премьера опера
В Большом театре состоялась премьера оперы Джакомо Пуччини "Турандот". Трехмесячный труд американского режиссера Франчески Замбелло (Francesca Zambello), русско-американского сценографа Георгия Цыпина, британского светохудожника Рика Фишера (Rick Fisher) и дирижера Александра Ведерникова не пропал даром: в лице "Турандот" Большой театр обрел наконец визитную карточку, с которой может идти на мировой рынок.Неосторожно анонсировав "Турандот" еще в прошлом сезоне, Большой театр поставил ее в сложную конкурентскую ситуацию. На хвост Большому наступила Мариинка, внезапно исполнившая "Турандот" с Валерием Гергиевым (за пультом) и прекрасным Галузиным-Калафом (на сцене). Еще через пару недель маэстро Гергиев дирижировал зальцбургской "Турандот". Похоже, именно противостояние подтолкнуло театр к розыгрышу незапланированных козырей: после мучительного отбора главную роль в первых трех спектаклях все же отдали ведущей Турандот из Италии — Франческе Патане (Francesca Patane), на партию Калафа подготовили комплект теноров — Виталий Таращенко, Сергей Гайдей и приглашенный из Театра Станиславского Роман Муравицкий, петь Императора предложили итальянскому педагогу-стилисту Франко Пальяцци (Franco Paglliazzi). О звездном альянсе постановщиков — Франчески Замбелло и Георгия Цыпина — нечего и говорить.
Авторы спектакля говорили, что их "Турандот" — серьезное размышление о "большой политике и частных судьбах", о "тоталитаризме и любви". Глядя на сцену Большого, нетрудно было догадаться, что ответственность за "культурную память" всей этой китайской сказки в новой постановке взял на себя Георгий Цыпин. Высоченные ширмы из матового стеклопластика тревожно выбрасывают из милитаристски-монументальной массовки, копошащейся под ногами нечеловеческих размеров идола-болвана, чужестранца Калафа, его отца — изгнанного татарского царя Тимура — и трогательную рабыню Лиу. Над хоровыми созвучиями "народа Пекина" помимо дирижера трудится ржавая гильотина — нож во всю ширину сцены то и дело "подравнивает" толпу, видимую сперва в рост, потом в полроста.
Холодный блеск оформления — контрапункт к вокалу, в котором, убери декорации, моментально услышишь привычные изъяны труппы Большого: расшатанные тенора в начале "лунного" хора, сплющенные макушки выходной арии Калафа, заниженные реплики Императора (Франко Пальяцци) и осторожную — в первую очередь чтоб услужить певцам — поступь оркестра.
Впрочем, именно эта ситуация — как лучший способ приложения сил Большого театра — и волновала постановщиков. Ясно, что с пронзающим, как иголка, сопрано Франчески Патане (Турандот) никаких проблем: оно и с самых дальних углов сцены пробирает до костей, не теряя при этом ни одной ноты. С Калафом Романа Муравицкого тоже понятно: реплики слышны, и даже знаменитая ария Nessum Dorma звучит всего лишь с передавленным "си". А вот гротескное трио министров Пинга-Панга-Понга, увы, совсем не сложилось: слишком уж ленился Вячеслав Войнаровский.
Высоковольтность пуччиниевской партитуры вполне удалась оркестру лишь в громких маршевых эпизодах и в стандартных отыгрышах после известных арий. Однако говорить всерьез о требуемой чувственной экспрессии, как и о свободе дирижерских действий Александра Ведерникова, пока еще рано. Счастье, что у новой "Турандот" все же нашелся хозяин — Георгий Цыпин. Самый важный здесь финальный ход ему подсказала история "Турандот" — оперы, работа над которой оборвалась смертью композитора. До сих пор отсутствие авторского финала (опера дописана другом композитора Франко Альфано) открывало возможности разным трактовкам. Но Георгий Цыпин с присущей ему концептуальной жесткостью упер последний авторский текст Пуччини в актуальные символы Большого театра. И что же мы увидели? После сцены поцелуя на главную сцену страны выбежали хористы, миманс, массовка. Девушки в белых платьях 30-х годов, цитируя шажок циркачек из канонической советской комедии "Цирк", развернули болвана-пустышку, у которого на глазах выросли крылья из красных флагов, сделавшие гипертрофированный пупырчатый торс аллегорией герба СССР. Так что, показав завершение китайской сказки Пуччини сквозь оптику массового советского праздника, постановщики, собственно, и достигли своей цели. "Турандот" получилась настоящим гимном большой политике, Большому театру и тому тоталитаризму, спросу на который Большой театр будет теперь обязан своей рыночной судьбой.