру. В итоге жизнь за театральным стеклом все равно выглядит такой же неестественной и натужной, как и жизнь за стеклом телевизора.
И только в самом конце Марк Розовский выводит действие за границы традиционного психологического театра и обращается к остроумной сценографической метафоре. Драматург написал ремарку: "Банка разбивается, и молоко, смешиваясь с грязью, быстро чернеет". Это метафора благих, но бесплодных порывов героини вырваться из порочного мира, где "модно быть суками", где "за добро платят говном" и не интересуются ничем, кроме наличных. Эти порывы, конечно же, быстро иссякают, столкнувшись с суровой реальностью, и все возвращается на круги своя. В театре Гоголя эту главную ремарку пьесы просто зачитали. Но Марк Розовский впал в азарт и во что бы то ни стало хотел найти ей сценическое воплощение. И нашел благодаря тому самому застеколью. В конце спектакля прозрачную плоскость стекла начинает заливать сначала белой, а потом черной жидкостью, которая пеленой скрывает от нас героев. А когда свет на сцене гаснет, в зеркальном отражении зрители видят себя. Видимо, тех самых злостных застекольщиков, что привыкли втаптывать в грязь ростки светлых чувств и жить в мире, где "модно быть суками".