Мировая энергетическая система находится в стадии глубокой трансформации. На рынки выходят новые источники и технологии генерации, хранения и распределения энергии, большую роль начинают играть новые рынки энергосбыта. Недавно опубликованное исследование McKinsey и Всемирного экономического форума «Game changers in the energy system» («Коренные изменения в энергосистемах») анализирует эти тенденции и прогнозирует развитие отрасли в ближайшие 10–20 лет. Старший партнер McKinsey СТЕПАН СОЛЖЕНИЦЫН рассказал «+1» о влиянии этих процессов на энергетический сектор РФ.
Старший партнер McKinsey Степан Солженицын
Фото: McKinsey
— Исследование «Game changers in the energy system» говорит о заметных изменениях в энергосистемах различных стран мира. Какие из них кажутся вам наиболее важными для РФ?
— Отчет говорит про четыре основных тренда. Первый — ускорение технологических изменений в энергетике. Что это означает для России? Вероятно, то, что крайне важно правильно делать ставки на те технологии, которые мы можем развить до конкурентоспособного уровня. Мы сильны, например, в атомной энергетике, у нас есть нишевый рынок гидростроительства. Для того чтобы быть сильным в любой технологии, нужно иметь рынок, который является «якорным» для этой технологии. Если мы хотим отличаться, быть востребованными, нам нужно очень много лет подряд строить то, что потом мы хотим экспортировать. Китай, например, сейчас абсолютно доминирует на мировом рынке ветровой и солнечной энергетики — и Китай может себе позволить иметь не только огромный внутренний рынок, но еще и рынок с внутренней конкуренцией, с тремя производителями, конкурирующими друг с другом. Масштаб программ развития сектора таков, что можно много лет строить и учиться на своих ошибках, пока твой продукт не станет конкурентоспособным продуктом мирового класса. Если мы хотим начать лидировать и пройти весь этот путь в области возобновляемой энергетики, нам потребуется многократно увеличить объемы поставок по ДПМ (договорам о поставке мощностей) по возобновляемым источникам энергии. Но зачем это делать, если у нас уже переизбыток энергии в сети?
— Этот избыток вы считаете плюсом или минусом для дальнейшего развития сектора?
— Это, конечно, один из вызовов при решении вопросов дальнейшего развития. С одной стороны, возникает резонный экономический вопрос: зачем содержать лишние мощности? С другой — есть контраргумент: намного дешевле их поддержать в период низкого потребления, а когда наступит «серьезное экономическое развитие», потребление возрастет — будут востребованы и они. Тонкость, однако, в том, что к тому времени, когда экономическое развитие вернется, скорее всего, оно уже не будет столь энергоемким. Мы будем развивать экономику знаний. В нашем отчете говорится о понятии «разъединения» (англ. decoupling) коэффициентов роста энергетики и экономики, то есть отрыва роста потребления энергии и выбросов парниковых газов от темпов экономического роста.
У нас очень часто экономический прогноз строится не столько на прогнозировании, сколько на директиве. Например, директиве экономического роста. Если посмотреть на государственные прогнозы социально-экономического развития в исторической перспективе, можно убедиться, что они, как правило, переоценивали рост экономики. Однако если надежность нашей энергосистемы будет чуть избыточной, то никому за это не попадет, это будет восприниматься как своеобразный «жирок», набранный на зиму. Поэтому в систему заложена некая коррекция на подстраховку.
— Второй тренд, о котором говорится в отчете,— быстрый рост новых рынков. Насколько это важно для РФ?
— Мир действительно становится более разным в том смысле, что кто-то начинает быстро расти, а кто-то нет. Одна логика развития, в том числе развития энергосектора, присутствует в развитом урбанизированном мире. Другие проблемы и совершенно другая логика присущи в быстро растущем и пока урбанизирующемся мире. Например, в Китае. Он сегодня не достиг уровня урбанизации России или европейских стран. Или Индия и многие страны Азии и Африки. Это те регионы, где самый быстрый рост населения и экономики.
Сейчас уже мы видим, что в этих странах совсем другие проблемы. Так, Китай много говорит о снижении выбросов парниковых газов, но в стране существует реальная экологическая проблема, влияющая на здоровье людей. Это выбросы как стационарных источников (прежде всего угольных станций), так и мобильных (автомобили). Китай с присущей ему организованностью предпочитает большие государственные решения — массированно выводит старые угольные станции, ограничивает владение автомобилями, форсировано применяет все новые виды технологий и возобновляемые источники энергии, пытается развивать «чистый уголь» и атомную энергетику. Все это — также поиски путей низкоуглеродного развития.
Африка — другая история. Сейчас уже понятно, что континент не пойдет по пути развития больших электростанций и сетей. Более экономным вариантом окажутся небольшие энергосистемы, основанные на современных технологиях и децентрализованных источниках. Возможно, ЮАР станет исключением и достроит централизованную систему. Но весь остальной континент от ЮАР до Сахары будет развиваться на основе комбинации бессетевых (децентрализованных) и сетевых решений.
Россия в этом смысле больше похожа на западные страны, потому что мы уже «городские» и не очень быстро растущие. С другой стороны, наша энергетика в целом не является причиной срочных экологических проблем, как в том же Китае. Сейчас появилась новая экологическая повестка, но это еще не сознание всего общества или страны. Российское общество вряд ли готово объявить войну тепловой генерации. Подобные резкие шаги имели бы как минимум тяжелые последствия для тарифов: у нас нет денег, чтобы оплачивать такую роскошь, как вывод рабочих мощностей. Мы прикованы к своим экономическим реалиям. А вот у Европы другие реалии — и она выводит тепловую энергетику и инвестирует исключительно в безуглеродную. И, более того, Европа может достигнуть коалиций со многими быстро развивающимися странами по этим вопросам. Мы видели, как в преддверии заключения Парижского соглашения Китай договорился обо всех базовых понятиях будущего соглашения с Америкой.
