На прошлой неделе ООН сообщила, что за три года конфликта в Южном Судане там было убито 82 работника гуманитарных служб, а число беженцев достигло 3,5 млн человек. Кроме того, в феврале ООН объявила о ситуации массового голода в одном из штатов Южного Судана — Юнити, что стало первым подобным случаем за шесть лет. При этом война между племенем динка, к которому относится президент страны Салва Киир, и этническим меньшинством нуэр продолжается. О том, что усложняет и без того крайне тяжелое положение людей в самой молодой стране мира, корреспонденту "Ъ" Кириллу Кривошееву рассказал гендиректор операционного центра организации "Врачи без границ" в Амстердаме Арьян Хехенкамп, который в конце марта посетил Южный Судан.
Фото: Jeroen Oerlemans
— Население территории, на которой объявлено положение массового голода,— около 100 тыс. человек. Почему гуманитарные организации не могут обеспечить людей в штате Юнити всем необходимым?
— В первую очередь важно знать, что случилось с этими людьми. Они бежали из своих деревень из-за насилия, их дома сожгли, и сейчас они живут на болоте, где нет доступа к здравоохранению. И это также объясняет, почему сложно добраться до них — они специально бежали в труднодоступные места, потому что насилие продолжается.
— Места, в которых они живут сейчас, расположены далеко от деревень?
— Если говорить о расстоянии, то не очень. Но есть естественные барьеры, которые позволяют им чувствовать себя в безопасности,— болота. Путь к одному из таких лагерей занял у меня три или четыре часа.
— Эти люди из племени нуэр?
— Да. Мы работали в Судане с 1988 года и видели, как эти люди страдали еще во время войны между севером и югом страны.
— Верно ли, что ситуация на территориях племени нуэр хуже, чем на территориях, которые контролируют динка?
— Сложно сказать. В Южном Судане не только конфликт между племенами (динка и нуэр.— "Ъ"), но и противоречия внутри каждого из племен. В племени нуэр тоже есть конфликт между кланами. Причины — политические, исторические, личные.
— В самих лагерях на болотах безопасно?
— Там, где был я, ничего опасного не было.
— Благодаря миротворцам?
— Нет, я так не думаю. Миротворческие силы ООН иногда патрулируют территорию за пределами городов, но в основном они сконцентрированы в населенных пунктах. Но местные политики говорили мне, что стороны заключили некое перемирие, чтобы позволить нам оказать людям помощь. По их словам, на тот момент было тихо именно поэтому. Давайте посмотрим, что будет через несколько недель. В последнее время было много дождей, а дожди в Южном Судане полностью размывают дороги — по ним невозможно ездить. Поэтому большинство гуманитарных операций отложено на три или четыре недели.
— А где именно расположены ваши больницы в Южном Судане?
— Если говорить именно про этот район, у нас есть больница в Лире — городе в провинции Юнити. Она действовала там с 1998 года, но за последние два года на нее нападали и разграбляли четыре раза. Я был там, видел все разрушения своими глазами — ее больше нельзя использовать. Да и сам Лир превратился в город-призрак — люди бежали из него.
— Как ваш персонал защищается от мародеров?
— Прежде всего общаемся с обеими сторонами конфликта, чтобы они знали, кто мы и что делаем. Никакой вооруженной охраны у нас нет.
— А были ли конфликтные ситуации? Может, вам запрещали куда-то поехать?
— Как я уже говорил, грабили наш госпиталь в Лире, и это делали люди, которые вовлечены в конфликт.
— С какой стороны были эти люди — правительство или оппозиция?
— Это непонятно — туман войны скрывает все. Понятно, что каждая из сторон указывает на другую, а никаких прямых доказательство у нас нет, тем более что это происходило не один и не два, а четыре раза.
— Что вам сказали местные власти, когда больница была разграблена?
— Кроме того что они перекладывали вину на другую сторону, они уверяли, что теперь все точно будет хорошо, будет безопаснее. У нас это вызывает сомнения. Население уходит, оно пытается спрятаться вдали от городов и деревень. Чтобы наглядно показать, как сложно этим людям, я перескажу, что они говорили мне, когда пришло время засевать поля: "Мы не можем послать на работу в поле мужчин, потому что их убьют. Мы не можем послать туда молодых женщин — их изнасилуют. Поэтому назад в деревню мы отправляем пожилых женщин — это безопаснее".
— Подтверждаете ли вы сообщения, что правительство Салвы Киира блокирует поставки гуманитарной помощи в районы, где живет племя нуэр?
— Нет, нас они не блокировали. Мы спокойно работаем, информируя их о наших действиях. Но, разумеется, власти могли бы сделать больше, чтобы способствовать доставке гуманитарной помощи людям. Например, в марте они объявили, что разрешение на работу в стране для иностранцев теперь стоит $10 тыс. в год (до этого оно стоило $100-300 в зависимости от квалификации сотрудника.— "Ъ"). Такие меры точно не помогают. Но тем не менее нас ни разу не блокировали при попытке поехать туда. Может, с этим сталкивались другие гуманитарные организации.
— А есть ли города, где ситуация относительно нормальная? Например, столица Джуба?
— Столица тоже не самое безопасное место. Многие жители столицы до сих пор живут в лагерях ООН, потому что боятся их покидать. Но в Джубе действительно есть места, где тихо — можно гулять по улицам, ходить по магазинам.