Куда показывают часы
— Нет мест, хоть режьте. Рожу я вам, что ли, места? — на чистом французском
— Нет мест, хоть режьте. Рожу я вам, что ли, места? — на чистом французском объясняет мне девушка в женевском Novotel`e.
— Девушка! Милая! Ну хоть вещички оставить!
— Селиться будете, тогда и оставите, гостиница не резиновая!
Раз в год работники хваленых швейцарских отелей отрываются на клиентах. Потому что клиент никуда не денется, он косяком пошел на SIHH. Из Женевы — АЛЕКСЕЙ ТАРХАНОВ.
Женевский часовой салон SIHH (Salon International de la Haute Horlogerie) в этом году проходит в 12-й раз — и наконец без привычного скандала с соперником, часовым салоном Базеля. Раньше то один салон, то другой все норовил начать часовой год, а дальше хоть трава не расти. Часовщики все время объясняли друг другу и общественности, что хорошо бы салоны проходили как-нибудь один за другим, но согласия не было.
До смешного дошло, когда участники выставок 2002 года обнаружили, что им предстоит приезжать в Швейцарию дважды: в Женеву — в январе, а в Базель — в марте. Что со всех точек зрения выглядело форменной глупостью и грозило потерей клиентов. Потому в мае прошлого года Messe Basel и женевский SIHH заключили между собой соглашение.
Конечно, соперничества это не поубавило. Но теперь оно идет за знаменитые марки. Скажем, Swatch Group уже увела в Базель Breguet — это женевскому салону, конечно, в прямой минус. Зато группа Richemond привела в залы женевского Palexpo легендарные Jaeger-LeCoultre, IWC и Lange & Sohne — это салону в плюс.
В Базеле — марок немереное количество, но разных, от легендарных, типа Rolex и Patek Philippe, до куда менее известных. В Женеве всего восемнадцать, зато очень заметных: Audemars Piguet, Baume & Mercier, Cartier, Girard-Perregaux, Piaget, Vacheron Constantin, A. Lange & Sohne, Bovet, Daniel JeanRichard, IWC, Jaeger-LeCoultre, Officine Panerai, Parmigiani Fleurier, Perrelet, Roger Dubuis, Van Cleef & Arpels, Alfred Dunhill, Montblanc. И выставка — закрытая, билет туда не купишь, только по пропуску, через магнитную рамку, что, конечно, бальзам на душу любого советского человека.
Снаружи — скучный выставочный павильон Palexpo, внутри — целая богатейшая улица вся в духе ар-деко, окруженная часовыми витринами и заставленная столиками пяти ресторанов, в которых тебя заливают шампанским и засыпают фуа-гра по одному твоему знаку. Правда, улица без единых уличных часов — видимо, невозможно было сторговаться, часы с какой надписью там вешать. Поэтому, если ты забыл часы в отеле, тебе остается либо определяться по мобильнику, либо ходить по выставке с идиотским вопросом: "Который час?"
Салон открывали со всей полагающейся помпой. Родольф Узер (Rodolphe Huser), председатель международного комитета Haute Horlogerie, сказал, что салон не только умный и красивый, но еще и крайне полезный. Благодаря салону, отметил он, только в прошлом году женевские гостиничные работники выполнили и перевыполнили план. Ну это многие собравшиеся, положим, почувствовали на себе. Государственный советник Карло Лампрехт (Carlo Lamprecht) говорил цветисто, сравнивши салон с пещерой Али-Бабы, и произнес неизбежную после этого банальность, сказавши: "Сезам, откройся!"
Тут Сезам и открылся. И началось то, ради чего сюда приезжают — подержать в руках настоящие часы, которые, конечно же, показывают время, но так, между прочим, а служат совсем не для этого.
— Так что же вы продаете? Время? Или роскошь? — спрашиваю я у генерального директора Vacheron Constantin.
— Что значит роскошь? — удивляется Клод-Даниэль Проллок (Claude-Daniel Proellochs).— Для кого-то роскошь — это "Роллс-Ройс", а для кого-то — "Смарт". Для кого-то — Swatch, а для кого-то — Breguet. И то, и другое, и третье верно. Я могу дать только одно определение роскоши: она не может быть фальшивой, она может быть только подлинной. Вот это мы и даем людям. Не часы сами по себе, не вещь, а радость обладания подлинным предметом. Подлинным и редким, потому что мы не производим тысячи экземпляров. А время мы продать не можем. И купить, к сожалению, тоже. Временем никто не владеет — вот это настоящая роскошь.
