Время первой ракетки
Пришел час Роджера Федерера
Этот год имеет все шансы войти в спортивную историю как "год Роджера Федерера". Ему, лучшему теннисисту — не десятилетия, не нынешнего века, а всех времен,— удалось украсить свою удивительную биографию еще одним удивительным подвигом. Вернувшись на корт после полугодового перерыва, едва залечив травму, в 35, в пенсионном по теннисным меркам возрасте, швейцарец снова заиграл так, как играл в молодости, собирая титулы, призовые и гигантские порции лайков от обожавшей его, впрочем, и в куда менее урожайные годы публики.
В бесчисленном списке определений и терминов, которые принято употреблять, говоря о Роджере Федерере, в этом году определенно доминирует "феномен". Банальность в общем-то, но куда от нее денешься?
Ему все равно, быстрый или медленный корт, он не делает ставку на какой-то элемент — подачу, выходы к сетке, бесконечный бег по задней линии, потому что он умеет все это
Феноменом он был, конечно, всегда. И всегда хотелось найти этому какое-то объяснение. В середине прошлого десятилетия, когда талант Федерера созревал, а потом цвел пышным цветом, все ломали голову над тем, откуда взялось это невероятное чувство мяча, эта техника, позволяющая отправлять его на чужую половину легкими, едва заметными движениями. Как можно вот так — одной рукой, без напряжения — бить бэкхенд, удар слева, который большинство давно бьет с двух рук, потому что так удобнее? Как вообще в эпоху становящейся все более и более узкой специализации может существовать теннисист, которого не подтянешь ни под один игровой профиль? Ему все равно, быстрый или медленный корт, он не делает ставку на какой-то элемент — подачу, выходы к сетке, бесконечный бег по задней линии, потому что он умеет все.
В конце прошлого десятилетия все ломали голову над тем, когда Роджер Федерер начнет наконец сдавать позиции следующей волне. В теннисную элиту уже ворвался Рафаэль Надаль, его полный антипод, изяществу предпочитающий скорость и упорство, все делающий через надрыв, не играющий, а воюющий. В ней уже осваивались другие гении помоложе Федерера — Новак Джокович, Энди Маррей. Эта волна, казалось, должна была смести его, завоевавшего кучу титулов и кучу денег, выигравшего все четыре турнира Большого шлема и покорившего рекорд Пита Сампраса по общему количеству триумфов на них. Но вместо того чтобы сдаться, Федерер ввязался в битву с подросшей генерацией сверходаренных игроков и вполне успешно в ней выживал.
Пару лет назад Би-би-си выпустила подробное исследование на тему "феномена Федерера", спровоцированное результатами ежегодных опросов, которые проводила Ассоциация теннисистов-профессионалов. К тому времени ветеран уже отдал титул теннисного монарха Джоковичу, и победы приходили к нему редко. А большие, казалось, уплыли навсегда после триумфа, седьмого по счету, на любимом Wimbledon в 2012 году. И тут выяснилось, что Федереру, даже чуточку опустившемуся в рейтинге, по-прежнему нет равных. Болельщиков просили назвать любимого игрока, и, по данным Ассоциации теннисистов-профессионалов, за него голосовало более половины респондентов, и это учитывая богатство выбора.
Тогда эксперты разыскали дюжину преданных поклонников Федерера со всей Европы и нескольких ученых, специализирующихся на спорте, спортивной психологии и спортивном маркетинге, решившихся эти данные препарировать. Некоторые поклонники признавались, что готовы тратить на поездки на турниры весь семейный бюджет только ради того, чтобы увидеть любимого теннисиста, некоторые — что теннис сам по себе им не особенно интересен, и только теннис, в котором есть Федерер, отчего-то обретает смысл. Ученые рассуждали о том, что все тут удачно совпало: человек из Швейцарии, не вызывающей ни у кого отрицательных эмоций, отторжения, примерный семьянин и отец, женатый не на фотомодели, а на милой "домашней" девушке Мирославе,— и это попадание в точку в мире, подуставшем от образа enfant terrible, который продвигали в теннисе многие — от Джона Макинроя до Андре Агасси. Кроме того, Федерер — активный пользователь Twitter, все время находящийся в контакте со своей аудиторией. А еще он способен носить неброскую теннисную форму так элегантно, будто бы это смокинг. Иными словами, Федерер как Джеймс Бонд, тоже обожаемый людьми, придерживающихся разных ценностей и говорящих на разных языках, но за вычетом показной жесткости. Бонд без крови, разящий наповал магией обращения с мячом и ракеткой, магией улыбки, тонкой шутки и неизменного, точно по Киплингу с его "успех и пораженье — две лживых маски на лице одном", достоинства.
