— Какие преимущества дает Эрмитажу сотрудничество с Фондом Гуггенхайма?
— Международные проекты Фонда Гуггенхайма — и музей в Бильбао, и Дойче Гуггенхайм в Берлине — каждый по-своему были успешны. Что касается Эрмитажа, то пока судить о масштабных результатах рано. Примечательно то, что Эрмитаж независимо от Гуггенхайма склонялся к этой модели музейного сотрудничества, открыв в Лондоне свой филиал Сомерсет-Хаус — небольшое здание со сменными выставками. Главная проблема, которая сейчас возникает при таком множестве международных филиалов, это проблема их наполнения. Производство оригинальных музейных экспозиций на поток поставить довольно сложно. Все это начинает стоить огромных денег, потому что теперь вопрос не только в том, что показывают, но и как. Пример — недавно состоявшаяся в Нью-Йорке выставка "Бразилия: Тело и душа", ради которой знаменитый архитектор Жан Нувель перекрасил Музей Гуггенхайма в черный цвет. И даже эта выставка с многомиллионным бюджетом и экстраординарным выставочным дизайном оказалась убыточной.— Но большие музеи могут "взять" своими шедеврами.
— Да, все чаще выставки делаются уже исходя не из концепции, а из набора шедевров. Правда, в Лас-Вегасе новаторской была сама идея внедрения высокого музейного искусства в кичевую среду города-казино. Но для большинства публики это оказалось слишком тонко и сложно — уже не секрет, что этот проект не принес ожидаемых коммерческих результатов. Но в целом то, что Гуггенхайм решил переключиться на выставки по принципу "от бизона до барбизона", то есть больших экспозиций искусства целых стран, культур и цивилизаций — это, по-моему, попытка найти выход из этой ситуации.
— Насколько стиль работы фонда применим в России?
— Противоречия между американским музейным менеджментом и системой личных отношений, на которой держится музейная жизнь в России, обнаружились довольно скоро. С пятью юристами Гуггенхайма никаких неуставных отношений быть не может, без огромного количества бумажек ничего не происходит. Реакцию рядовых музейных сотрудников на перспективы, разворачиваемые Гуггенхаймом, в основном можно определить как пассивный нейтралитет. Энтузиастов можно пересчитать по пальцам. Может быть, потому, что у нас мало любят искусство XX века, авангард, на который ориентирован Гуггенхайм, возникший как музей беспредметного искусства.
— Неужели ничего не изменилось?
— Революция все же произошла — не в музейном мире, но в общественном сознании по отношению к музеям. Например, то, что Владимир Потанин вошел в совет попечителей Фонда Гуггенхайма — это факт исключительный; и заметьте, что его вступительным взносом стали деньги, вложенные не в Нью-Йорк, а в Петербург. Можно сказать, что российские корпорации начинают серьезно присматриваться к музеям. Сейчас готовится несколько больших выставок русского искусства на Западе, которые финансируются русскими деньгами, в частности, выставку "Супрематизм Малевича" в Берлине и Нью-Йорке в существенной степени спонсирует Альфа-банк. Просто потому, что здесь поняли, что это хороший пиар. И роль Гуггенхайма в этом очень велика. Главный результат — в разогретых мозгах. Музейное сообщество России эту историю игнорировать уже не может — вот и возникла ситуация соперничества.