— Ваши клиенты готовы разделить вашу философию?
— Да, потому что наши часы — это средство коммуникации. Над ними работают часовщики, дизайнеры, инженеры, но завершается это все в диалоге между двумя людьми, на расстоянии в пятьдесят сантиметров — вот как мы с вами сейчас сидим. Если за вашими часами нет философии, как вы убедите клиента, что они непременно должны ему принадлежать? А мы убеждаем, потому что все время стремимся к совершенству, к диалогу. Пусть это совершенство недостижимо в абсолюте, но нельзя никогда останавливаться. Надо понять желания наших клиентов. Неправильно, скажем, прийти в Россию с готовой вещью и сказать: вот тебе часы, хочешь — покупай, не хочешь — не покупай. Надо сделать что-то новое.
— А зачем каждый раз делать что-то новое? В истории часового искусства есть великие модели, настоящие мифы. Можно же просто их повторять и повторять.
— Вот наша знаменитая модель 1972, награжденная Diplome du Prestige de la France, асимметричные женские часы, которые стали мифом тридцать лет назад и остаются мифом до сих пор. В этом году мы выпускаем в честь ее юбилея три ограниченные серии, но это не копия, это часы нового тысячелетия. Уверяю вас, невозможно воспроизвести мифы. Миф не придумаешь, миф — это мечта, которая неожиданно материализуется. Однажды вы произведете что-то, что останется в истории. На это можно надеяться, но это нельзя сделать специально...
Тут не поспоришь. Вот миф в чистом виде — часы-амфибии Officine Panerai делались совсем не для часовых салонов.
Всегда выиграет та вещь, о которой можно рассказать самую интересную историю. Officine Panerai здесь вне конкуренции. Их создали накануне Второй мировой для итальянских людей-лягушек князя Боргезе. В этом году Officine Panerai выпустили даже часы с крышкой, на которой итальянскими граверами изображен рейд людей-лягушек: оседлав миниатюрную подводную лодку, они режут противолодочные заграждения. Список кораблей, потопленных итальянскими водолазами, по-гомеровски длинен и завершается — как сейчас начали шепотом говорить — чуть ли не советским линкором "Новороссийск". Конечно, рекламная кампания вышла дороговатая, что и говорить, зато какая действенная.
На часах многих известных марок вы найдете отметку, что они выдерживают погружение, но это скорее для тех, кто побаивается, уходя на пляж, оставлять свои драгоценные часы в гостиничном сейфе. У Officine Panerai это выглядит совсем по-другому. Их гипертрофированная величина, защищенная скобой заводная головка, светящиеся стрелки, широкий ремень с необъятной пряжкой (чтобы легче надевать на гидрокостюм) — обыкновенные свойства подводных часов — на суше превратились в дизайнерскую роскошь. Но до сих пор с любыми Officine Panerai можно нырнуть, причем по-настоящему, а не в ванную.
Они себе выпускают и выпускают свои классические модели luminor marina и вовсе не собираются насыщать ими рынок. За этими часами надо записываться в очередь, и нет никаких признаков того, что охватившая мир панераимания начнет сходить на нет. Об их бешеной популярности говорили два стенда, доверху заваленные фальшивыми Panerai для самых нетерпеливых.
В коллекции есть часы и для левой, и для правой руки ("Подошли бы вашему президенту",— с некоторой надеждой говорят менеджеры), из металла, из белого золота, из титана. Появились даже Officine Panerai с корпусом, украшенным бриллиантами. Ну, этого я, положим, одобрить не могу. Меня успокаивает только одно: под водой алмазы видны не будут.
Если уж душа лежит к камешкам, надо идти к Van Cleef & Arpels. Нынешнее их выступление в Женеве было просто блестящим, как ни смешно применять этот эпитет к продукции знаменитой ювелирной фирмы. Их Cadenas — ремейк модели 1936 года. Надо сказать, что период между двумя мировыми войнами вообще создал часовую классику. Стиль ар-деко, с его простыми, уверенными формами, сдержанной, монументальной роскошью, повлиял и на часовщиков, и на ювелиров.
