В конце апреля Воронежский театр драмы устроил «современное исследование театральных объектов». Творческая лаборатория, которую сокращенно назвали СИТО, прошла во второй раз, заметно скорректировав репертуар. Худрук театра Владимир Петров и режиссер-постановщик Никита Рак пригласили в Воронеж четырех молодых выпускников МХАТа и Центра имени Мейерхольда: Елену Ненашеву, Никиту Бетехтина, Тимура Шарафутдинова и Ивана Комарова. Каждому после жеребьевки дали возможность за пять дней поставить на сцене драмтеатра эскиз постановки по не реализованному ранее киносценарию. Молодые режиссеры могли использовать все ресурсы воронежского театра: свет, звук, декорации, а главное – труппу и зрителей.
Концепция проекта СИТО и спектакли, которые создают его участники, могут вызвать у искушенного и требовательного зрителя вопросы: зачем классическому театру лабораторный эксперимент, чем это может заинтересовать самого зрителя? Ответ на первый вопрос театр легко формулирует сам.
«Когда мы приходили в театр, мы все хотели создавать что-то новое, менять мир. Мы постоянно что-то ставим, репетируем, организовываем, но в какой-то момент это превращается в рутину, которая убивает дух театра, мы забываем, зачем сюда пришли. СИТО придумано, чтобы обновиться и вспомнить, зачем мы здесь. В прошлом году, когда мы ставили пять пьес Ивана Вырыпаева, я лично обновился. Но после этого нужно было что-то делать дальше. И мы сделали шаг для развития этой идеи – пригласили молодых режиссеров, нашли сценарии. Очень здорово, что ребята откликнулись и приехали, они оживляют театр, омолаживают актеров. Я уверен, что после показов этих эскизов театр, заряженный новой энергией, продолжит делать вроде бы привычные вещи, но с особым настроем, с новыми смыслами», — рассказал на пресс-конференции режиссер Никита Рак.
У худрука Владимира Петрова похожие идеи: «Привычные для театра вещи — два-три месяца тщательных репетиций, сверхзадача, зерно роли, разработка характеров – со временем воспринимаются как супружеская жизнь на 20-м году брака. Пять дней, чтобы сделать полноценный эскиз спектакля, – это спасительный стресс, он очень мобилизует организм театра и объединяет коллектив, который в этом режиме проверяет свои возможности, репетируя с утра до вечера».
Станут ли подготовленные молодыми режиссерами эскизы чем-то большим, чем просто любопытным развлечением зрителя на два вечера? На этот вопрос Владимир Петров однозначно не ответил, дав понять, что здесь многое упирается в финансы. Пригласить иногороднего режиссера, доработать его эскиз до полноценного спектакля и включить в репертуар, внеся новые интонации, – все это требует больших затрат, к которым драмтеатр может быть не готов.
Нам удалось подробно познакомиться с двумя эскизами, созданными выпускниками МХАТа: постановкой «Девочка Надя, чего тебе надо?» по тексту Геннадия Шпаликова, которой занимался Никита Бетехтин, и спектаклем Елены Ненашевой «Мой брат умер» по Алексею Балабанову. Остальные спектакли – это эскиз «Весна» по сценарию Ренаты Литвиновой, подготовленный Иваном Комаровым, и эскиз «Анна» Тимура Шарафутдинова по сценарию Петра Луцика и Алексея Саморядова.
«Девочка Надя, чего тебе надо?»: власть молодежи
Геннадий Шпаликов больше известен как сценарист («Я шагаю по Москве», «Застава Ильича»), режиссером ему удалось стать лишь однажды, в 1966 году, когда он снял свою «Долгую счастливую жизнь». Никита Бетехтин, который создавал свой эскиз по сценарию так и не снятого фильма «Девочка Надя, чего тебе надо?», уверяет: решил «идти от автора» и попытался «уловить интонацию Шпаликова». «Как можно ставить вне интонации? Я пересмотрел его фильмы. Было важно услышать 1974 год, год его смерти, год написания сценария, чтобы сделать спектакль», — рассказал Бетехтин. Эскиз спектакля, который молодой режиссер подготовил за пять дней, представляется историей о жестокой борьбе противоположностей. Мир и покой весеннего вечера против железного грохота фабричных станков, шумный сумбур пьяного застолья против интимности тихой беседы двух людей, а праздничный фуршет, где во весь голос поют «Я люблю тебя, жизнь!», — против мрачной атмосферы поминок.
