выставка искусство
В Санкт-Петербурге в Музее Анны Ахматовой и Центре книги и графики открылась выставка современной британской графики "В печати". Комментирует МИХАИЛ Ъ-ТРОФИМЕНКОВ.Графическая экспозиция в литературном музее — не случайность: все ее участники уже десять лет сотрудничают с издательством Pergamon Press. Его честолюбивому руководителю Чарльзу Бут-Клибборну (Charles Booth-Clibborn) пришло в голову предложить скульпторам, живописцам, концептуалистам, видеоартистам, в основном принадлежащим к движению YBA — молодых британских художников, поработать в традиционной технике ксилографии. Издатель не мелочился: работать предлагалось сериями, иногда из нескольких десятков произведений. На первый взгляд по-британски аристократичный, почти просветительский жест: перевести радикальное искусство в традиционный формат, грубо говоря, загнать инсталляции в клетку плоскости. Но это и жест, столь же по-британски абсурдистский, немыслимый нигде в мире. Ведь среди приглашенных респектабельнейшим издательством художников оказались легендарные братья Чэпмен (Chapmen), Джейк (Jake) и Динос (Dinos). Их работы с истериками снимают с выставок, а музеи, которые их показывают, пытаются лишить госдотаций, как это не так давно произошло в Нью-Йорке.
Большинство художников перевели в графику, словно покрыв благородной патиной, то, что в своей нормальной ипостаси они практикуют при помощи новейших технологий. Адам Лоу (Adam Low) — видеозаписи, фиксирующие происхождение луча сквозь эмульсионный слой. Аниш Капур (Anich Kapur) — "телевизионные скульптуры", то есть отпечатки пульсирующих электронных сигналов. Сара Моррис (Sarah Morris) — графически редуцированные фасады зданий, превратившиеся в помесь Мондриана с Вазарели. Дамиан Херст (Damian Hirst) — увеличенные упаковки от лекарств, уверяя при этом, что его серия создана по мотивам Нового Завета. Гэри Хьюм (Gary Hume) — постматиссовские женские портреты.
Одним словом, выставка могла бы показаться пресной, если бы не Чэпмены. Прославившиеся манекенами, сплошь покрытыми, словно язвами, гениталиями, они не изменили своему специфическому взгляду на мир и в такой "анахроничной" и архисложной технике, как офорт. Серия "Ужасы войны" (The Disasters of War) отсылает к кошмарам Франсиско Гойи, а "Великолепный (точнее было бы 'изысканный'.— Ъ) труп" (Cadavre ecsquis) — к найденной сюрреалистами формуле автоматического письма "Изысканный труп хлебнул молодого вина" и к сюрреалистической же практике своего рода игры в "чепуху", только не вербальной, а визуальной.
Свое место в искусстве братья определили совершенно точно. Они — из числа неподдельных визионеров, зрителей ночных кошмаров, мастеров черного юмора на грани садизма. Такие встречались и среди романтиков, и среди сюрреалистов, не переставая быть, по сути своей, одиночками, представителями вневременной и вненациональной, почти оккультной породы. Британский юмор здесь ни при чем. А реалии ХХ века, например, виселица-свастика, на которой развеваются словно накаляканные детской рукой трупики, это ни в коем случае не конъюнктурно-антифашистское осовременивание Гойи, а так, еще один болезненный мираж.
Сама техника офорта оказалась не просто благоприятна, но идеальна для воплощения зыбкого, как тающие штрихи, мира, где разрушение и сексуальность нерасчленимы. Люди, слипшиеся в бесформенное тело с 36 пенисами, 16 вагинами и 6 анусами, перечеркнутое словом "Fuck". Мальчик с носом-пенисом и ртом, превратившимся то ли в клапан противогаза, то ли в свиной пятачок. "Великолепные трупы", один из которых сочетает в себе человеческие внутренности, руку-душ, руку-голову, заячью голову, хищные когти и кабаньи копыта. Все эти монстры — прямые родственники манекенов Чэпменов. Как и не входящие ни в один из циклов два натуральной величины черепа на красном фоне, свешивающие в зал глаза на пружинках, подозрительно напоминающие совсем иную часть тела.
По заряду манящего ужаса с Чэпменами может сравниться лишь Марк Квинн (Marc Quinn), хотя изображает он не трупы и пытки, а цветы. В 1998 году он разработал метод, позволяющий сохранить цветы в жидком, остающемся невидимым силиконе в охлажденном стеклянном резервуаре. Лепестки делались твердыми, как стекло, а цветы обретали немыслимо яркие оттенки. Вот их-то он и запечатлел на огромных пигментных офортах. Его восторги по поводу собственного изобретения — "Они ведь мертвые, а с виду, как живые" — разделить трудно. Именно что с виду они страшнее, чем мертвые. И в голову приходит всякая чушь: то ли они сейчас кусаться начнут, то ли тешат своими неестественными красками чэпменовские "изысканные трупы", собравшиеся на шабаш.
Если упрощать, то Pergamon Press, включив Чэпменов в круг своих авторов, сыграло ту же социокультурную роль, что играет в современной России издательство Ad Marginem, перешедшее от постструктуралистской философии к Баяну Ширянову и Владимиру Сорокину. Функцию регулирования, отбора из "маргинальной" зоны того, что получит право остаться в истории культуры. С той только разницей, что Pergamon — настолько устоявшийся институт, что никому и в голову не придет обвинять его не то, что в порнографии, но даже в дурновкусии. Никто не скажет презрительно: "а, Pergamon — это те, что издают Чэпменов". Напротив, произнесут с уважением: "Чэпменов пригласило Pergamon".