Изгибающаяся во все стороны "змейка" Cadenas с застежкой-"крокодилом" несет маленькую призму с встроенными в нее миниатюрными часами с круглым циферблатом. Фирменная массивная бриллиантовая насадка Van Cleef & Arpels здесь сочетается с необыкновенной подвижностью браслета, который можно любым образом перекрутить на запястье. Ван-клифовский менеджер Эрик Жакольо (Eric Jacolliot) достает все новые и новые варианты — серое золото, желтое золото, змейки, браслеты, кулоны. Нам легко хвалить, потому что перед нами и старинное ювелирное ремесло, и отличная работа дизайнера, плюс в каждой вещи есть вполне современная игра, а камни не наклеены где ни попадя ради повышения цены.
Cartier — легенда ювелирного и часового мира. Их классические модели — танк, черепаха и бочка (они же tank, tortue и tonneau) — сделали часовую моду на многие десятилетия вперед. Tank basculante, знаменитый "вращающийся танк",— технически непревзойденная игрушка для взрослых. Их вращение вдоль руки и их замок мне кажутся не менее интересными, чем поперечный поворот у Jaeger-LeCoultre в моделях Reverso — тоже бесконечно знаменитых.
От Cartier больше ждут ювелирного дизайна, чем технических новаций, но на сей раз они предложили и собственные механизмы. Показав, что возможности классических моделей не исчерпаны, они представили ограниченным тиражом маленький шедевр, полный духа Cartier, модель Tank a vis с двумя циферблатами. От этих часов невозможно оторваться. Несмотря на маленькие размеры, Cartier, судя по рекламным роликам, готовили эту модель для мужчин, но дуры будут женщины, если предпочтут взять камнями. Впрочем, женщины как раз совсем не дуры, потому что раз за разом отбирают у мужчин их исконные модели.
Еще одна новинка Cartier — часы, названные Divan. "Почему диван?" — "Ну, потому, что они такие широкие,— говорят менеджеры Картье.— Диван — место свидания, с другим или с самим собой, место размышления".
Такие, обломовские, стало быть, часы, близкие русской душе. Они и вправду очень хороши. Крупные, легко читаемые римские цифры, массивный, но не тяжелый корпус, один из немногих корпусов, лучше выглядящий в желтом золоте, нежели в белом или металле. Это такой Картье-Картье — реминисценции старинной "черепахи", созданной еще в 1912-м. Правда, дизайн стал более острым, к тому же это не механические часы, а кварцевые. Что теоретически делает их вполне пригодными для женской аудитории, которая не любит подводить стрелки, сверять секунды и вообще излишне заботиться о своих вещах. Все, что нужно, чтобы выйти в триумфальный тираж. Получится это на самом деле или нет — трудно сказать: часовые мифы действительно непредсказуемы. Но люди из Cartier страстно на это надеются. Нас заговорщицки предупреждают:
— Мы, конечно, можем вам дать фотографии. Мы открыты для мировой прессы. Но, честно говоря, они не передают все очарование этих часов. Нет! Они — не на уровне! Вы только посмотрите — где часы, а где фотографии! Мы должны эти фото переделать. Мы будем работать и работать, снимать и снимать, пока не добьемся того, чтобы фотографии были достойны "Дивана". И тогда мы скажем: "Вот, берите, печатайте!" Так будете брать?
Я, понятно, взял.
Отчасти похожую по форме корпуса на Divan Cartier модель Hampton Spirit — прямоугольник с чуть срезанными углами — представили Baume & Mercier. Ее название отсылает к знаменитой модели Hampton, но прежний Hampton был вытянут вдоль ремешка, а новый Hampton Spirit вытянут поперек. Очень благородные часы. В Baume & Mercier гордятся тем, что они — все в "золотом сечении" — то есть идеально, архитектурно, спропорционированы. Материал — серое золото, сталь или титан, который на 20% легче стали (на руке разница весьма ощутима).
К 172-летию знаменитой швейцарской фирмы их выпустят ограниченной серией в 172 экземпляра. Hampton Spirit пользуется успехом, от посетителей отбоя нет, и совершенно обессилевшие от посетителей менеджеры тихо шипят на секретарш: "Эй, скажите там, чтобы перестали менять расписание встреч",— наверное, для часовщиков непунктуальность особенно мучительна. Но раз начав, они увлекаются, розовеют и повышают голос.
