В московском кинотеатре "Ролан" показали фильм "Арарат" канадского армянина Атома Эгояна, осуществившего проект, который он вынашивал на протяжении всей своей карьеры: снять фильм о геноциде армянского народа. ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА отнеслась к этому замыслу с уважением, но без воодушевления.
На начальных титрах начинаешь догадываться, что "Арарат" (Ararat) для Эгояна (Atom Egoyan) все равно что "Пианист" (Pianist) для Романа Полянского (Roman Polansky) или "Список Шиндлера" (Schindler`s List) для Стивена Спилберга (Steven Spielberg). Когда режиссер начинает намекать, что фильм — это его долг перед человечеством, добра не жди. Своим фильмом Эгоян как бы говорит: "Мои предки пережили геноцид. А ты, мой маленький зритель, предки которого безмятежно жировали последние 2000 лет, сиди, смотри и не вздумай скучать. А если заскучаешь, значит, ты черствый и циничный человек, не способный сопереживать страданиям армянского народа".Свою историческую дидактичность режиссер пытается спрятать в густом кусте сюжетных линий, связанных с судьбами современных персонажей. Шарль Азнавур (Charles Aznavour) играет режиссера Сарояна, снимающего в Канаде фильм о том, как в 1915 году турецкие войска уничтожили две трети армян, населявших территорию Турции. Сам факт этого геноцида был официально признан лишь года полтора назад, и турки, в отличие от немцев, до сих пор никак не хотят понять, о каком геноциде, собственно, идет речь. Их несознательность аккуратно зафиксирована в "Арарате". Однажды актер-турок, играющий главного мерзавца, подходит к режиссеру-армянину с разговором: "Вы не спросили меня, верю ли я в геноцид", а потом лепечет какие-то аргументы о том, что турок тоже можно было понять. Режиссер смотрит на турка, как царь на еврея, и обрывает бессмысленный спор. Но потом великодушно посылает актеру бутылку "Моэта" в знак того, что не обиделся и прощает ему геноцид армянского народа. Бутылку велено отнести 18-летнему мальчику Раффи, подрабатывающему на картине, и тот, будучи армянином, не упускает случая вступить в дискуссию о геноциде. Турок бутылку берет, однако виновным в истреблении армян себя упорно не признает, хотя бы потому, что все это произошло довольно давно.
Отдельная линия посвящена духовным исканиям Раффи, чей отец считается армянским террористом за то, что убил турецкого дипломата. Пытаясь разобраться в истоках армянско-турецкой ненависти, мальчик едет в Турцию и снимает на видеокамеру ландшафты, на фоне которых разворачивался геноцид,— гору Арарат и остров Ахтамар. При попытке вернуться в Торонто к нему привязывается таможенник, пытающийся установить, что на самом деле находится в яуфах с кинопленкой, которые пытает провезти Раффи. Мальчик коротенько, минут на 40, рассказывает таможеннику сюжет фильма, для которого он якобы везет дополнительный материал, и со знанием дела заметает таможенника пургой про наследников древней цивилизации, уничтоженных на земле предков.
Про все это Раффи узнал от мамы-историка, которая работает консультантом у Сарояна. Еще у Раффи есть сводная сестра-француженка, с которой у него роман. Сестра изводит мачеху каверзными вопросами, ненавидя ее за то, что из-за нее погиб ее отец. У таможенника тоже непростая семейная жизнь: он никак не может смириться с гомосексуализмом своего сына, сожительствующего с тем самым турецким актером, играющим у Сарояна главного мерзавца. Сплетая сеть взаимоотношений между персонажами, Эгоян пытается поймать в нее национальную идею, показав, насколько все армяне искалечены передающейся из поколения в поколение генетической травмой. И тут трудно отличить желание напомнить о давнем конфликте от стремления искусственно продлить его до наших дней. Фильм, конечно, не коньяк и не обязан всем нравиться, но "Арарат" получился слишком специфическим продуктом для внутреннего пользования, который лишь несколько градусов отделяют от национализма.