Но вернемся к заказам. Кампания Наполеона в России 1812 года не могла не стать поводом для очередной легенды о единении чудо-богатырей вокруг не менее чудного трона и еще более чудной победе над супостатами под чутким руководством монарха. Первым заказчиком стал император Николай I, отметивший с размахом 25-летний юбилей войны. Тогда было воздвигнуто множество памятников, но главное, по высочайшему повелению придворный военный историк, а по совместительству еще и цензор А. И. Михайловский-Данилевский получил задание сочинить ее историю в четырех томах. В этой книге, автора которой современники называли первым баснописцем после Крылова, впервые появилось определение "Отечественная война" (ранее участники событий ее так не называли). Вполне естественно, что многие факты замалчивались, а еще большее их количество просто было выдумано.
Следующим крупным заказчиком был Сталин, даже вернувший для этого важного партийного задания опального академика Е. В. Тарле из ссылки. А стоило вождю заявить, что Кутузов "загубил Наполеона и его армию при помощи хорошо подготовленного контрнаступления", как историки наперегонки стали сочинять соответствующие опусы. В то время как никакого контрнаступления не было. После сражения при Малоярославце Кутузов по обыкновению отступил в направлении Калуги, и неизвестно, где бы он закончил свой поход, если б Наполеон сам в преддверии холодов не предпринял марш на Смоленск. Узнав об этом, Кутузов всего лишь последовал за ним, принципиально избегая боев с Бонапартом, и, даже когда войска последнего оказались в полном окружении фланговыми армиями русских на Березине, он не решился дать Наполеону еще одно сражение: воспоминания о поражениях при Аустерлице и Бородине были еще свежи. В результате Наполеон смог спасти основную часть своих войск.
Сейчас мы наблюдаем все атрибуты "инициативы снизу" по возвеличиванию главы государства: бюсты, портреты, предисловия к школьным дневникам, пасхальные яйца, спортивные праздники с девочками в ленточках. Все это России не впервой.
7 сентября пройдут празднования на поле Бородина. Ожидаются приезд чиновников высокого ранга, проведение очередной "научной" конференции вновь с "патриотической" направленностью, что явно не может привести к объективному освещению событий. С моей точки зрения, истинный патриотизм для исследователя заключается в честном выполнении своего профессионального долга. В общем, можно подытожить, что "историки" находятся в атмосфере ожидания очередного властного заказа. Хочу заметить, однако, что некоторые товарищи бегут впереди паровоза, начав заблаговременно слагать раболепные оды. Но все это не нашло бы понимания в народе, если б не извращенное отношение к истории не как к науке, а как к чему-то далекому от однозначности точных дисциплин. Общее представление подменяет научное знание, бороться с этим почти невозможно. Наши люди про эту историю все знают сами, как про футбол и болезни. И тем не менее, пользуясь временной паузой в опеке сверху, я постараюсь штрихами обозначить то, что ранее замалчивалось.
Начнем с того, что война 1812 года ничем не отличается от антифранцузских коалиций, которые вели европейские страны с 1792 года с целью восстановления во Франции дореволюционных порядков. Благодаря ряду побед французская армия, преследуя русско-прусские силы, постепенно дошла до бывшей польско-российской границы. И тут завистник Наполеона Александр I был вынужден пойти на Тильзитский мир, условия которого он не хотел выполнять и продолжал готовиться к новой войне. В сентябре 1808 года в письме к матери, императрице Марии Федоровне, Александр писал, что Тильзит — это временная передышка, для того чтобы "иметь возможность... увеличивать в течение этого столь драгоценного времени наши средства и силы... А для этого мы должны работать в глубочайшей тайне и не кричать о наших вооружениях и приготовлениях публично, не высказываться открыто против того, к кому мы питаем недоверие". Для сравнения приведем два высказывания Наполеона. 14 марта 1807 года он пишет министру иностранных дел Талейрану: "Я убежден, что союз с Россией был бы нам очень выгоден". И уже после заключения мира Наполеон наставляет Савари, другого своего министра: "Если я могу укрепить союз с этой страной и предать ему долговременный характер, ничего не жалейте для этого".
