"Я кровь за него возьму"
На встречу с командиром чеченского ОМОНа мы приехали утром. База ОМОНа в Грозном — это два старых кирпичных здания, дорогу к которым преграждает самодельный шлагбаум. Глубокие ямы с жидкой грязью. Двое постовых встретили нас настороженно.
 |
| Аслан Атгериев сразу признался, что участвовал в убийстве чеченского милиционера. Но это не значит, что его родственникам ничего не грозит |
— Нас уже ждет командир, мы журналисты,— говорю я.
— Да знаю, что журналисты,— отвечает дежурный.— Но я же проверить вас должен. А то Масуда тоже журналисты убили.
— Масуда? — дружно удивляемся мы.
— А вы думаете, мы тут телевизор не смотрим? Это нам бородатые запретить пытались, да не вышло... Идите, вон Аслан вас проводит.
Главный корпус, в котором когда-то была школа, требует капитального ремонта. Бетон, осыпавшаяся штукатурка и холод. Здесь омоновцы работают. В соседнем здании оконные и дверные проемы затянуты пленкой. В стенах едва залатанные дыры. Здесь омоновцы живут.
— Разве вы не дома живете? — спрашиваю у Аслана.
— А разве ваши омоновцы дома живут? — отвечает он мне.— Мы работаем так же, как ваши, сменно. Те, кто сегодня дежурит, спят в казарме. Да и домой-то мы особо не ездим — многие боятся свои семьи подставлять. В Чечне ведь все знают, кто где работает. Каждый из нас под прицелом.
— Зачем же вы сюда пришли служить?
— У меня брат здесь служил. Его убили. Я кровь за него возьму.
Мы поднялись на второй этаж. У дверей командира ОМОНа — трое вооруженных охранников. "В сумках ничего нет? — спросил старший.— Давайте посмотрим". И объяснил, как будто стеснялся: "Мы обязаны это делать, понимаете? За Мусу любой из нас под танки ляжет. Если с ним что-то случится, каждый из нас эту войну проиграет". Я сказала, что понимаю.
"Мы носим форму, но можем отомстить"
 |
| За 16 омоновцев, погибших во взорванном автобусе (на фото), их товарищи обещают убить 16 лучших из родов преступников |
Про Мусу Газимагомадова мне рассказывали еще в Махачкале коллеги из бюро НТВ. После поражения в первой войне Газимагомадов, тогда тоже командовавший ОМОНом, уехал в Москву, где вместе со своим заместителем Булади занялся бизнесом. "У них была фирма, они газированную воду производили, деньги имели неплохие",— рассказывали коллеги.
Когда началась вторая война, Муса и Булади вернулись в Чечню. Мусу называли правой рукой Бислана Гантамирова, потому что они вместе освобождали Урус-Мартановский район от боевиков. Его считают профессионалом, хотя специального образования у него нет. Омоновцы говорят, что все операции он продумывает лично.
 |
| На похоронах омоновцы молились вместе с родственниками погибших. Родственники благодарили их за обещание отомстить |
— Почему вы сказали, что будете мстить за погибших омоновцев? — спрашиваю у Мусы.— Ведь вы официальное лицо.
— Я говорю то, что может защитить моих людей,— подумав, отвечает Муса.— Большая ошибка была в том, что в Чечне стали забывать о кровной мести. Они думают, что, если мы носим форму, мы не можем отомстить им за своих друзей или родных. Но они ошибаются.
— Вас могут уволить,— говорю я.
— Ну подумай, кто его уволит? — вступает в разговор Булади.— Нет в Чечне человека, который может стать на его место. Это или самоубийца, или высокий профессионал. А профессионалы у нас давно перевелись, еще в начале 90-х.
— Вас называют гантамировцем. Это потому, что вы воевали вместе?
— И поэтому тоже. Я поддерживаю Бислана. У нас сейчас гражданская война идет. Одни чеченцы против других воюют. Народ ничего не понимает. А надо, чтобы народ поднялся на эту войну. И я назову тебе человека, который способен повести народ на эту войну. Сначала объяснит, что к чему, объяснит, за что мы воюем, а потом поведет. Это Бислан.
— Военные не должны рассуждать о политике.
— Это моя война и моего народа. И мой народ будет решать, кто им станет управлять.
Потом мы листали сводки и отчеты о работе ОМОНа. В начале апреля полевые командиры Ризван Ахмадов и Дока Умаров договорились о захвате нескольких крупных населенных пунктов в республике. Узнав об этом из радиоперехвата, омоновцы начали спецоперации. Задержали около двух десятков человек, занятых подготовкой нападения боевиков. "Я докладывал об этом командующему ОГВ, в УВД и ФСБ,— рассказывает Муса.— Мы работали вместе, мы сорвали планы боевиков, разрушили цепочку. Правда, пострадали из-за этого только мои люди".