— Третий важный тренд — изменение мобильности, распространение электромобилей. Насколько вы видите перспективы сектора для РФ?
— Мне кажется, что это изменение прежде всего по климатическим причинам будет менее применимо в России. Вопрос экологизации транспортного сектора, безусловно, важен для страны, но вряд ли может быть решен массовым внедрением электромобилей для большей части территории страны.
Если же говорить о важности трендов в энергетическом секторе, я бы поднял вопрос российского теплоснабжения. Вопрос выравнивания способов управления сектором является для нас ключевым — в том числе в разрезе климатической политики. Там самые большие потери энергии, самый крупный потенциал от энергоэффективности. Там самые большие риски социально-экономического характера, потому что платит за теплоснабжение в основном население, а не бизнес. Там острее всего чувствуется экономическое неравенство — малоимущие люди живут в старых зданиях с низкой энергоэффективностью, регулируя форточками свое субсидированное тепло. Вот как решить эту задачу — очень нетривиальный вопрос.
— Какие решения этой задачи вам кажутся наиболее актуальными?
— Для начала отмечу, что сама по себе комбинированная выработка тепла и электричества, то есть ТЭЦ — уже зеленая технология, или, если хотите, «оливковая». В целом она является энергоэффективной. Конечно же, произвести тепло — это полдела, его надо доставить до домов и в сами дома, которые должны эффективно, экономным образом отапливаться. Например, хороший дом — это тот, где тепло направляется через самые холодные угловые квартиры, с тем чтобы температура в каждой комнате была равной. У нас же в подавляющем большинстве домов регулирование подачи тепла между стояками отсутствует. Новые стандарты энергоэффективности вполне технологически достижимы, но мы всегда спотыкаемся о вопрос финансов: кто должен за это платить, кто является выгодополучателем? Это для нас сложная задача, к сожалению, у нас не всегда получается решать такие сложные вопросы, требующие многосторонних договоренностей.
Безусловно, что-то уже делается. Например, на форуме в Сочи Сбербанк с Минстроем обсуждали очень правильную идею субсидирования процентной ставки для выгодных проектов в области повышения энергоэффективности теплоснабжения.
Я чуть раньше говорил о важности развития тех технологий, где у нас уже есть приоритет. Так вот, теплоснабжение — это тоже одна из передовых технологий для РФ. Мы сумели создать самую обширную систему теплоснабжения в мире, и это наше преимущество, если мы сумеем ее поддерживать и развивать. Однако в стране отсутствует понимание теплового комплекса как технологического достояния страны. Разобраться с теплоснабжением — это должно быть одним из приоритетных шагов для России.
— Четвертое важное изменение, о котором идет речь в отчете,— децентрализация энергосистем. Сейчас и в РФ правительство готовит проект плана по стимулированию «зеленой» микрогенерации. Насколько эта тема может быть перспективна для российского рынка?
— Традиционное энергетическое мышление — это что любая мелкая генерация всегда дороже крупной. Сейчас эта парадигма меняется — мелкая остается дороже, но разница экономии масштаба существенно изменилась. Переход с континентального уровня на городской, на мелкорегиональный или даже на микроуровень начинает приобретать экономический смысл. Подобный тренд мы наблюдаем и в ВИЭ — в мире развиваются и большие ветропарки, и солнечные станции, и небольшие решения для распределенной, или микрогенерации. А система регулирования как раз позволяет потребителям «соскакивать с сети», находить собственные решения. При этом сеть справедливо возражает: «А как же все остальные потребители, энергия для которых станет дороже?» из-за этих «соскакивающих». Сеть хочет удержать все, но процессы разукрупнения и усиления локальных интересов набирают все больший ход.
— Если говорить в целом о мерах климатической политики в отношении российской энергетики, как бы вы их оценили?
— Мне кажется, что мы теряем из виду важный принцип: что надо заниматься выгодными, но сложными темами — энергоэффективностью в ЖКХ, теплоснабжении. Вот где основной потенциал и для сокращения потерь энергии, и для снижения выбросов парниковых газов. Крайне важно сделать эти меры частью портфеля экономического развития, превратить их в конкурентные преимущества.
Ведь как происходит обычно продвижение и развитие технологий? Инвесторы или собственники приходят к государству со словами «надо развиваться с использованием нашей технологии». Государство соглашается. Дальше инвестор просит определенные гарантии, потому что энергетика не может работать на одних лишь обещаниях. Это происходит везде в мире. Инвесторы везде приходят к государству и говорят: помогите мне стать дешевле, за это вы сможете экспортировать технологии. Этот подход оправдал себя во многих странах мира, это модель, где все начиналось не с планирования энергосистем, а с планирования технологий. Потому что технологии в мире продолжают появляться постоянно и будут совершенствоваться, несмотря ни на какие государственные планы или схемы. Планировщики энергосистем должны будут принять это новое мышление. Это не хорошо и не плохо, это реальность. Традиционные энергокомпании видят, что на рынке появились новые игроки, которые изначально вообще не являются энергетическими компаниями. Эти новые компании зарабатывают прибыль, а прибыль традиционных компаний снижается. Это одно из важнейших изменений, и нам всем надо будет адаптироваться к этим процессам.