На голос приходит один из командиров Baume & Mercier Бернар Форнас (Bernard Fornas). И как раз вовремя. На стол выставляется коробка с новой Linea Variation. К прошлогодним женским Linea, поразившим воображение своим супердлинным кожаным ремешком, оборачивающимся несколько раз вокруг запястья, добавлена целая серия сменных ремешков и браслетов. Все они продаются вместе и позволяют собрать новые часы для каждого нового вечера.
Количество вариаций, радикально меняющих облик часов, хоть и небесконечно, но значительно. Baume & Mercier уверяют, что использование в часах принципа "открытой архитектуры" — революционный шаг. До этого женские часы подавались как завершенный oeuvre d`art, по принципу "ни прибавить — ни убавить". Здесь у женщины появляется возможность показать свою индивидуальность, в этом гораздо больше доверия к клиенткам Baume & Mercier, этой довольно интеллигентной марки.
Классная идея для женщины, которая ищет совершенства. Бернар Форнас внимательно смотрит за реакцией. "So lovely, it`s incredible",— стонет рядом симпатичная журналистка, перещелкивая ремешки-браслеты с таким же самозабвением, как ребенок знакомится с новым "Лего".
"А ну как с этими вашими новшествами женщины будут одеваться еще на два часа дольше",— спрашиваю у Бернара Форнаса. Измученный журналистами Форнас шутку не принимает и говорит, что выбор всегда лучше отсутствия выбора. Нашей реакцией он доволен, мы вели себя точно так же, как десятки часовых обозревателей со всех концов света, забывавших всякий стыд за игрой в новой Linea Variation. Он явно чувствует успех и в то же время несколько пессимистичен.
— Буквально тащат на ходу,— возмущается Форнас и потрясает изделиями злодеев-конкурентов.— Мы сделали знаменитые Catwalk — и что же! Через год у всех были такие браслеты! Вот вы все здесь журналисты. У меня к вам нижайшая просьба. Напишите всем, что есть в Женеве такие Бом и Мерсье и в этом году у них была новая Linea Variation. Напишите, пусть все знают, что это мы придумали.
Секта любителей дорогих часов на удивление велика. Еще больше и разнообразнее секта часовых журналистов. Там есть упертые пуристы, которые, поджав губы, глядят на кварц — немеханические часы для них не существуют. Над ними посмеиваются вдохновенные художники, увлекающиеся прежде всего формой. Они приезжают изо всех стран, и уже в женевском аэропорту их легко отличаешь от праздных любителей. В Израиле стреляют, но из Израиля приехали журналисты и байеры, в Японии проблемы с Курилами, но японцы ходят по выставке шеренгами. Аргентина бьется в тисках кризиса, но аргентинские часовые обозреватели в белой перчатке на южной волосатой руке бережно держат женевские новинки, чтобы рассказать о них посвященным.
Нынешнего года ждали с опаской. Кто знает, сколько часов великих марок осталось вместе с рисунками Пикассо и скульптурами Родена под завалами нью-йоркского торгового центра. Одна надежда — рынок Haute Horlogerie мало подвластен потрясениям, он пережил войны и экономические кризисы, он подмял научно-технический прогресс, побил электронику и кварц.
В 1980-х, окончательно победив японскую штамповку, швейцарские часовщики смогли объяснить всем, что их часы показывают не только время. Это был первый шаг — затем они доказали, что их часы показывают не только деньги. В 2002 году часы Haute Horlogerie — это памятник культуры, который к тому же можно носить на запястье. Покупая их, ты покупаешь не вещь, а миф, целую главу всемирной истории, которой ты можешь наслаждаться хоть 24 часа в сутки.
Рене Камм (Rene Kamm), генеральный менеджер Global exhibitions (Swiss exhibitions limited):
— Согласно последним исследованиям, глобальный рынок предметов роскоши в данный момент оценивается в $66 млрд. Продажи часов и ювелирных изделий составляют 30% (или почти $20 млрд). При этом рынок развивается в очень непростое время — на фоне падения деловой активности мировой экономики. Ужасные события 11 сентября сопровождались общим замедлением торговли во всем мире и переоценкой ценностей многими потребителями. Эти факторы неизбежно повлияют и на нас. Обидно, что все это последовало за фантастическим ростом 1999-го и 2000 годов. В такой ситуации совершенно очевидно, что мы не можем успокаиваться на достигнутом и должны разработать долгосрочную стратегию развития рынка в новых условиях.
