Большая выставка Фердинанда Ходлера в Музее Леопольда объединила символизм и теософию, интимное и философское. Многообразием работ самого дорогого швейцарского художника специально для “Ъ” впечатлился Алексей Мокроусов.
Фердинанд Ходлер (1853–1918) — такая же марка Швейцарии, как «Тоблерон» или грюйер. На выставке в Музее Леопольда показаны важнейшие для художника темы: ландшафты, портреты и автопортреты. И многие из этих вещей извлечены из частных собраний и недоступны обычно даже историкам.
Родившийся в бедной семье и начинавший с туристических видов Ходлер был хорошо образован: он много путешествовал в молодости, от Италии до Испании, а главное — ему повезло с учителями. Через женевца Бартелеми Манна, ученика Энгра, знакомца Жорж Санд и Шопена, Ходлер увлекся творчеством Коро и Теодора Руссо. Критики долго не принимали его самобытного стиля, но едва они свыклись с самобытным зрением, умением непривычно сочетать цвета и придавать особое значение контуру, как Ходлер сменил манеру, погрузившись в мистику и теософию и став апологетом танца и символизма. Его теория параллелизма, построенная на повторении линий и симметричности цвета, давала эффектные результаты вроде «Взгляда в бесконечность» (1916) — в Вене показывают версию из Лозаннского музея изящных искусств и частной коллекции, а также наброски из Альбертины и собрания доктора Леопольда.
Неожиданные смены стиля были характерны и для Климта — с ним Ходлер познакомился во время поездки в Вену в 1904 году. Столица Австро-Венгрии стала особым для швейцарца городом, с Сецессиона началась его запоздалая всеевропейская, а следом и мировая слава (сегодня полотна Ходлера стоят миллионы). Венцы тоже полюбили Ходлера, Йозеф Хоффман, кстати, создал для него мебель: на выставку из Женевы привезли целую комнату с креслами, шкафчиками, настольными часами и столом.
Отдельный зал в Музее Леопольда посвящен портретам танцовщицы Валентины Годе-Дарель. Возлюбленная художника, родившая ему дочь Полетт, была больна раком. В течение двух лет, в 1914–1915 годах, Ходлер запечатлел ее лицо в 130 рисунках, 200 эскизах и 80 полотнах. Его собственные родители и многие родственники умерли от туберкулеза, поэтому смерть — тайное содержание многих его полотен. Но именно в цикле этих работ, фиксирующих болезнь и уход, диалог с потусторонним обнажается до болезненного откровения.
Ходлер был независтлив и жизнелюбив, но его отношения с коллегами складывались непросто. После одной из групповых выставок громко возмутился тиролец Альбин Эггер-Линц: критики расхвалили Ходлера, а его не заметили. В память о публичном конфликте в газетах на выставке показана работа самого Эггера-Линца, благо в Музее Леопольда найти ее было несложно. В итоге в истории искусства тирольскому классику тоже досталось по заслугам (“Ъ” писал о его обернувшейся скандалом выставке 21 мая 2008 года), но как живописец Ходлер на голову выше: идей больше, подтексты многочисленнее, разнообразнее влияние на младшие поколения, от Эгона Шиле и Эмиля Нольде до классика соцреализма Александра Дейнеки.
В Вене показывают, например, старую фоторепродукцию «Выступления немецких студентов на освободительную войну в 1813 году», выполненную Ходлером для университета в Йене. Когда художник в 1914-м подписал письмо против варварского разрушения немцами Реймсского собора, росписи в университете забили досками. Позднее Александр Дейнека использовал композицию «Выступления» в знаменитой «Обороне Петрограда». Недоброжелатели намекают на плагиат, но это влияние, соединенное с влиянием лубка и положенное на ритмику знаменитого ОСТа. Ритмика — ключевое слово для Ходлера, вдохновленного идеями швейцарского композитора и создателя ритмической гимнастики Эмиля Жака-Далькроза. В одной из витрин в Музее Леопольда выставили книгу Далькроза о танце — напоминание, как невозможно художнику быть вне времени и что никому не угадать, чем отзовутся его неожиданные интересы.