Именно так эскиз и построен – на противостоянии контрастов. Самые многословные и массовые эпизоды (чаще всего на сцене находятся сразу все герои спектакля), во время которых зритель рискует потерять нить происходящего, перебиваются выразительными монологами актера драмтеатра Романа Слатвинского, зачитывающего в тишине фрагменты из сценария Шпаликова. Празднику жизни и молодости в начале спектакля противопоставляется смерть одного из героев и трагический финал. Возвышенные социалистические идеалы и вера в светлое коммунистическое «завтра» в характере главной героини контрастируют с идейным упадком и разочарованием, проявляющимися по ходу действия.
Эскиз Никиты Бетехтина — крайне актуальное высказывание о судьбе молодежи, которая впервые идет во власть, и рассказ о том, как ее высокие идеалы и установки сталкиваются с действительностью. Режиссер открывает текст крайне своевременно, сейчас эта история очень нужна на сцене. Сжатые сроки подготовки заметны — в эскизе стоит поработать над слишком уж резкими переходами, сменами состояний героев и связями между сценами. Без этого эскиз воспринимается несколько невнятно. Но кажется, что такая постановка могла бы быть доработана до полноценного спектакля, который нашел бы свое место на воронежской сцене.
«Мой брат умер»: Балабанов вне экрана
Режиссер Алексей Балабанов скончался в 2013 году. Как и Шпаликов, он не успел сделать многого из того, что планировал. Сценарий фильма «Мой брат умер», над которым он работал в то время, так и остался незавершенным. Для Елены Ненашевой, которой выпало готовить эскиз по этому тексту, задача «идти за авторской интонацией» оказалась не такой простой. Балабанов – очень неоднородный режиссер, который менялся на протяжении своего творческого пути. В его незаконченный сценарий многие темы, вопросы и детали перекочевали из предыдущих фильмов. Есть два брата, есть слово «урод», обращенное к ним, есть аномальная мистичность, свойственная его «Про уродов и людей» и «Я тоже хочу», есть насилие и есть вера. Последний мотив, заметно, особенно заинтересовал Ненашеву как интерпретатора, а незавершенность сценария (авторский текст – это практически наброски) сильно развязала ей руки как постановщику. Эскиз вызвал особый интерес у воронежцев — мало кто может себе представить, как вообще ставить в театре Балабанова.
Елена Ненашева не изменила текст, но рискнула попробовать самые разные средства, чтобы адаптировать сценарий. В эскизе «Мой брат умер» видны творческие поиски в области пластики, видеопроекции, танца, раскрытия персонажей. Эти эксперименты дали неожиданные результаты. Ненашева обнаружила в тексте Балабанова черный юмор и смогла успешно реализовать его на сцене. Удачно «вытащен» из текста и исполнен на сцене эротизм – важный элемент балабановского киноязыка. Очень органично, совершенно в духе автора, перенесен в театр «киношный» экшен. Незавершенность этого сценария, как оказалось, не только дает творческую свободу режиссеру, но и требует от него сильного «соавторства». Для постановки эскиза «Мой брат умер» явно нужно больше времени, чем пять дней: постановщику явно необходимо по-своему «завершить», переформатировать этот материал.
После премьерных показов в театре думают над судьбой эскизов. «Мы провели обсуждение эскизов со зрителями и устроили голосование, в том числе и в соцсетях, — рассказал пресс-секретарь драмтеатра Дмитрий Колесников. – Было принято решение устроить повторные показы эскизов для тех, кто не смог посмотреть в первый раз, и для тех, кто хотел бы увидеть еще раз. Они пройдут 21, 22 и 23 мая в том же формате – по два эскиза в день. Вполне вероятно, что один из них будет превращен в, так сказать, легкий спектакль. Нужно учитывать, что созданные в рамках СИТО постановки – вещи довольно специфические. Как эксперименты они вызывают интерес, но как полноценные спектакли могут оказаться ненужными городу и зрителям».
В 2016 году созданная на первом СИТО пьеса «Солнечная линия» Ивана Вырыпаева, которую тогда зрители посчитали лучшей, так и не вошла в репертуар воронежского драмтеатра — права на ее постановку принадлежат московскому «Современнику».