В кабинет заходит молодой омоновец в бронежилете.
— Муса, все готовы. Начинаем с рынка?
— Нет,— подумав, говорит командир.— Начни с кафе, в центре. Там уже не раз их видели.
— Возьмите нас на операцию,— прошу я.
— А если пулю поймаешь, кто отвечать будет?
— Мы даже из машины выходить не будем.
"Если ты, мразь, взрывал, тебя по кусочкам разрежут"
Сначала были три кафе в центре города, затем — маленький рынок в Ленинском районе. За рынком виднелся блокпост. Омоновцы выскочили из машин, направляясь к торговкам. Трое мужчин побежали между рядов вглубь уходящей вправо улицы. "Стой!" — закричали омоновцы и выстрелили в воздух. Мужчины не остановились и тоже стали стрелять.
 |
| "Большая ошибка была в том, что в Чечне стали забывать о кровной мести",— считает командир ОМОНа Муса Газимагомадов |
Вечером мы вернулись на базу. Пленных выставили в коридоре, заставив поднять руки к стене. К каждому подходили омоновцы, били по ногам и что-то говорили. Али тоже к ним подошел.
— Что ты ему сказал? — спросила я у Али.
— Здесь все говорят об одном,— ответил он.— Тебя слова интересуют? "Если ты, мразь, наших парней взрывал, тебя по кусочкам разрежут на глазах твоего товарища. Если не ты, значит, скажешь, кто это сделал".
Я растерянно отхожу к входной двери. Здесь, привалившись к стене, сидит и курит еще один омоновец по имени Нурди.
— Курить хочешь? — протягивает он мне "Яву".— Извини, других нет.
Рядом в камере что-то по-чеченски кричит задержанный. Мы смотрим в открытую дверь. По черной грязи шлепают ботинки омоновцев, подтягивающихся к ужину. Омоновцы устали. Рукавами вытирают грязные лица.
 |
| Пленных поставили к стене. К каждому подходили омоновцы, били по ногам и что-то говорили по-чеченски |
— Что, кроме ОМОНа, в Чечне никто не работает?
— Работают спецслужбы, но у них своя программа. А если что-то где-то случилось, сразу из УВД приказ: "Выдвигайтесь". Все бросаешь и едешь. А военные сейчас в операциях не участвуют, Путин же ляпнул, что война закончилась. А зачем их тут так много? Посты кругом, зачистки, народ мучается. И к нам поэтому отношение другое — люди говорят: вы, мол, русским помогаете, а русские нас убивают и мучают. Думаешь, легко работать, когда твой сосед, с которым ты вырос, смотрит на тебя ненавидящими глазами?
Появляется Булади.
— Ну что, поедете в город или останетесь ночевать? — спрашивает он.— Условий у нас, правда, никаких.
— Спасибо, мы поедем,— говорю я.— Мы уже договорились о ночлеге.
Вдруг раздается радостный возглас. Молодой парнишка в камуфляже радостно бросается к другому, они обнимаются.
— А это два ваххабенка,— улыбается Булади.— Они вместе в банде были, а потом один сам ушел, а другого мы взяли. Ничего натворить еще не успели, так, мозги им пока запудривали. Видишь, встретились. Хорошие бойцы, кстати.
— Не боитесь, что обратно уйдут? — спрашиваю Булади.
— Не боюсь. У тех, кто в ОМОН попал, обратной дороги нет.
"Они дикари, умеют только глотки перерезать"
Ночевать мы поехали в воинскую часть. После ужина пришли двое офицеров с водкой.
— Хоть новости расскажите,— попросили они.— А то мы тут все равно что в яме.
Знакомый майор усмехнулся, выслушав рассказ о наших приключениях.
— И зачем вы с этими черножопыми связываетесь? Мало они людей воровали и убивали?
— Да вы что! — расстроились мы.— Они же с бандитами воюют!
— Я сам в разведке,— сказал капитан Витя.— Что они там рассказывают о своих операциях, белыми нитками шито. Они ведь никаких законов не признают, дикари, умеют только глотки перерезать. Ты вот про кровную месть говоришь. А в какие законы это влезает? Они под это дело кого хочешь порешить могут. А потом сказать, что это кровная месть. И ты думаешь, что они могут что-то серьезное сделать? Почему-то у нас еще ни разу не было таких вот громких задержаний. Врут они все.
