В "Новом Манеже" начались показы живописи Владимира Брайнина. По-другому и не назовешь: в среду картины появились в залах слева от входа, через неделю выставка займет еще и правую половину. И вся эта живопись — о Москве, которую в исполнении живописца можно и не узнать, считает ИГОРЬ Ъ-ГРЕБЕЛЬНИКОВ.
Выставка называется очень внятно — "Штукатурка. Фонтаны. Решетки. Лужи", в том смысле что, все эти составляющие городской среды многократно и многоцветно варьируются на брайнинских холстах. У некоторых — римская нумерация типа "Фонтан VII". Учитывая, что римской цифирью принято называть столетия и королей, а с названием "Фонтан" в современном искусстве ассоциируется лишь дюшановский писсуар, художника можно заподозрить в какой-то вычурной артистической позе. Эту догадку картины Владимира Брайнина по крайней мере не опровергают.Российская столица у художника Брайнина выходит такой, будто еще не родились ни Юрий Лужков, ни Зураб Церетели, да и вообще никакого искусства, кроме живописи, в ХХ веке не было. Чего в Москве Владимира Брайнина в избытке, так это красиво облупившихся классических фасадов с атлантами и кариатидами, церквей и электрических проводов, отразившихся в лужах, бесконечных кованых решеток. И все это кочует из картины в картину, чтобы лишь слегка отличиться пластикой и колоритом. Живопись давно уже не обращала такого детального внимания на архитектурную Москву, но в исполнении Владимира Брайнина объект почти утратил свою узнаваемость.
Бесконечно самоповторяясь, художник пишет картины не о городе, а чтобы напомнить о существовании самой живописи, отодвинутой ХХ веком на периферию искусства. Его предыдущая большая выставка в "Новом Манеже" так и называлась — "Картины". И там тоже была Москва фасадов, решеток, луж, которые ничем особенным не отличаются от фасадов, решеток, луж любого европейского города. Рисовать "картины" с такой преданностью ремеслу и безразличием к предмету рисования — по-своему концептуальный жест. Но в принципе для того, чтобы реабилитировать живопись, можно с маниакальным упорством рисовать все, что угодно,— был бы, как говорится, талант.
Но у нас, чтобы представлять еще с советских времен советскую живопись за рубежом, регулярно выставляться в хорошем зале, попадать своими картинами в корпоративные коллекции, сделать наконец себе имя лучшего живописца Москвы (так заслуженно величают Владимира Брайнина в профессиональной среде), приходится усаживаться с мольбертом и красками исключительно в историческом центре города. И уметь даже в новодельном фонтане разглядеть благородную патину старины.