— Девушка! Милая! Ну хоть вещички оставить!
— Селиться будете, тогда и оставите, гостиница не резиновая!
Раз в год работники хваленых швейцарских отелей отрываются на клиентах. Потому что клиент никуда не денется, он косяком пошел на SIHH. Из Женевы — АЛЕКСЕЙ ТАРХАНОВ.
Женевский часовой салон SIHH (Salon International de la Haute Horlogerie) в этом году проходит в 12-й раз — и наконец без привычного скандала с соперником, часовым салоном Базеля. Раньше то один салон, то другой все норовил начать часовой год, а дальше хоть трава не расти. Часовщики все время объясняли друг другу и общественности, что хорошо бы салоны проходили как-нибудь один за другим, но согласия не было.
До смешного дошло, когда участники выставок 2002 года обнаружили, что им предстоит приезжать в Швейцарию дважды: в Женеву — в январе, а в Базель — в марте. Что со всех точек зрения выглядело форменной глупостью и грозило потерей клиентов. Потому в мае прошлого года Messe Basel и женевский SIHH заключили между собой соглашение.
Конечно, соперничества это не поубавило. Но теперь оно идет за знаменитые марки. Скажем, Swatch Group уже увела в Базель Breguet — это женевскому салону, конечно, в прямой минус. Зато группа Richemond привела в залы женевского Palexpo легендарные Jaeger-LeCoultre, IWC и Lange & Sohne — это салону в плюс.
В Базеле — марок немереное количество, но разных, от легендарных, типа Rolex и Patek Philippe, до куда менее известных. В Женеве всего восемнадцать, зато очень заметных: Audemars Piguet, Baume & Mercier, Cartier, Girard-Perregaux, Piaget, Vacheron Constantin, A. Lange & Sohne, Bovet, Daniel JeanRichard, IWC, Jaeger-LeCoultre, Officine Panerai, Parmigiani Fleurier, Perrelet, Roger Dubuis, Van Cleef & Arpels, Alfred Dunhill, Montblanc. И выставка — закрытая, билет туда не купишь, только по пропуску, через магнитную рамку, что, конечно, бальзам на душу любого советского человека.
Снаружи — скучный выставочный павильон Palexpo, внутри — целая богатейшая улица вся в духе ар-деко, окруженная часовыми витринами и заставленная столиками пяти ресторанов, в которых тебя заливают шампанским и засыпают фуа-гра по одному твоему знаку. Правда, улица без единых уличных часов — видимо, невозможно было сторговаться, часы с какой надписью там вешать. Поэтому, если ты забыл часы в отеле, тебе остается либо определяться по мобильнику, либо ходить по выставке с идиотским вопросом: "Который час?"
Салон открывали со всей полагающейся помпой. Родольф Узер (Rodolphe Huser), председатель международного комитета Haute Horlogerie, сказал, что салон не только умный и красивый, но еще и крайне полезный. Благодаря салону, отметил он, только в прошлом году женевские гостиничные работники выполнили и перевыполнили план. Ну это многие собравшиеся, положим, почувствовали на себе. Государственный советник Карло Лампрехт (Carlo Lamprecht) говорил цветисто, сравнивши салон с пещерой Али-Бабы, и произнес неизбежную после этого банальность, сказавши: "Сезам, откройся!"
Тут Сезам и открылся. И началось то, ради чего сюда приезжают — подержать в руках настоящие часы, которые, конечно же, показывают время, но так, между прочим, а служат совсем не для этого.
— Так что же вы продаете? Время? Или роскошь? — спрашиваю я у генерального директора Vacheron Constantin.
— Что значит роскошь? — удивляется Клод-Даниэль Проллок (Claude-Daniel Proellochs).— Для кого-то роскошь — это "Роллс-Ройс", а для кого-то — "Смарт". Для кого-то — Swatch, а для кого-то — Breguet. И то, и другое, и третье верно. Я могу дать только одно определение роскоши: она не может быть фальшивой, она может быть только подлинной. Вот это мы и даем людям. Не часы сами по себе, не вещь, а радость обладания подлинным предметом. Подлинным и редким, потому что мы не производим тысячи экземпляров. А время мы продать не можем. И купить, к сожалению, тоже. Временем никто не владеет — вот это настоящая роскошь.
