Выставка фотография
Государственный Эрмитаж открыл в рамках проекта «Эрмитаж 20/21» одну из самых необыкновенных в своей истории выставок — «Братья Хенкины: открытие. Люди Ленинграда и Берлина 1920–1930-х годов». Она представляет фотоархив двух никому до сих пор не известных фотографов, найденный потомками несколько лет назад. Как из 7 тыс. любительских снимков получилась серьезная выставка, рассказывает Кира Долинина.
Эта выставка сразу же задает своему зрителю вопрос: что он хочет увидеть — фотографию как таковую или разговор о фотографии? Привычнее было бы иметь дело с первым, однако Эрмитаж предлагает иную зрительскую работу: отобрав из 7 тыс. имеющихся в архиве Хенкиных снимков всего 142 кадра, кураторы решили не ретушировать царапины и утраты, не подгонять снимки под экспозиционный канон, а сохранить некую «архивную» подлинность того, что на художественность и тем более музейность никогда не претендовало. При этом историческим музеем тут тоже не пахнет — подчеркнутая инсталляционность выставочного пространства («мир старого фотографа») и взгляд куратора как художника делает фотографии материалом для авторского высказывания. И авторы тут не только (и не столько) братья Хенкины.
История этого архива не детектив, но вполне себе исторический роман. Вдова Якова Хенкина Фрида после блокады переехала в коммуналку на Невском проспекте. Потом туда переехала ее внучка Ольга с семьей. Коробки с пленками (наряду со склянками фотохимикатов и деталями старой фототехники) в квартире хранились как память — печатать эти бесконечные рулоны было немыслимо дорого. Какая-то часть была напечатана еще до войны, при жизни Якова Хенкина, и хранилась в семейных альбомах многочисленной родни. Однако когда технический прогресс и руки потомков дошли до сканирования старых пленок, оказалось, что кроме тысяч кадров предвоенного Ленинграда имеется почти столько же снимков Берлина ровно того же времени. О человеке, жившем в 1930-х в Берлине, в семье почти не говорили. Из отрывочных воспоминаний удалось собрать следующее: старший брат Якова Евгений (первый родился в 1903-м, второй — в 1900-м) в 1926 году уехал в Берлин, учился там в Берлинском технологическом университете, не закончил, играл на терменвоксе, чем и зарабатывал. В 1936 году сбежал от нацистов, но не на Запад, а на Восток, за что поплатился почти тут же: в ноябре 1937-го был арестован в квартире сестры в Ленинграде в качестве «музыканта Ленгосэстрады», а в декабре расстрелян. Брат Яков, мирный бухгалтер и инженер-экономист, пережил брата ненамного — ушел добровольцем на фронт и уже в ноябре 1941-го умер от ран в полевом госпитале. Вполне классические биографии двух еврейских мальчиков рубежа веков из богатой провинциальной семьи: хорошее образование, переезд в Ленинград, скромная карьера одного (в конце 1920-х уже лучше было не высовываться), странная заграничная эскапада второго (уехать учиться в Германию в 1926-м было уже не таким легким делом) и страшная гибель обоих — ровно такая же, какая ждала миллионы их сограждан.
Детали этих биографий историкам еще предстоит выяснить. А вот музейщики уже взяли архив в оборот. Они создали путешествие в 1930-е годы — линейное и парное. Ленинград и Берлин, лица и улицы, ритм тел в строю и индивидуальность каждого уличного поцелуя, битые витрины еврейских магазинов и партсобрания советских заводов, кафе и стадионы. Оба Хенкина были фотолюбителями, но страстными — они снимали запоем, и снимали хорошо. По их пленкам можно отследить их привычные маршруты, «свои» районы, места отдыха, любимых моделей. В этом потоке есть большая История (формирование стадного чувства двух вскоре схлестнувшихся наций почти осязательно), но больше просто воздуха времени. Шоком становятся не столько виды, сколько лица — герои фильмов Алексея Германа выходят из этих фотографий как живые. Тут есть отличные кадры, вполне способные войти в хрестоматии, но ради них не стоило бы и заводиться — ценность архива Хенкиных именно в его необозримости, в насыщенности фотографической ткани.
Любительские архивы вот уже пару десятилетий серьезно занимают умы исследователей. Иногда они безымянны и воспринимаются исключительно как исторические документы. Иногда за фигурой скромной няни скрывается большой художник (случай Вивиан Майер). В случае с Хенкиными коллективное бессознательное и частное художественное перемешаны так плотно, что работать с этим материалом — одно удовольствие. Эрмитаж эту работу только начал.