В "Гараже" открылась выставка Реймонда Петтибона "Облако ложного прочтения" — ретроспектива калифорнийского художника, давно оставившего панк-эстетику юности, но не растерявшего ни капли ярости
Фото: Предоставлено галереей David Zwirner, Нью-Йорк
Фото: Предоставлено галереей David Zwirner, Нью-Йорк
Фото: Предоставлено галереей David Zwirner, Нью-Йорк
Фото: Предоставлено галереей David Zwirner, Нью-Йорк
Фото: Предоставлено галереей David Zwirner, Нью-Йорк
Фото: Предоставлено галереей David Zwirner, Нью-Йорк
Фото: Предоставлено галереей David Zwirner, Нью-Йорк
Почти все тексты о Реймонде Петтибоне начинаются с упоминания, вообще-то, не самого значительного в биографии художника факта. В 1977 году он нарисовал логотип для группы своего старшего брата Грега Black Flag. Четыре черных кирпичика — конструктивистская версия анархического флага, в которой ярость протеста не пламенеет, а дробится. Нет целости, бодрого единства, но есть напряженное трение элементов, пугающий ритм между ними. В этой вроде бы элементарной вещи можно увидеть прообраз всей будущей работы Петтибона.
На рубеже 70-х и 80-х он во многом создает визуальный стиль калифорнийского панка. Рисует флаеры, обложки альбомов, майки, распространяет свои зины на концертах друзей. И хотя роман Петтибона с панком длился совсем недолго, этот музыкальный контекст так и остается определяющим для репутации художника.
1982 год
Фото: Предоставлено галереей David Zwirner, Нью-Йорк
Несмотря на свои 60 лет, десятки премий и ретроспективы в крупнейших музеях, Петтибон все еще остается не совсем вписанным в историю искусства. Это дает ему большую свободу, но свободу очень определенного рода — далекую от наивности или вседозволенности.
Скорее это свобода скольжения. В смысле не уклонения от определенности, "колобковости" московского концептуализма. Один из любимых героев Петтибона — серфер. И его метод можно описать как атлетическую навигацию, скольжение по неприютному хаосу социальной стихии.
Сталкиваясь с искусством Петтибона, зритель волей-неволей пытается найти ему место в привычной системе координат и терпит поражение. Он узнает элементы: социальную язвительность американского андерграундного комикса, гротескную темень "капризов" Гойи, сюрреалистические парадоксы в духе Магритта и Эрнста, лица политиков с телеэкрана, винтажные порнографические картинки, католические иконы, психоделические трипы хиппи, мистическое визионерство романтиков, концептуалистские коаны о природе искусства, мужественные фигуры бейсболистов, цитаты из Джойса, деформированные тела мультипликационных героев и многое другое. При этом Петтибона не получается втиснуть в постмодернистскую традицию пересмешников, мешающих низкое с высоким, святое с грязным, элитное с массовым (вроде каких-нибудь братьев Чепмен). Его не интересуют ни созерцание этих границ, ни их трансгрессия. Поверх них он видит одно и то же: слова и образы.
1986 год
Фото: Предоставлено галереей David Zwirner, Нью-Йорк
Стиль Петтибона сильно меняется с годами, но основной принцип появляется почти сразу. Его работы — как правило, небольшие листы бумаги. На них — отточенные рисунки тушью. Это почти всегда знакомые образы. Они принадлежат общей культурной памяти. И они всегда полны насилия, ярости. Если на его рисунках не убийства и угрозы, то удары — биты бейсболиста или кисти художника. Если на них нет человеческих фигур, то вместо них — взрывы, вихри, нестерпимые сияния. Хрупкая рамка листа еле сдерживает насилие образа над глазом.
Рядом с изображениями обязательно расположены слова. Часто это длинные, сложные тексты. Они не дают зрителю сразу перейти к следующему рисунку, удерживают его, требуют чтения. И редко что-то проясняют. Эти высказывания находятся с рисунком в странных отношениях. Сложно сказать, что они такое. Реплики персонажей — как в комиксе? Исповедальные сентенции самого художника? Его комментарии к происходящему? Готовые слова, цитаты, взятые как монтажный материал? Понятно одно: их невозможно заглушить, освободиться, они не усмиряют действие образов, а атакуют зрителя с тылу.
2008 год
Фото: Предоставлено галереей David Zwirner, Нью-Йорк
В этих голосах действует власть — политики, религии, сексуальности, семьи, в конце концов, искусства. Голоса этой власти не оставляют человека, требуют его к ответу. Важное место среди них занимают и речи поколения 60-х (поколения родителей, с которым Петтибон постоянно выясняет отношения), вещающие об экстазе, свободной любви, независимости. Они становятся частью этого хора принуждения, влекут к катастрофе, к безумию (главным итогом культуры хиппи для Петтибона оказывается секта Мэнсона).
Зритель Петтибона зажат между насилием образа и всепроницающей тревогой речи. Художник не дает ему ускользнуть, не показывает спасительных лазеек. Он не позволяет ему занять и по-своему комфортную, возвышенно-аналитическую позицию интеллектуала, раскрывающего трагические противоречия социальной реальности. Работы Петтибона — не "критическое искусство". Его цель — присвоить этот конфликт и довести его до предела, трением текста об образ высечь огонь, превратить монтаж во взрывную реакцию. Каждый рисунок Петтибона — остановленный взрыв, спазм. В этом смысле его изысканная графика по-прежнему работает как простая и яростная панк-песня, как удар черного кирпича.
Рэймонд Петтибон «Облако ложного прочтения». Музей современного искусства «Гараж», до 13 августа