— Ваши клиенты готовы разделить вашу философию?
— Да, потому что наши часы — это средство коммуникации. Над ними работают часовщики, дизайнеры, инженеры, но завершается это все в диалоге между двумя людьми, на расстоянии в пятьдесят сантиметров — вот как мы с вами сейчас сидим. Если за вашими часами нет философии, как вы убедите клиента, что они непременно должны ему принадлежать? А мы убеждаем, потому что все время стремимся к совершенству, к диалогу. Пусть это совершенство недостижимо в абсолюте, но нельзя никогда останавливаться. Надо понять желания наших клиентов. Неправильно, скажем, прийти в Россию с готовой вещью и сказать: вот тебе часы, хочешь — покупай, не хочешь — не покупай. Надо сделать что-то новое.
— А зачем каждый раз делать что-то новое? В истории часового искусства есть великие модели, настоящие мифы. Можно же просто их повторять и повторять.
— Вот наша знаменитая модель 1972, награжденная Diplome du Prestige de la France, асимметричные женские часы, которые стали мифом тридцать лет назад и остаются мифом до сих пор. В этом году мы выпускаем в честь ее юбилея три ограниченные серии, но это не копия, это часы нового тысячелетия. Уверяю вас, невозможно воспроизвести мифы. Миф не придумаешь, миф — это мечта, которая неожиданно материализуется. Однажды вы произведете что-то, что останется в истории. На это можно надеяться, но это нельзя сделать специально...
Тут не поспоришь. Вот миф в чистом виде — часы-амфибии Officine Panerai делались совсем не для часовых салонов.
Всегда выиграет та вещь, о которой можно рассказать самую интересную историю. Officine Panerai здесь вне конкуренции. Их создали накануне Второй мировой для итальянских людей-лягушек князя Боргезе. В этом году Officine Panerai выпустили даже часы с крышкой, на которой итальянскими граверами изображен рейд людей-лягушек: оседлав миниатюрную подводную лодку, они режут противолодочные заграждения. Список кораблей, потопленных итальянскими водолазами, по-гомеровски длинен и завершается — как сейчас начали шепотом говорить — чуть ли не советским линкором "Новороссийск". Конечно, рекламная кампания вышла дороговатая, что и говорить, зато какая действенная.
На часах многих известных марок вы найдете отметку, что они выдерживают погружение, но это скорее для тех, кто побаивается, уходя на пляж, оставлять свои драгоценные часы в гостиничном сейфе. У Officine Panerai это выглядит совсем по-другому. Их гипертрофированная величина, защищенная скобой заводная головка, светящиеся стрелки, широкий ремень с необъятной пряжкой (чтобы легче надевать на гидрокостюм) — обыкновенные свойства подводных часов — на суше превратились в дизайнерскую роскошь. Но до сих пор с любыми Officine Panerai можно нырнуть, причем по-настоящему, а не в ванную.
Они себе выпускают и выпускают свои классические модели luminor marina и вовсе не собираются насыщать ими рынок. За этими часами надо записываться в очередь, и нет никаких признаков того, что охватившая мир панераимания начнет сходить на нет. Об их бешеной популярности говорили два стенда, доверху заваленные фальшивыми Panerai для самых нетерпеливых.
В коллекции есть часы и для левой, и для правой руки ("Подошли бы вашему президенту",— с некоторой надеждой говорят менеджеры), из металла, из белого золота, из титана. Появились даже Officine Panerai с корпусом, украшенным бриллиантами. Ну, этого я, положим, одобрить не могу. Меня успокаивает только одно: под водой алмазы видны не будут.
Если уж душа лежит к камешкам, надо идти к Van Cleef & Arpels. Нынешнее их выступление в Женеве было просто блестящим, как ни смешно применять этот эпитет к продукции знаменитой ювелирной фирмы. Их Cadenas — ремейк модели 1936 года. Надо сказать, что период между двумя мировыми войнами вообще создал часовую классику. Стиль ар-деко, с его простыми, уверенными формами, сдержанной, монументальной роскошью, повлиял и на часовщиков, и на ювелиров.
