выставка живопись
В Московском центре искусств на Неглинной открылась выставка "Портрет жены художника" — тридцать работ конца XVIII — начала XX века из коллекции Русского музея. ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН обнаружил, что жены русских художников были неприятными, неудовлетворенными и несчастными существами. Остается только строить гипотезы, почему так произошло.Это только кажется, что идея специального портретного жанра "жена художника" вычурна и надуманна и между этими женами нет ничего общего. Еще как есть. Такой грустной выставки давно не было. Разные стили — от классицизма до абстракции, разные жанры — от домашнего до парадного портрета, разные по номеру жены (третья жена художника, четвертая жена художника), но прямо-таки поразительное родство.
Тридцать женщин возраста от среднего до преклонного. Из тридцати две смотрят в глаза зрителю, и в обоих случаях это парадные портреты, то есть взгляд обращен не к мужу, а к гостям парадной гостиной. Из тридцати одна полуулыбается, но, как выясняется, в момент рисования она еще была Маргаритой Йованович, а только потом стала Марией Федоровной Петровой-Водкиной. Из тридцати одна выказывает какой-то интерес к окружающему миру, но, как выясняется, Любови Бродской в этот момент 19 лет, так что ее любознательность объясняется просто незнанием жизни. Все остальные как на подбор — глаза вниз, лицо мрачное, шея безвольно склоняется у кого набок, у кого вниз, все ушли в себя и демонстрируют глубокую отчужденность, иногда тревожную, иногда привычно безнадежную.
Это о женах. Есть что сказать и о мужьях. Выставка собрала только первые имена истории русского искусства, так что живописи плохого качества здесь нет. Вернее, плохое качество распределяется здесь не по полотнам, а по территории полотна — чем ближе к центру, тем хуже. Жены сидят в разных контекстах, кто в комнате, кто на природе. И в пейзажах, в фонах, в складках платья еще можно найти привычную для художников такого уровня маэстрию и виртуозность. Но как дело доходит до лица, плеч и рук — пиши пропало. Чем обычно данный художник берет, то у него и пропадает: у Аристарха Лентулова теряется интенсивность формы, у Александра Осмеркина — мазок, у Юрия Анненкова — изящество линии, и так далее. Единственное, что им, пожалуй, удавалось,— тени под глазами. Синие, фиолетовые или уж совсем трупные, с зеленцой.
Прямо совсем обидно. Вот ведь думаешь: выходила она за него замуж, наверное, надеялась, что он ее нарисует как-нибудь красиво, сохранит, так сказать, ее прелестные черты. Сохранил, сволочь. Вот ведь думаешь: женился он на ней, любил, наверное, ее лицо, руки, плечи, думал, что будет на нее смотреть и радоваться, счастья, может, искал. Осчастливила, нечего сказать.
И непонятно, отчего ж такое семейное нестроение. То есть с психоаналитической точки зрения понятно. Тут с женщинами так — или женись, или рисуй, а чтобы и то и другое — не выйдет, потому что не работает правило сублимации. Если и так все в порядке — чего рисовать? Но психоанализ — вещь универсальная, годится для любой эпохи. Возьмем, скажем, Рембрандта — "Автопортрет с Саскией на коленях". Ну ведь видно, как ему с ней хорошо, и ей с ним, и вообще какое счастье. А уж о Рубенсе с его "Шубкой" (портрет Елены Фоурман) и говорить нечего — он ее любит каждым мазком, не рисует, а ласкает. А наши будто специально выбирали в семейной жизни такой момент, "когда ласкать уже невмочь, а отказаться трудно", и тут уж брались за кисть. И далее — портрет второй жены художника, портрет третьей жены художника — пока сил хватает.
Некоторая разгадка происходящему таится в биографиях изображенных женщин. Каждая вторая и даже чаще — "график, художник театра", "сокурсница по Строгановскому училищу", "поэт, драматург, художник", "художник по тканям". Они сами художницы, они не только не хотят быть объектом живописи, но и прекрасно знают, что это значит — быть объектом. И потому сидят с убитым отрешенным видом, как бы демонстрируя мужу — если ты хочешь, чтобы я была объектом, получи, пожалуйста, я и буду объектом, натюрмортом и даже еще хуже, я тебе покажу, что это такое — лишать меня субъективности. И ему остается только мучить холст, сооружая грязное пятно на месте ее лица, и недоумевать, почему же все так плохо кончилось, когда так хорошо начиналось.
Выставка "Амазонки русского авангарда" уже показала нам, какой вклад в зарождение авангарда внес стихийный русский феминизм. Но, как оказывается, этот вклад гораздо глубже. Когда такая действительность, то уж лучше абстракция.
Единственный, кому более или менее повезло с женой,— это Иван Пуни. Его портрет жены — это абстрактная картина. То есть некоторые там угадывают какую-то улыбку, плечо и еще какие-то округлости, но это скорее фантазии, чем реальность. А так видно только абстрактные квадраты, прямоугольники и цветовые пятна. Так что приговор из этой выставки однозначный. Совершенная жена — абстракция. Потому что только абстракция покамест соглашается быть объектом и не перестает тебя любить за попытку лишить ее субъективности.
Выставка открыта до 30 июля по адресу улица Неглинная, 14.