"Первый канал" анонсировал премьеру сериала "Красные браслеты" — адаптации одноименного каталонского сериала про детскую дружбу в больнице с элементами мистической сказки. За два года до эфира "Красные браслеты" получили главный приз и приз за лучшую режиссуру на фестивале "Движение" в Омске, а его режиссер Наталия Мещанинова ("Школа", "Комбинат "Надежда"") успела за это время в соавторстве с Борисом Хлебниковым написать сценарий к фильму "Аритмия", ставшему главным событием последнего "Кинотавра". О сериальной условности, новом режиссерском поколении и рожающей лисе с Наталией Мещаниновой поговорил Константин Шавловский
Из всех российских сериальных адаптаций "Красные браслеты" — самая, наверное, неочевидная. Во-первых, оригинал почти никому не известен, а во-вторых, это сериал про детей, больных раком,— не самая рейтинговая, на первый взгляд, история.
Идея, действительно, была на грани безумия — представить, что на нашем телевидении можно прийти к кому-то с таким проектом и запуститься, было трудно. Но продюсеры Ольга Володина и Елена Котунова влюбились в этот материал, а в какой-то момент в команде появился украинский продюсер Виктор Мирский, который смог презентовать проект "Первому каналу". Сначала я была только одним из соавторов сценария, режиссером должен был быть другой человек. Но через полгода продюсеры пришли ко мне и показали пробы, в которых актеры все время были "на слезе" — о чем бы ни говорили, они не могли забыть, что их герои тяжело болеют, и каждую минуту умирали в кадре. По интонации это было очень далеко от оригинала, а всем хотелось сохранить легкость и сказочность каталонского сериала. Продюсеры не хотели никакой социальности российских больниц. В итоге они меня уговорили, а я настояла, чтобы в проект как сорежиссера взяли Оксану Бычкову. Она и подтянула к нам Евгения Цыганова, Аню Михалкову, Ольгу Сутулову, Машу Шалаеву, Каролину Грушку, Мадлен Джабраилову. Детей мы уже выбирали вместе.
Такой, в общем-то, неочевидный адрес для обращения за сказочностью — к автору фильма "Комбинат "Надежда"".
Но "Комбинат" к тому времени еще не вышел, а на "Первом" меня уже знали по "Школе".
Для интереса я посмотрел оригинальный сериал и с трудом нашел несколько отличий.
Так была поставлена задача — аккуратно перенести историю на нашу почву, максимально сохраняя оригинальный сюжет. Мы, конечно, убирали излишний наив, проработали русскую разговорную речь, но при этом пространство осталось таким же условным. Мы и рассчитываем на то, что люди посмотрят и скажут: таких больниц не существует. Мы же ее даже специально для съемок построили, потому что если бы снимали в реальной больнице, то не смогли бы себе позволить весь этот магический реализм, все эти допущения — вроде того, что герой через два дня после ампутации ноги бегает по коридорам. Может быть, это мой личный загон, но я считаю, что если снимаешь в настоящей больнице — то, будь добр, рассказывай все как есть и не ври. Поэтому больница у нас такая, немного из сказки.
Для тебя "Красные браслеты" — заказная работа или скорее собственное высказывание?
Меня зацепило уже на этапе кастинга, а в какой-то момент уж совсем понесло, так что вокруг бегали продюсеры и орали: "Наташа, хватит снимать кино — у нас сериал! Успокойте оператора, куда он полез!" Мы хотели, чтобы качественно наша история отличалась от среднего телевизионного продукта. Ну и конечно, для этого приходилось все время изобретать что-то — мы же по действию заперты в одном и том же пространстве больницы. Мы уходили в переработки. Нас терпели. При этом, честно скажу, у меня самой никогда не возникало потребности писать сериал. Думаю, то, что лично меня интересует, в сериальную форму не облекается. Так что можно сказать, что я пишу сериалы для денег. Но отдача здесь такая же, как и в кино. Сейчас, например, я участвую в разработке двух сериалов и трачу на это много сил. Притом что я понимаю, что все равно нет и не будет такого эффекта, как, допустим, от "Во все тяжкие". Все равно это все немного вторичное, по следам великих сериалов.
Опыт работы над "Красными браслетами" как-то повлиял на сценарий "Аритмии"?
Вообще нет. Конечно, и там и там — про врачей. Но в "Браслетах" все медицинские истории были уже за нас придуманы Альбертом Эспиносой, который, кстати, сам перенес такую же операцию, как наши главные герои. А в "Аритмии" мы все писали с нуля. К тому же работа врача скорой помощи сильно отличается от работы врача больнице. И мне пришлось проникать в этот мир подробно, гораздо подробнее, чем в "Браслетах". Потому еще, что в "Браслетах" была сказочность, мы сознательно прятали социальность, а в "Аритмии", наоборот, хотели показать все как есть.
А что, по-твоему, дает это "все как есть", эта приближенная на максимум к зрителю реальность?
Сложный вопрос. Как мне кажется, степень достоверности в нашем случае была нужна для того, чтобы мы поверили герою. Мы хотели показать руки, которые вот так работают, речь, которая вот так работает, интонацию, с которой этот врач разговаривает со своими пациентами. Для того чтобы ты прилип к нему, чтобы видел и понимал, что он мало и плохо спит, что у него нет совершенно времени ни на жену, ни на что — только набухаться.
Но вот, например, в нашем любимом румынском кино все это тоже есть, но есть еще и универсальный уровень прочтения. Как, например, в "Смерти господина Лазареску" — аллюзии на Данте. А в "Аритмии" его как будто бы, действительно, нет. Или есть?