Изгибающаяся во все стороны "змейка" Cadenas с застежкой-"крокодилом" несет маленькую призму с встроенными в нее миниатюрными часами с круглым циферблатом. Фирменная массивная бриллиантовая насадка Van Cleef & Arpels здесь сочетается с необыкновенной подвижностью браслета, который можно любым образом перекрутить на запястье. Ван-клифовский менеджер Эрик Жакольо (Eric Jacolliot) достает все новые и новые варианты — серое золото, желтое золото, змейки, браслеты, кулоны. Нам легко хвалить, потому что перед нами и старинное ювелирное ремесло, и отличная работа дизайнера, плюс в каждой вещи есть вполне современная игра, а камни не наклеены где ни попадя ради повышения цены.
Cartier — легенда ювелирного и часового мира. Их классические модели — танк, черепаха и бочка (они же tank, tortue и tonneau) — сделали часовую моду на многие десятилетия вперед. Tank basculante, знаменитый "вращающийся танк",— технически непревзойденная игрушка для взрослых. Их вращение вдоль руки и их замок мне кажутся не менее интересными, чем поперечный поворот у Jaeger-LeCoultre в моделях Reverso — тоже бесконечно знаменитых.
От Cartier больше ждут ювелирного дизайна, чем технических новаций, но на сей раз они предложили и собственные механизмы. Показав, что возможности классических моделей не исчерпаны, они представили ограниченным тиражом маленький шедевр, полный духа Cartier, модель Tank a vis с двумя циферблатами. От этих часов невозможно оторваться. Несмотря на маленькие размеры, Cartier, судя по рекламным роликам, готовили эту модель для мужчин, но дуры будут женщины, если предпочтут взять камнями. Впрочем, женщины как раз совсем не дуры, потому что раз за разом отбирают у мужчин их исконные модели.
Еще одна новинка Cartier — часы, названные Divan. "Почему диван?" — "Ну, потому, что они такие широкие,— говорят менеджеры Картье.— Диван — место свидания, с другим или с самим собой, место размышления".
Такие, обломовские, стало быть, часы, близкие русской душе. Они и вправду очень хороши. Крупные, легко читаемые римские цифры, массивный, но не тяжелый корпус, один из немногих корпусов, лучше выглядящий в желтом золоте, нежели в белом или металле. Это такой Картье-Картье — реминисценции старинной "черепахи", созданной еще в 1912-м. Правда, дизайн стал более острым, к тому же это не механические часы, а кварцевые. Что теоретически делает их вполне пригодными для женской аудитории, которая не любит подводить стрелки, сверять секунды и вообще излишне заботиться о своих вещах. Все, что нужно, чтобы выйти в триумфальный тираж. Получится это на самом деле или нет — трудно сказать: часовые мифы действительно непредсказуемы. Но люди из Cartier страстно на это надеются. Нас заговорщицки предупреждают:
— Мы, конечно, можем вам дать фотографии. Мы открыты для мировой прессы. Но, честно говоря, они не передают все очарование этих часов. Нет! Они — не на уровне! Вы только посмотрите — где часы, а где фотографии! Мы должны эти фото переделать. Мы будем работать и работать, снимать и снимать, пока не добьемся того, чтобы фотографии были достойны "Дивана". И тогда мы скажем: "Вот, берите, печатайте!" Так будете брать?
Я, понятно, взял.
Отчасти похожую по форме корпуса на Divan Cartier модель Hampton Spirit — прямоугольник с чуть срезанными углами — представили Baume & Mercier. Ее название отсылает к знаменитой модели Hampton, но прежний Hampton был вытянут вдоль ремешка, а новый Hampton Spirit вытянут поперек. Очень благородные часы. В Baume & Mercier гордятся тем, что они — все в "золотом сечении" — то есть идеально, архитектурно, спропорционированы. Материал — серое золото, сталь или титан, который на 20% легче стали (на руке разница весьма ощутима).
К 172-летию знаменитой швейцарской фирмы их выпустят ограниченной серией в 172 экземпляра. Hampton Spirit пользуется успехом, от посетителей отбоя нет, и совершенно обессилевшие от посетителей менеджеры тихо шипят на секретарш: "Эй, скажите там, чтобы перестали менять расписание встреч",— наверное, для часовщиков непунктуальность особенно мучительна. Но раз начав, они увлекаются, розовеют и повышают голос.