Тезис о том, что присоединение России к торговой блокаде Англии повлекло за собой финансовый кризис, сделавший войну неизбежной, неверен. Его причины — традиционные для России: инфляция, расходы на оборону, долги, дезорганизация в государственных структурах. За шесть лет начиная с 1804 года было напечатано 272,5 млн рублей, в то время как было в ходу 260,5 млн. Курс ассигнаций упал с 80 копеек в 1802 году до 25 в 1811 году. Расходы же на армию в 1807 году, т. е. в год заключения мира, увеличились с 63,5 млн до 118,5 млн. Учитывая, что потери казны от сокращения торгового оборота с Британией составили всего 3,6 млн, вывод очевиден: на "невыгодный" мир, заключенный с Францией, свалили свои собственные просчеты. Союз с Россией, не имеющей геополитических споров с Францией, против Англии всегда оставался внешнеполитической доктриной Наполеона. Он мог рассчитывать на мирное завершение континентального конфликта и успешную борьбу с Британией, которая являлась объективным и главным соперником такой экономически развитой страны, как Франция, только при содействии России. О серьезности его намерений красноречиво свидетельствуют многие факты. 18 июля 1800 года Бонапарт предложил императору Павлу безвозмездно вернуть 6732 пленных российской армии, включая 130 генералов и штаб-офицеров; более того, он распорядился вернуть им оружие и выдать новые мундиры за счет французской казны. Позже, уже после возвращения России в стан противников Франции, он продолжал проводить намеченную политику, практикуя столь же широкие жесты (в том числе после разгрома русских под Аустерлицем и Фридландом, когда Наполеон приказывал прекратить преследование). Для современников не было тайной, что к убийству Павла, вступившего в дружеские отношения с Францией, была причастна Англия. Александр же изменил внешнеполитическую доктрину своего "горячо убимого" отца и начал затяжную борьбу с Наполеоном. Он был главным инициатором конфликта 1812 года. Наполеон еще был в Париже, а царь уже подъезжал к границе. Теперь нашими союзниками стали Англия, Швеция и Испания. Таким образом, войну правильнее называть шестой антифранцузской коалицией (к примеру, кампания, окончившаяся Аустерлицем, именуется третьей антифранцузской коалицией). Российское командование отказалось от намеченных планов наступления (Багратиона и других генералов), только когда убедилось в неготовности армии к новому походу в Европу (как обычно у нас бывает: на охоту ехать — собак кормить). Причем Александр уже в 1811 году отдавал приказ начальникам корпусов, стоящих на западной границе России, снова перейти границу и отправиться воевать с Наполеоном. Но нерешительность прусского короля, не ратифицировавшего союзную конвенцию, на которую Александр рассчитывал, вынудила его остановить армию.
Первоначально в планы Наполеона не входило переходить границу. Зная о намеченном нами новом походе против Франции, он надеялся, что Александр будет колебаться и снова пойдет на переговоры, а затем, если бы они были отвергнуты, рассчитывал нанести удар во фланг наступающей русской армии в Пруссии. Но время шло, петербургский посол в Париже затребовал паспорта (что означало объявление войны), осень приближалась, политическая репутация требовала действий, и Наполеон был вынужден сам начать наступление.
Приграничных боев, на которые рассчитывало французское командование, не вышло: скорость нашего отступления превзошла все возможности кавалерии Мюрата, благо места отступать было предостаточно. Остановить преследование означало бы для французов серьезное политическое поражение в глазах Европы и уход от решения проблемы.
Западные губернии империи (Литва, прибалтийские земли) встретили Наполеона с распростертыми объятиями. Здесь формировались собственные правительства из верхушки местной аристократии; простое население встречало европейцев как освободителей; дни рождения Наполеона, его жены, дата его коронации были объявлены национальными праздниками, равно как день победы при Бородине и взятия Москвы. В Литве были сформированы части, влившиеся в армию вторжения (более 20 тыс. человек), многие из которых остались верны Наполеону до Ватерлоо. В украинских и белорусских областях, недавно присоединенных к России по последнему разделу Польши, люди не прониклись еще к новой власти и дезертировали во множестве из русской армии. А некоторые даже вошли во вкус борьбы за воссоединение Речи Посполитой. Одна особо активная дама собрала отряд из 200 женщин и выразила желание идти за французами.
