Концерт классическая музыка
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Духанин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Духанин / купить фото
В Большом зале консерватории в рамках фестиваля LegeArtis состоялся вечер Первого симфонического ансамбля (Персимфанс). Проект под названием "Красное колесо" был посвящен столетию революции. Рассказывает Ярослав Тимофеев.
В 2009 году единственный независимый симфонический оркестр в стране — РНО — стал государственным. Все, кто восхищался осуществленной утопией, оплакивали ее неизбежный конец. Но в том же году началось воплощение новой утопии, еще более невозможной: появился Персимфанс, который существует не только без госденег, но и без директора и даже без дирижера.
Исторический Персимфанс был ровесником СССР, однако распался куда быстрее — в 1932-м, когда самоуправляемая коммуна уже воспринималась как угроза вертикали власти. Зато сегодня идея Персимфанса по-прежнему и жизнеспособна, и революционна. Сотня профессионалов делает огромную работу практически даром и получает от этого удовольствие — прямо-таки вопиющее торжество гражданского общества.
Нынешняя программа, названная "Красное колесо", должна была крутиться вокруг революции. Начали с радикальной партитуры "На Днепрострое" Юлия Мейтуса. Вот тихие воды Днепра, вот индустриализация долетает до его середины — и вдруг из-под пера Мейтуса вырывается стихийная, "первобытная" музыка, ассоциирующаяся скорее с "Весной священной", чем с бетонной плотиной. В эти минуты хорошо слышна специфика Персимфанса: дирижеры в азартные моменты иногда придерживают коней, а здесь узды нет — и музыканты дают себе волю, счастливые, как дети, оставленные в комнате с игрушками.
Очевидно, что Персимфанс был создан не только и не столько для публики, сколько для самих участников. Недаром в отличие от фасадной рассадки обычного оркестра здесь замкнутый овал (что, кстати, создает проблему: скрипки, обращенные в арьер и закрытые спинами, акустически проваливаются). Мы волей-неволей оказываемся в позиции соглядатаев: а что там они делают? Постепенно начинаем различать "координаторов", которые дают сигналы: танцуют, кивают, дышат.
Эта диспозиция вкупе с отсутствием персонифицированной воли, то есть лидера с палкой, создает бесценное ощущение, что ты один на один с музыкой. Нет посредника, который призван доносить до тебя смысл. Есть лишь самодостаточный организм, производящий живую музыку. Особенно этот эффект действует, когда музыка неизвестная.
А вот в Первом скрипичном концерте Прокофьева отсутствие лидера сыграло против: скрипачка Ася Соршнева так и не вышла из хоровода, не взяла на себя функцию полноправного солиста, которая в такой музыке необходима.
Прокофьев, сам игравший с историческим Персимфансом, писал: "Говорят, что без дирижера они не могут взять ни одного аккорда вместе — все аккорды как у пьяного гусара". Сейчас с синхронностью справляются вполне прилично, правда, тратя на это немало сил. Но и оставшихся ресурсов хватает на многое: каждый солист, каждая группа не просто озвучивает свою партию, а самовыражается. Поэтому именно в Персимфансе можно услышать великолепные соло, к которым взревновал бы любой дирижер.
Второе отделение началось со стихов Голенищева-Кутузова про престарелого туркмена-наркомана, мораль которых такова: "Алла[х] могуч! Гашиша дым для счастья нищих создан им!" Сергей Ляпунов написал по мотивам поэмы дивную музыку, безнадежно старомодную в 1913 году, когда она появилась, но освежающую сегодня, когда ее никто не играет. Крамольные стихи вызвали счастливое улюлюканье в зале, но еще больший восторг наступил после финального номера концерта, в котором стоглавый коллектив огласил святые стены криком: "Будем лить вино ручьем, будем пить, пока живем!" Таково моралите Даниила Хармса: на склоне лет он сочинил план кантаты "Спасение", расписав текст на четыре хоровые партии со всевозможными канонами и стреттами. Попытки положить его на музыку уже были, Персимфанс же поступил радикальнее: оркестранты просто продекламировали кантату по авторскому плану.
Внутренняя логика гурманской программы вызывала вопросы. Почему название концерта взято из эпопеи Солженицына, а на афише красуется дед поэта Голенищева-Кутузова? Почему концерт Прокофьева зазвучал встык с мелодекламацией Мейтуса "На смерть Ильича", а пары "Гашиша" раньше времени начал выпускать основатель коллектива Петр Айду — перед вступлением оркестра он магически красиво сыграл фортепианную "Колыбельную" того же Ляпунова, ничего не объяснив публике?
Лучший ответ на эти вопросы, похоже, прячется в тематике второго отделения. Собственно, про октябрь 1917-го в революционном концерте ничего и не было. Был энтузиазм стройки, был безмятежный прокофьевский концерт; а потом — гашиш и вино. Получилась не Октябрьская революция, а студенческая, молодая и веселая.
Дух Персимфанса был и остается полемичным. Даже в пресс-релизах оркестр не чурается задиристости в адрес дирижеров. Ведь все шутки, вся боль "нормальных" оркестрантов — это злой маэстро. И вот его нет. Пустота заполняется счастьем свободного музицирования, но — скоро все разойдутся по домам и завтра отправятся в свои "нормальные" оркестры зарабатывать на хлеб. Сколько ребята ни призывают к свержению монархии, они сами знают, что в музыке этого не случится. На то он и Первый симфонический ансамбль, что второму не бывать.