— Может, они просто лучше работают? — ответила я.
Ребята ушли обиженными.
"Кровная месть? Это хороший адат"
Утром мы отправились в городскую мэрию к старому знакомому. Первый заместитель мэра Ибрагим Ясуев — близкий друг и правая рука Бислана Гантамирова. С ним я познакомилась еще в конце 99-го, когда гантамировцы штурмовали Грозный.
— Рамзана помнишь? — спросил Ибрагим.— Рамзана убили. И Юсупа убили, и Ахмеда.
— Расскажи про кровную месть,— прошу я.
— Это хороший адат,— задумчиво говорит Ибрагим.— Раньше, до 90-х, он редко применялся. Это сейчас убить — все равно что пойти в кафе покушать. А раньше люди в мире жили, боялись. И знали: если кто-то кого-то убьет, не будет покоя его роду от родственников убитого. Мой дядя убил того, кто убил его отца, а потом 12 лет в тюрьме отсидел. Он знал, что сядет за это, но честь дороже. Это древний закон, ему столько же лет, сколько моему народу. И это особенность именно чеченских адатов. Традиционный ислам не признает кровной мести. И шариат не признает. Поэтому ваххабиты не боялись никого убивать. Но они не знали, что этот адат здесь никогда не умирал.
 |
| Первый заместитель мэра Грозного Ибрагим Ясуев (справа) обещает, что если кровная месть станет законом, то Чечня будет самым мирным местом в мире. Бислан Гантамиров (в центре) с ним согласен, правда, не как вице-премьер, а как человек |
— Я могу объяснить. Что он убьет преступника, никого сильно не расстроит — одной мразью меньше. А когда гибнет лучший из рода — это ощутимо. Тогда остальные задумаются. И то, что Муса сказал о кровной мести, мы все давно понимаем и принимаем, просто у него хватило смелости сказать об этом вслух. Того, кто убил Рамзана, сейчас ищут, а найдут — мне отдадут. Только не спрашивай, что я буду с ним делать.
— А что ты будешь с ним делать?
— То, что он заслужил. У меня охранник есть, его друга ваххабиты убили, отрезали голову и сняли на видео, а кассету подбросили нам. Так вот, мой парень нашел убийцу, застрелил его, а потом отрезал голову. Все снял на видео, а кассету отправил родственникам. Отомстить можно, только уничтожив убийцу его же методом.
— Твоего охранника за это могут посадить.
— Он знает. Почему ты не понимаешь одной вещи: в Чечне обычными методами не наведешь порядка! Слишком далеко здесь все зашло. Закона никто не боится, боятся беззакония. Если возвести в ранг законов наши адаты, никакой другой закон не нужен будет — это будет самое мирное место в мире.
Ибрагим еще что-то хочет сказать, но тут в кабинет входит Бислан Гантамиров.
— Вот, представляешь, до кровной мести добрались,— говорит Ибрагим.— Первый раз с журналистами об этом говорю.
— А вы как относитесь к кровной мести? — спрашиваю у Гантамирова.
— Я скажу не как зампред правительства, а как Гантамиров: надо действовать радикально, только применение наших адатов, законов кровной мести может остановить бандитов. Они режут наших детей и женщин, потому что знают, что мы не сделаем этого с их детьми и женщинами. Пока они не получат за свои акции по заслугам, они не остановятся.
— Но это же средневековье!
— Зато, прежде чем поднять руку на моего старика или брата, этот негодяй задумается о том, что я могу сделать с его стариком или братом,— распаляется Гантамиров.— Око за око — только этот принцип остановит бандитов. Я понимаю, что это незаконно, что этим могут просто злоупотреблять, но мы же на войне! Мы, в конце концов, на настоящей войне!
— Такие высказывания могут настроить против вас российское руководство и, наоборот, в Чечне прибавят вам шансов в борьбе за президентский пост.
— Я не буду баллотироваться, если Кадыров будет. Мы договорились.
— На вас это не похоже.
— Да, на меня это действительно не похоже.
Гантамиров смеется.
Вечером мы едем в республиканское УВД. После часового ожидания на пропускном пункте попадаем к начальнику штаба УВД Чечни Ахмеду Дакаеву.
Подполковник Дакаев рассказывает, что к августу все функции по охране правопорядка перейдут к чеченской милиции, а уже в сентябре в Чечне будет собственное МВД. Это пообещал министр Грызлов во время поездки в Чечню.
— К сентябрю численность чеченской милиции достигнет 10 тысяч человек,— говорит Дакаев.— Все прикомандированные уедут домой — в Вологду, Пензу, Саратов, а в Чечне останутся советники, они будут помогать чеченским милиционерам — следователям, оперативникам. На район будет примерно 20-30 советников.