Мы с Борей никогда про это не говорили, но думаю, что фильм без него бы не получился. И еще я думаю, что этот уровень не всегда закладывается в сценарий концептуально. Боря вообще пришел ко мне с желанием написать ромком для ТНТ — про молодую пару, разошедшихся, но вынужденных жить вместе. Не помню уже, кто из нас предложил сделать героя врачом скорой помощи. Мы пошли за этой идеей, и жанр поменялся — из ромкома вышла драма.
Истории про врачей, персонажей, по определению имеющих дело с жизнью и смертью,— это ведь, как правило, истории не про состояние медицинской отрасли, а про состояние общества. Об этом вы тоже с Хлебниковым не говорили?
Об этом как раз мы задумывались. И мне кажется, что герой Саши Яценко — очень современный герой. По-новому современный. Это не такой врач из наших, возможно, сложившихся представлений, который после института обреченно идет на маленькую зарплату и которому наплевать на людей. Это очень сознательный герой, и каждый его выбор, его протест против системы — они очень взрослые. Это не инфантильный бунт, его в принципе не волнуют Путин, Собянин с плиткой или фейсбук. Он здесь и сейчас решает свои задачи как может и как считает нужным. Такой решительности в нашем поколении и поколении за нами, мне кажется, не было. Моя сестра, например, вышла замуж, потому что парень ее через лужу перенес. Была такая легкомысленность по отношению к своей жизни — и личной, и профессиональной.
Только что на ММКФ была показана программа "Поколение # выбирает", где молодые российские режиссеры, и ты в том числе, показывали фильм по своему выбору и объясняли его. Ты ощущаешь это поколение как свое?
Я почему-то больше ощущаю общность с 40-летними — с Борей Хлебниковым, с Сережей Лобаном. А с Нигиной Сайфуллаевой, Ваней Твердовским, Лерой Германикой — вот с ними почему-то нет. Мне кажется, мы все по отдельности существуем. Не потому что мне не нравятся их фильмы, а просто есть ощущение, что мы не вместе.
Почему ты выбрала для показа "Грозовой перевал" Андреа Арнольд?
Во-первых, потому что выяснилось, что фильм "Хочу свистеть — свищу!" Флорина Щербана существует только на пленке. Это прекрасный и редкий румынский фильм. А во-вторых, потому что со "Смертью господина Лазареску" Кристи Пую тоже какая-то проблема возникла. "Грозовой перевал" был в моем списке на третьем месте, но это тоже один из моих любимых фильмов. Я совсем не любитель экранизаций, костюмного кино и бабочек, бьющихся в окно. В "Грозовом перевале" все это есть. И там еще много кадров, где ветки скребут по стеклу, или птицы летают в небе, или кузнечик ползет по траве,— в общем, всего того, что я в кино ненавижу. А здесь не могу оторвать от этого глаз. Может быть, потому что, с одной стороны, это исторически условный фильм, а с другой — он суперподробный, почти тактильный. Я его пересматривала много раз и не могу разгадать загадку, где в нем тот момент, на который я подсела, где там спрятан этот наркотик. А он там определенно есть.
Но ведь это в первую очередь экранизация Эмили Бронте, а сестры Бронте, можно сказать, "научили женщин говорить". И это, действительно, очень современная экранизация, со свободной камерой, создающей эффект присутствия. В общем, когда ты показываешь этот фильм в программе "Поколение выбирает", а одним из важных явлений последних 15 лет стал как раз массовый приход женщин в режиссуру, трудно не прочитать твой выбор как манифест, во-первых, женского, а во-вторых, очень современного взгляда на мир.
На вопросах про женское-мужское я всегда теряюсь и не знаю, что ответить. Я просто никогда об этом думаю. Что касается гиперреальности фильма — конечно, это мне близко. Но в нем есть и что-то другое. Много всего другого. Если честно, я вообще не готова манифестировать ничего, в том числе "документальный стиль" в кино, с которым все мои фильмы так или иначе связаны. Это только один из приемов, один из способов рассказа. И мой следующий фильм будет снят немного иначе, хотя это, конечно, будет очень подробное, в том числе по существованию актеров в кадре, кино. Но оно будет при этом немного другое по языку. Чуть-чуть в сторону поэзии.
Что это за проект?
Он называется "Сердце мира". Это история про взрослого парня, который устраивается работать на притравочную станцию ветеринаром. На станции живет хозяин со своей семьей, который становится для главного героя человеком, чье расположение он страшно хочет завоевать. Но при этом совершает кучу каких-то глупых, дурацких и жестоких поступков и думает, что его никогда не простят. Но в итоге мир оказывается не так жесток, как он себе это представлял. Вот такая штука. И еще там будет много животных. В кадре, например, рожает лиса, и герой ну, можно сказать, оказывается при ней акушеркой.
На словах о рожающей лисе я почему-то вспомнил "Антихриста".
А ты знаешь, что у Триера дрессировщики научили лисенка говорить? То есть, конечно, не говорить, но шевелить губами, как будто он разговаривает? А все думают, что это компьютерная графика.
Зачем тебе понадобилась притравочная станция, откуда она вообще взялась?
У нас дома живут собаки, и мы их туда водим. Это очень противоречивое и потому интересное пространство. И люди относятся к этому пространству очень по-разному. У нас будет история про лис, которых выпускают зеленые, и они все погибают в лесу, потому что одомашнены в черт знает каком поколении. Мне кажется, это такая всегда актуальная идея — о том, что нельзя вторгаться в чужой мир, каким бы он тебе ни казался жестоким, не разобравшись, со своей правдой. Нужно быть внимательней и нежнее к происходящему. И нет одной правды. Мне вообще интересны истории, где конфликт происходит не между добром и злом, а из-за разницы интересов. Не люблю в кино лобовые приемы, когда режиссер знает больше, чем его герои, и на основании этого выносит им приговор.