Готова ли Россия к повороту в сторону цифровой экономики? Глава «Ростеха» Сергей Чемезов заявил в эксклюзивном интервью «Коммерсантъ FM», что развитие новых технологий в стране значительно отстает от мировых показателей. С ним беседовал экономический обозреватель Олег Богданов.
Фото: Станислав Залесов, Коммерсантъ / купить фото
— Президент Владимир Путин на форуме говорил о новых технологиях, о внедрении их в нашу действительность. С вашей точки зрения, этот процесс уже начался? Когда он будет на пике?
— По моей оценке, мы пока еще на начальном этапе. Я могу привести такие цифры: для развитых промышленных стран доля цифровой экономики в ВВП составляет 5,5%, в развивающихся странах — 4,9%, то есть разрыв не такой большой, но Россия находится гораздо ниже — у нас 2,8%.
— То есть мы все-таки здесь немного опоздали?
— Конечно, мы опоздали, и очень далеко ушли от нас наши конкуренты.
— Президент говорил о том, что нужно повышать производительность труда. Недавно экономисты ЦБ сказали о том, что девальвация рубля сейчас не играет для экономики такой значимой роли, что в ней больше минусов, чем плюсов, ведь она не позволит покупать высокие технологии и увеличивать производительность труда. С этой точки зрения по каким направлениям будет развиваться эта цифровая революция, не побоюсь этого слова?
— Мне кажется, все-таки курс не нужно держать. Поскольку все-таки основная часть продукции, которую мы производим, в том числе и корпорации, мы производим на экспорт. И, конечно, чем выше будет курс, тем больше мы зарабатываем в рублях.
— Однако из-за такой ситуации с курсом рубля страдает население.
— Знаете, если предприятия получают больше прибыли, то у них есть возможность выплачивать больше премий, повышать заработную плату. Поэтому здесь трудно сказать, что здесь исключительно минус или плюс.
— С вашей точки зрения, цифровая революция в России по каким направлениям будет развиваться в первую очередь?
— Самое главное — поставить «на цифру» управление производственными процессами.
— Здесь могут быть применены технологии блокчейна, например?
— Наше предприятие этим сейчас и занимается — организацией управления всеми производственными процессами. У нас это сегодня задача под номером один. То есть мы сейчас занимаемся тем, чтобы поставить, организовать все это производство и организовать цифровую экономику, запустить на само производство, в частности, на «КамАЗ».
— То есть это наша основа, фундамент?
— Да.
— Какой-то опыт за рубежом перенимаете?
— Что-то немногое берем, но в основном это все-таки наше, российское.
— Как вы думаете, какими темпами у нас будет расти доля несырьевого, именно высокотехнологичного, экспорта?
— Если сравнить с экспортом вооружения, то у нас еще совсем недавно, в 2000-х годах, его доля была совсем мизерной — порядка $3-$5 млрд. Сегодня наша доля составляет $15 млрд. В структуре мирового экспорта мы занимаем уверенное второе место после американцев.
— Направления какие? Юго-Восточная Азия — все-таки наш основной партнер?
— Не только. Это и арабский мир, и латиноамериканские страны, и, конечно, Юго-Восточная Азия, о которой вы сказали.
— Там, кстати, отмечается основной рост потребления и энергоносителей. Наверное, именно в этом регионе будет много всяких технологических разработок.
— Да, конечно.
— То есть направление вектора не поменяется?
— Думаю, что нет. А какое может быть другое направление? В Европу нас не пустят. В США наше оружие мы тоже никогда не продавали, за исключением нескольких контрактов, да и то они тогда покупали вертолеты не для себя — мы 50 с небольшим вертолетов, за которые заплатили американцы, поставили для Афганистана.
— Скажите, пожалуйста, в российской экономике наметился небольшой рост. А у вашей корпорации какие темпы роста?
— Выручка у нас выросла на 14-15% и достигла 1,266 трлн руб. Это консолидированная выручка всех предприятий.
— А маржинальность?
— Прибыль составляет порядка 90 млрд руб.
— Президент говорил о необходимости поддерживать стартапы. В этом направлении у вас как ситуация двигается?
— Мы начинаем работать с ними. У нас есть научно-технический совет, и к нам обращаются очень многие изобретатели, как их раньше называли, а теперь стартаперы.
— Слово-то не очень хорошее, на самом деле.
— Да, лучше «изобретатели». Мы вначале все предложения выносим на научно-технические советы, которые их рассматривают, и если что-то представляет действительный интерес и реализуемо, то, конечно, у таких идей есть перспективы.
— А какой объем средств выделяется на эти программы?
— Конкретно сейчас мы не ограничивали бюджет какими-то конкретными цифрами. То есть мы смотрели, если предложением было интересно, значит, мы давали возможность начать над ним работать.
— То есть любой интересный проект вы поддержите?
— Да.