В ГМИИ имени Пушкина открылась выставка «Густав Климт. Эгон Шиле. Рисунки из музея Альбертина (Вена)» — около ста рисунков Климта и Шиле впервые показывают в России.
Фото: The Albertina Museum, Vienna
Фото: The Albertina Museum, Vienna
Фото: The Albertina Museum, Vienna
Фото: The Albertina Museum, Vienna
Фото: Частная коллекция / предоставлено пресс-службой му
Если бы можно было составить мировой рейтинг зрительских симпатий, то, что касается искусства XX века, Густав Климт (1862–1918) и Эгон Шиле (1890–1918) несомненно заняли бы в нем самые завидные позиции, уступив разве что Сальвадору Дали и, скорее всего, обогнав по популярности Рене Магритта, Маурица Эшера и Фриду Кало. Отечественный зритель, непременно увозящий из Вены сумку, зонтик или чашку с климтовским «Поцелуем», не исключение, чего не скажешь об отечественном искусствознании, до сих пор не разродившемся ни одной серьезной книгой про Климта или Шиле. Впрочем, даже на родине путь Климта с Шиле к искусствоведческому признанию не был таким уж прямым. Словом, выставка обречена на успех, даром что привезли только рисунки и только из Альбертины, каковая в плане Климта и Шиле — третье по качеству и количеству венское собрание: несмотря на все реституционные скандалы и изъятия, лучший Климт — в Бельведере, а лучший Шиле — в Музее Леопольда.
Эгон Шиле. «Спящая девушка», 1911 год
Фото: Частная коллекция / предоставлено пресс-службой му
Создатель музея, окулист Рудольф Леопольд, собственно говоря, и разглядел большого художника в Эгоне Шиле, которого спустя 30 лет после смерти если и вспоминали, то исключительно как какого-то скандального порнографа эпохи первой — Фрейдовой — сексуальной революции. Еще в 1950-х Леопольд начал собирать, выставлять по всему миру и пропагандировать его наследие, так что в итоге — ближе к концу века — искусством Шиле занялся сам основоположник кураторского дела Харальд Зееман, и бывшего порнографа причислили наконец к лику мучеников авангарда. Повальная мода на Климта также сравнительно молода, хотя про него, первого президента и самую душу Сецессиона, конечно, не забывали никогда. Но все же из трех главных художников венского модерна послевоенная Европа куда больше (и если говорить о живописи экспрессионизма как таковой, то и вполне заслуженно) почитала Оскара Кокошку (1886–1980) — отчасти как одну из уцелевших и не сломленных жертв фашизма, ведь он был в числе видных экспонентов выставки «Дегенеративное искусство».
Густав Климт. «Женское лицо, щекой прижатое к рукам», 1903 год
Фото: The Albertina Museum, Vienna
Как ни странно, после аншлюса ни «еврейское» искусство еврея Климта, вставлявшего далеко не арийские лики крупной венской буржуазии в ювелирной выделки — золото и мозаика из самоцветов — оклады, ни «нездоровое» искусство «растлителя малолетних» Шиле, выставившего все перверсии человека, мучимого «половым вопросом», напоказ, в опалу не попали. Напротив, Климт был практически канонизирован. Не то идеологи Третьего рейха отнеслись с сочувствием к некоторым девиантностям венской идентичности, не то помогали родственные связи в высших эшелонах — внебрачным сыном Климта объявил себя кинорежиссер Густав Учицки, автор такого шедевра нацистской пропаганды, как фильм «Возвращение на родину» с Паулой Вессели в главной роли. В 1942-м венские газеты бурно отмечали 80-летие со дня рождения Климта — тем временем лучшие его картины, реквизированные у коллекционеров-евреев, передавались в музеи рейха, а менее значительные растворялись в собраниях эстетствующих партийцев, так что парадная выставка к 25-летию со дня смерти Климта, открывшаяся год спустя в Сецессионе, на треть состояла из конфиската. Но после войны живой Кокошка, участник нескольких «документ», надолго затмил покойных Климта и Шиле — преступная орнаментальность обоих воскресала разве что в слишком венском искусстве Фриденсрайха Хундертвассера.
Эгон Шиле. «Автопортрет в обнаженном виде, гримаса», 1910 год
Фото: The Albertina Museum, Vienna
И Климт, и Шиле начали постепенно возвращаться в орбиту серьезных искусствоведческих интересов в 1970‑е, когда то, что Герман Брох называл «веселым апокалипсисом», Карл Краус — «лабораторией конца света», а историки культуры — «венским модерном», сделалось актуальной темой. Когда весь мир, возможно поддавшись милленаристским искушениям, вдруг принялся изучать, как из клубка национальных и социальных противоречий, из разноголосицы языков и риторик, из напряженных до предела нервов духовной жизни, из астении, делирия и ясного сознания обреченности Какании, столь иронично названной Робертом Музилем по имперско-бюрократическому «k. u. k.», «кайзеровская и королевская», родилось чудо этого невероятного культурного взлета отходящий в небытие империи. Историки культуры любят фрейдистские метафоры для его описания, изображая, скажем, «Молодую Вену» с ее еврейскими обертонами как литературное бессознательное в идейной битве австрийского сионизма и австрийского же антисемитизма. И Климт с Шиле, открывшие закон тождества зрения и обладания, вследствие чего над их головами слово «порнография», вообще-то висевшее в атмосфере эпохи, сгущалось в виде обвинений едва ли не чаще, чем над головой Артура Шницлера, естественно стали любимым сюжетом для рассуждений о специфическом венском эротизме. И то, что их эротическая линия, сладострастно-томная у первого и садистски-невротическая у второго (а оба были великими рисовальщиками, поэтому не стоит расстраиваться, что в Москве выставляют только графику), так преждевременно обрывается в роковом для Какании и дышавшем испанкой 1918-м, как будто подтверждает историко-культурные спекуляции о диалектическом единстве либидо и влечения к смерти.
Что же до новой жизни после смерти, всенародное обожание обрушилось на Климта и Шиле сравнительно недавно, во многом благодаря усердию венской туристической индустрии, которая, до дыр заездив все габсбургские мифы, разобрав по косточкам Сиси и многажды оплакав двойное самоубийство кронпринца Рудольфа и Марии фон Вечера, принялась за этот золотой запас. И встретила взаимопонимание мастеров массовой культуры — личная жизнь обоих известна нам в мельчайших подробностях благодаря бестселлерам, блокбастерам и прочим мюзиклам. Но ведь и Музиль полагал, что так изящно позолоченной венской культуре на роду было написано скатываться в фельетон и оперетту.
«Густав Климт. Эгон Шиле. Рисунки из музея Альбертина (Вена)». ГМИИ имени Пушкина, Галерея искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков, с 10 октября до 14 января 2018 года