На излете 2016 года все ломали голову над тем, стоит ли считать то, что происходит с Федерером, подготовкой к скорой и неизбежной точке в его карьере. Болячки мучили теннисиста весь прошлый сезон, а в июле он объявил, что берет паузу, чтобы вылечить травмированное колено. Пауза затянулась на полгода, и тех, кто полагал, что 2017-й будет для Федерера чем-то наподобие прощального тура, было гораздо больше тех, кто верил в то, что возвращается он ради того, чтобы снова взобраться на вершину.
Правы, как ни странно, были вторые. И даже они, наиболее преданные адепты "культа Федерера", не могли предположить, каким будет его возвращение. Что швейцарец с ходу возьмет первый же, и 18-й в своей карьере, турнир Большого шлема в сезоне — Australian Open и в финале в пяти сетах разберется с Надалем, хотя марафонские пятисетовики, как считалось раньше, показаны не ему, а как раз двужильному испанцу. Что продолжит в том же духе, а весной сотворит редкий "солнечный дубль", выиграв два соседних супертурнира в США — в калифорнийском Индиан-Уэллсе и в Майами. Что к середине апреля у него будет фантастическая статистика — на 19 победных матчей одно поражение, а от игры будет веять свежестью, как в разгар нулевых. И что аналитики вновь будут ломать голову над его феноменом, теперь гадая, откуда взялась такая свежесть, и даже публиковать статьи по этому поводу на серьезных ресурсах. Они будут искать причины возрождения Федерера и даже выдвигать версию о "духовном освобождении" после мучительных раздумий о смысле нынешней, "закатной", части карьеры: мол, очень похоже на то, что он отказался от гонки за достижениями и призами и решил просто получать удовольствие. И тут-то и появилось раскрепощение.
Что и говорить, дурацкая версия — будто бы раньше Роджер Федерер мучился, гоняясь за рекордами, а не с легкостью творил теннисные шедевры. Впрочем, и "умные" — научные и материалистические — версии не лучше. Природа этого феномена так же невероятна, как отматывание времени вспять могучей невидимой рукой во имя любимого героя, уход которого жутко хочется оттянуть на как можно более далекий срок. Желательно — на вечность.
Роджер Федерер и его Rolex
Посланником Rolex Роджер Федерер стал в 2009 году — до этого он носил часы другой швейцарской марки,— и с того времени он не раз говорил о том, что его часы напоминают ему о самых важных моментах его жизни.
В тот год Роджер Федерер только что выиграл Roland Garros и на Wimbledon попытался побить рекорд Пита Сампраса, лучшего на тот момент игрока по числу побед в турнирах Большого шлема.
— Когда я смотрю на свои часы, я вспоминаю тот день, как будто бы он был вчера,— говорит Федерер.— Пит Сампрас пришел посмотреть финал — он всегда говорил, что обязательно придет, если у меня будет шанс побить его рекорд. Там были Бьорн Борг, Род Лейвер и Джон Макинрой, который комментировал матч. И в тот момент, когда я выходил с корта, они спустились поздравить меня. Rolex напоминает мне и о том, что если не трудиться по-настоящему, это сделает вместо тебя кто-то другой и в конечном итоге тебя превзойдет. Надо быть жестким и беспощадным к себе и сопернику, всегда играя честно и красиво. Я думаю, что это очень важно".
Среди часов знаменитой швейцарской марки, украшавших запястье спортсмена, были Oyster Perpetual Cosmograph Daytona 116500 LN, Rolex Datejust, Rolex Milgauss, Rolex Submariner. А в Мельбурне, крепко держа кубок в руках, Федерер показал публике и свой новый Rolex GMT-Master II BLNR. Эти часы коллекционеры прозвали "Бэтменом" за цвета сделанного из Cerachrom кольца циферблата — и они, похоже, уже стали для Федерера счастливыми часами года.