Авторы официозов не любят вспоминать, что ополчение, созванное по указу Александра, воевало не только против французов, но и против своих. Наиболее зверской была расправа правительственных войск над 7200 восставшими ополченцами Пензенского уезда. Светлейший князь Кутузов, как настоящий феодал (владелец 5667 крепостных), посылал карательные отряды в деревни, где крестьяне не подозревали о единении всех сословий вокруг трона, а пытались бороться с рабским положением подопытных животных какой-нибудь Салтычихи. Героический генерал Раевский писал: "Я боюсь прокламаций, чтобы не дал Наполеон вольности народу, боюсь в нашем краю внутренних беспокойств". Можно предположить, что боевой генерал знал, как справиться с ревностными патриотами-рабами. Крестьяне еще смели надеяться, что после всех испытаний им будет дарована свобода или что-то вроде этого. Но в благодарственном манифесте российского самодержца звучало леденящее: верным крепостным надлежит вернуться в "первобытное состояние". А у нас повторяют байки про "отечественную войну". И это в рабской крепостнической России, где крестьяне рубили себе пальцы, чтобы не идти в армию, и где главной статьей деятельности Кутузова на посту командующего было избегать встреч с Наполеоном на поле боя и топить в крови крестьянские выступления, а развитого гражданского общества, которое бы могло вести осознанную борьбу за свои права, и в помине не было? Если только рассуждать по Гейне: "Отечество раба там, где палка".
Большинство населения России вообще не знало, кто, зачем и откуда наступает. Главным идеологическим оружием была агитация священников про Наполеона-антихриста, который во Франции уравнял в правах иудеев с представителями других религий.
Можно ли назвать исход войны 1812 года победным для России? Не вполне. С точки зрения доктрины (именно это есть критерий оценки внешней политики любого государства) это во многом было серьезным поражением. В 1804 году в знаменитой "Инструкции" Александра I центральной задачей объявляется "убедить Англию в необходимости пересмотра ее Морского кодекса" для обеспечения прав и интересов других держав на началах "порядка и справедливости". Это было прямым продолжением политики Екатерины II и Павла I. Более того, почти дословно эти же мысли звучат и в тексте Берлинского декрета Наполеона о блокаде Англии, к которой Россия присоединилась, подписав Тильзит. Но Англии все же удалось поссорить объективных союзников, геополитических и стратегических. Именно поэтому Наполеон почти в экстазе повторял множество раз, что войны не хочет ни он, ни Александр, но только Англия. Именно поэтому Кутузов считал преступлением уничтожать армию Наполеона и идти в Европу помогать Британии. В борьбе за чужие интересы царя упрекал и Карамзин в "Записке о древней и новой России". Здесь победила Англия — она осталась хозяином торговли, она продолжила консервацию национальной российской индустрии, экстенсивного пути ее развития.
Далее. Россия в 1812 году понесла такой материальный урон, от которого еще несколько лет не могла оправиться (несравним с французским). С военной точки зрения вообще парадокс: Наполеон на протяжении всей кампании держал инициативу — французы наступали, выиграли Бородино, вступили в столицу, по собственной инициативе покинули ее, взяли Малоярославец, вернулись на старую Смоленскую дорогу, сорвали стопроцентно успешный план окружения на Березине и т. д. Они не проиграли ни одного крупного боя, зато имели успех во всех стратегических операциях. Официальная победа правящих крепостнических слоев общества породила реакцию, крестьянская реформа была отложена до поражения в Крымской войне. Россия осталась еще и должником Англии и Голландии (расплатились в 1898 году) за кредиты на войну.
С точки зрения целей отчасти да, Наполеон потерпел неудачу — в том смысле, что он не добился мира и союза с Александром. С политической точки зрения тоже — авторитет в мире был поколеблен. Итак, мы видим очевидную необходимость обратиться к такому понятию, как диалектика. Именно в этой категории заключается вся сложность и неоднозначность исторической действительности. Отмечу, что это еще и чисто отечественная черта — даже победив в войне, мы умудряемся жить побежденными, т. е. хуже побежденных, иногда даже получать от них гуманитарную помощь.
И последнее. Заграничные походы русской армии в 1813-1814 годах были описаны весьма подробно. Но мало кто знает, что, по самым скромным подсчетам, более 40 тыс. (!) русских солдат, ступив на французскую землю, разбежались по деревням, где устроились на работу к фермерам и даже вступили в брак с их дочерьми. Причем, когда в 1815 году Александр I направил официальною просьбу Людовику XVIII помочь вернуть дезертиров на родину (им гарантировались безнаказанность и оплата переезда), никто из них не согласился.
ЕВГЕНИЙ ПОНАСЕНКОВ