— Когда за три месяца до начала Олимпиады вы попали в больницу с сотрясением мозга, казалось, все надежды на ваш успех в Сиднее растаяли...
— Перед отъездом на Олимпиаду я чувствовала себя хорошо. Но последний сбор велосипедистов в Чите до сих пор вспоминаю с содроганием: он испортил мне и самочувствие, и настроение. Потом были позорные олимпийские седьмое и двенадцатое места в групповой гонке и разделке, и я, признаться, подумала, что пора ставить точку. Однако не стала рубить с плеча и взяла годичный отпуск.— Где вы его провели?
— В Швейцарии. Я уже три года живу в Лугано в семье своего бойфренда, бывшего велосипедиста-профи. Он предлагает оформить наши отношения официально, однако я замуж не тороплюсь. Сначала, считаю, нам нужно немного пожить своим домом, отдельно от родственников. Кстати, недавно я переехала из Новочеркасска в Москву, где на свои олимпийские призовые приобрела и отремонтировала квартиру. И теперь подумываю: а может, нам с Феличе в России обосноваться?
— Трудно было снова вживаться в роль спортсменки?
— Не столько физически, сколько психологически. Ведь несмотря на то, что мой личный тренер Владимир Рева составил для меня программу и морально поддерживал, я поняла, что оказалась, как говорится, вне времени и пространства. Российской федерации, которая, похоже, в меня больше не верит, я не слишком-то и нужна. В прошлом году в Москве президент федерации Александр Гусятников мимоходом обронил: мол, мы бы, конечно, взяли тебя в нашу профессиональную женскую команду "Итера", но, извини, финансы не позволяют...
— Как же вы строили свою спортивную жизнь?
— Попросилась в маленький итальянский клуб Chirio — в гонках-то участвовать надо. Вот итальянцы меня худо-бедно одевают, обувают, велосипеды дают, но "живых" денег мне давно уже никто не платит — ни клуб, ни Россия. Пришлось нам с тренером полгода назад продать наши автомобили, иначе мы не смогли бы оплачивать ни авиаперелеты, ни гостиницы. Теперь и эти деньги кончились. Старт в Крылатском стал для меня всего лишь двенадцатым в сезоне, тогда как девчонки из команды "Итера" — они же мои коллеги по сборной, куда я теперь вновь попала,— участвовали уже примерно в сорока гонках. Рева просил руководство российской команды разрешить мне хотя бы изредка стартовать с итеровками, но наталкивался на отказ. А когда мы так или иначе оказывались на гонках рядом, то выяснялось, что вместо шести заявленных гонщиц из "Итеры" часто стартовали лишь четыре. Выходит, дело не в отсутствии вакансий, а в чем-то другом?
— Так вы расплачиваетесь за год простоя?
— Наверное. Меня, мягко говоря, сильно покоробило, что недавно в Швейцарию из России звонил какой-то неизвестный и окольными путями пытался выяснить источники моих доходов. Хоть убей не пойму — пусть даже мой жених и миллионер (хотя из семьи давно ушел отец, а мама Феличе потеряла работу по уходу за инвалидами, и теперь мы проживаем заработанные в велоспорте накопления), я же российская спортсменка. Причем достаточно высокого класса, чтобы рассчитывать хотя бы на элементарную помощь.
— Несколько лет назад вы сказали, что Россия — единственная страна, где начальники не умеют строить отношения со спортсменами...
— Увы, меняется руководство, а пренебрежение к спортсменам остается. Как же мне обидно сознавать свою ненужность своей стране! А ведь у меня есть даже титул "Лучшая велогонщица России ХХ века".
— В середине 80-х в подобной ситуации оказался легендарный трековый гонщик Сергей Копылов. Имея 70 наград разного достоинства, он тоже попросил годичную передышку. А его, 26-летнего, выставили из спорта, сопроводив вдогонку показательной фразой: мол, таких, как ты, у нас в базарный день пятачок — пучок. Но до сей поры второго такого Копылова в России нет и не предвидится...
— Если по отношению ко мне ничего не изменится, я еще подумаю: готовиться к чемпионату мира или нет. Ведь победа в российском чемпионате, где уровень участниц невысокий, не стала для меня абсолютным показателем силы. А в Бельгии меня интересует только медаль. Чтобы ее получить, мне нужно набрать высокую форму и гоняться, гоняться, гоняться. За десятым же местом в Зольдер я не поеду.