— Вы не боитесь, что милиция может не справиться с тем количеством боевиков, которые остаются в горах?
— Я уверен, что чеченцы самостоятельно будет работать эффективнее.
И мы отправились в Гудермес посмотреть на эффективно работающее чеченское подразделение.
"Араба убить — не чеченца. Мстить никто не будет"
После грозненских перестрелок Гудермес кажется раем земным. Мы в доме у братьев Ямадаевых, которые контролируют Гудермесский район уже много лет — именно этим объясняется то, что он совершенно не пострадал от войны.
 |
| Спецназовцы Джабраила Ямадаева (перед строем) уважают своего товарища Арби, который сам убил преступника-брата. "Если бы я не убил, кровники пришли бы к моему сыну или племяннику",— объясняет Арби |
А потом Ямадаевым очень помогло покровительство Ахмада Кадырова. Сразу после назначения на пост главы республики Кадыров добился разрешения вернуться в Гудермес для Сулима, который почти год жил в полной изоляции в родовом селении Беной. Вскоре после этого Халид Ямадаев стал заместителем военного коменданта Чечни. Недавно Сулим тоже стал заместителем коменданта, а Джабраил возглавил роту спецназа.
Эту роту сформировали по приказу начальника Генштаба Квашнина. Выдали обмундирование, оружие, транспорт и средства связи. И началась охота на ваххабитов.
Пока мы жили у Ямадаевых, в доме все время появлялись незнакомые люди. После каждой встречи машина с бойцами куда-то уезжала. "Это называется отработка оперативной информации",— объяснял Джабраил.
В блокноте у Ямадаева — фамилии полевых командиров, по которым отрабатывается информация. Мовсар Таймасханов — эмир Гудермесского района. Братья Усумовы контролируют Курчалоевский район. Известный хаттабовец Ризван Читигов заправляет в Ножай-Юртовском районе. Араб Абдурахман — в Аргуне. У Абдурахмана в основном отряды из 14-летних парней. Их легче использовать. И еще много неизвестных мне, но хорошо известных чеченцам имен.
— С Хаттабом очень странная история,— считает Джабраил.— Его уважали. Никто его бы не предал. У нас был парень среди боевиков, он сразу согласился с Шамилем работать. А про Хаттаба сказал: Хаттаба, даже если смогу, не сдам. Он достойный человек. А Шамиль — продажный. Кому-то очень много денег дали, чтобы убрать араба. Хотя араба убить — не чеченца. Мстить никто не будет.
Потом мы рассматривали пустые подвалы спецназа, предназначенные для задержанных.
— Всех пленных я сдаю в Ханкалу,— пояснил Джабраил.— Мне они тут ни к чему.
 |
| Внешне чеченский спецназовец очень похож на ваххабита. Но спецназовцы признают кровную месть, а ваххабиты нет |
— На всякий случай,— смеется он и спрашивает: — Пострелять хотите?
Мы отказываемся. Ямадаев ставит консервную банку на землю и достает "стечкин". С двадцати метров он попадает в середину банки.
— Вас вооружили, теперь вы официальное подразделение. Если Кадыров попросит, встанете на его защиту? — спрашиваю я.
Командир спецназа, подумав, говорит:
— Конечно, встанем. На кого еще ему опереться? И вообще, это ведь не выскочка какой-нибудь, это глава республики.
— А если он не будет президентом?
— Он будет президентом,— уверенно говорит Ямадаев.
— А вы не боитесь мести?
— Все боятся. Но я не бандит, я делаю то, что необходимо. Если бандита сейчас не убрать, завтра он ко мне домой придет.
В большом дворе Ямадаевых охранники играли в теннис. После четырех партий мы терпим поражение, и это помогает разговорить парней. Они рассказывают такую историю.
В отряде спецназа служит боец по имени Арби. Его двоюродный брат Аслан был в банде, и бандиты убили женщину и двух ее братьев. За что, никто не знает. Родственники убитых вычислили убийц и расправились с ними. Единственным, кого не стали трогать, был Аслан. Его дядя был муллой. Ему сказали: "Твой дядя был святой, и твои родители — святые. Тебя мы не тронем". Но Арби сказал Аслану: "Ты убил невинных людей, и позор лег на наш род. Я должен тебя убить". Тогда Аслан простился с родителями, помолился и сказал: "Я готов". И умер от пули Арби. "Его за это очень все уважают",— завершили рассказ наши собеседники.
 |
|
