Архивные лебеди

Алексей Ратманский восстановил историческую хореографию Петипа

Реконструкция балет

Горюющую Одетту (Виттория Валерио) Ратманский заключил в клетку лебединых рук, которую извлек из глубины веков

Фото: Marco Brescia and Rudy Amisano/Teatro alla Scala

Балетная труппа театра «Ла Скала» завершила летний сезон показом «Лебединого озера», реконструированного Алексеем Ратманским по архивным записям Николая Сергеева. Из Милана — Татьяна Кузнецова.

Алексей Ратманский увлекся реконструкциями не так давно. Его первый научный эксперимент — трехактная «Пахита» — увидел свет в Мюнхене в 2014 году, в 2015-м в Нью-Йорке явилась «Спящая красавица», в 2016-м Цюрих представил «Лебединое озеро». «Ла Скала» оказался вторым в очереди, получив в свое распоряжение точную копию швейцарского спектакля.

Оригинальный хореограф с мировым именем оказался настоящим книжным червем: он педантично расшифровывает закорючки нотации, изобретенной в XIX веке, восстанавливает стремительные исходные темпы, проникает в логику танцевального мышления Мариуса Петипа и успешно прививает артистам манеру танца прапрабабушек и прапрадедушек. Этот тип танцевания, трогательный и грациозный, с иной техникой и иными правилами, поразил аутентичностью еще в «Пахите» — в отличие от декораций и костюмов (в «Лебедином» их автор Жером Каплан), которым хореограф не придает особого значения. А жаль: все эти вращения на полупальцах, «итальянские» прыжочки с присогнутыми коленями, ограничение высоты ног в адажио, поворотливые па-де-бурре и округлые ручки требуют старинной оправы, к которой так трепетно относился покойный Сергей Вихарев, первым из россиян реконструировавший балеты Петипа. В «Лебедином» Ратманского на оформление лучше закрыть глаза (впрочем, длинные пачки лебедей у Каплана вышли удачными); на первый план тут выходит хореография Петипа и Иванова — те эпизоды, что были утрачены за 120 лет жизни спектакля.

Это, конечно, предмет для диссертации. Однако даже неофит почувствует, как стремительно и увлекательно пролетает первая картина — день совершеннолетия принца Зигфрида, который обычно выглядит затянувшейся разминкой перед знаменитым лебединым актом. Заслуга Ратманского — в реконструкции грандиозного вальса поселян со всеми его старинными атрибутами. С табуретами, позволяющими фиксировать затейливые двухуровневые композиции, с увитым лентами майским деревом, позаимствованным рачительным Петипа из старинной «Тщетной предосторожности», с расчетливыми приливами и отливами кордебалетных масс. Правда, в той же картине оруженосец принца Бенно выдает подозрительного «козла» в своей вариации (jete en tournant с опрокинутым корпусом появились на свет значительно позже), режет глаз мельтешня па-де-басков на торжественную музыку полонеза, да и восстановленное па-де-труа Петипа явно уступает шедевру Горского (равно как и танец невест из третьей картины). Однако анахронизмы не отменяют общего впечатления цельности, а несовершенства отдельных фрагментов придают большей человечности самому Мариусу Петипа — хореографу, конечно, гениальному, однако знавшему и обычную творческую усталость.

Для русского глаза самыми непривычными выглядят «белые» акты — начиная с главной лебединой позы. Вообще-то многие знают, что «гуся» придумала в Ленинграде Агриппина Ваганова в начале 1930-х, так что неудивительно, что вытянутую вверх руку с отогнутой «клювом» кистью заменили крендельки рук, скрещенных над головой, под которыми прячут головки испуганные лебеди. Поза эта выглядит женственнее и трепетнее, убедительны также смятенные перестроения кордебалетных масс и дети-лебедята, занявшие своим танцем обычно голый центр сцены в главном вальсе лебедей. Логичным кажется и исторический факт участия оруженосца в лирическом адажио Зигфрида и Одетты: Бенно ненавязчиво подставляет крепкую руку или плечо, чтобы принц мог лучше разглядеть свою избранницу. Смущают разве что охотники, то и дело выскакивающие из-за кулис со своими арбалетами,— периодически они застывают статуями, а лебеди мирно укладывают головы им на плечо.

Труппа «Ла Скала» пока еще хранит следы академической муштры худрука Махара Вазиева, покинувшего ее ради Большого театра. Кордебалет держит линии и ракурсы, тройки-двойки-четверки солистов стараются работать синхронно и ровно. Принц (Клаудио Ковьелло — выдвиженец русского директора) танцует с благовоспитанной чистотой и с той же аккуратностью выражает положенные чувства. Его партнерша, сицилианка Виттория Валерио в роли Одетты-Одиллии (которая в этой версии вовсе не волшебница, а просто женщина, похожая на принцессу лебедей), актерствует за двоих: она умудряется быть пылкой и естественной даже в строго регламентированной пантомиме. Не говоря уже о хореографии, которую ее породистые ноги с поразительно красивой, идеально выворотной стопой выписывают с каллиграфической изысканностью. Увы, таким изящным ногам обычно не хватает силы: 32 фуэте, придуманные в позапрошлом столетии итальянкой Леньяни и исполненные ею на премьере «Лебединого» в Петербурге, Виттория Валерио открутила так потрясенно, будто этот трюк ей все еще в диковинку. Что, в сущности, тоже стало убедительным штрихом этой реконструкции, которую никогда не поставят в России: советские версии главного отечественного балета не допускают иных эстетических вариантов.

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...