На голос приходит один из командиров Baume & Mercier Бернар Форнас (Bernard Fornas). И как раз вовремя. На стол выставляется коробка с новой Linea Variation. К прошлогодним женским Linea, поразившим воображение своим супердлинным кожаным ремешком, оборачивающимся несколько раз вокруг запястья, добавлена целая серия сменных ремешков и браслетов. Все они продаются вместе и позволяют собрать новые часы для каждого нового вечера.
Количество вариаций, радикально меняющих облик часов, хоть и небесконечно, но значительно. Baume & Mercier уверяют, что использование в часах принципа "открытой архитектуры" — революционный шаг. До этого женские часы подавались как завершенный oeuvre d`art, по принципу "ни прибавить — ни убавить". Здесь у женщины появляется возможность показать свою индивидуальность, в этом гораздо больше доверия к клиенткам Baume & Mercier, этой довольно интеллигентной марки.
Классная идея для женщины, которая ищет совершенства. Бернар Форнас внимательно смотрит за реакцией. "So lovely, it`s incredible",— стонет рядом симпатичная журналистка, перещелкивая ремешки-браслеты с таким же самозабвением, как ребенок знакомится с новым "Лего".
"А ну как с этими вашими новшествами женщины будут одеваться еще на два часа дольше",— спрашиваю у Бернара Форнаса. Измученный журналистами Форнас шутку не принимает и говорит, что выбор всегда лучше отсутствия выбора. Нашей реакцией он доволен, мы вели себя точно так же, как десятки часовых обозревателей со всех концов света, забывавших всякий стыд за игрой в новой Linea Variation. Он явно чувствует успех и в то же время несколько пессимистичен.
— Буквально тащат на ходу,— возмущается Форнас и потрясает изделиями злодеев-конкурентов.— Мы сделали знаменитые Catwalk — и что же! Через год у всех были такие браслеты! Вот вы все здесь журналисты. У меня к вам нижайшая просьба. Напишите всем, что есть в Женеве такие Бом и Мерсье и в этом году у них была новая Linea Variation. Напишите, пусть все знают, что это мы придумали.
Секта любителей дорогих часов на удивление велика. Еще больше и разнообразнее секта часовых журналистов. Там есть упертые пуристы, которые, поджав губы, глядят на кварц — немеханические часы для них не существуют. Над ними посмеиваются вдохновенные художники, увлекающиеся прежде всего формой. Они приезжают изо всех стран, и уже в женевском аэропорту их легко отличаешь от праздных любителей. В Израиле стреляют, но из Израиля приехали журналисты и байеры, в Японии проблемы с Курилами, но японцы ходят по выставке шеренгами. Аргентина бьется в тисках кризиса, но аргентинские часовые обозреватели в белой перчатке на южной волосатой руке бережно держат женевские новинки, чтобы рассказать о них посвященным.
Нынешнего года ждали с опаской. Кто знает, сколько часов великих марок осталось вместе с рисунками Пикассо и скульптурами Родена под завалами нью-йоркского торгового центра. Одна надежда — рынок Haute Horlogerie мало подвластен потрясениям, он пережил войны и экономические кризисы, он подмял научно-технический прогресс, побил электронику и кварц.
В 1980-х, окончательно победив японскую штамповку, швейцарские часовщики смогли объяснить всем, что их часы показывают не только время. Это был первый шаг — затем они доказали, что их часы показывают не только деньги. В 2002 году часы Haute Horlogerie — это памятник культуры, который к тому же можно носить на запястье. Покупая их, ты покупаешь не вещь, а миф, целую главу всемирной истории, которой ты можешь наслаждаться хоть 24 часа в сутки.
Рене Камм (Rene Kamm), генеральный менеджер Global exhibitions (Swiss exhibitions limited):
— Согласно последним исследованиям, глобальный рынок предметов роскоши в данный момент оценивается в $66 млрд. Продажи часов и ювелирных изделий составляют 30% (или почти $20 млрд). При этом рынок развивается в очень непростое время — на фоне падения деловой активности мировой экономики. Ужасные события 11 сентября сопровождались общим замедлением торговли во всем мире и переоценкой ценностей многими потребителями. Эти факторы неизбежно повлияют и на нас. Обидно, что все это последовало за фантастическим ростом 1999-го и 2000 годов. В такой ситуации совершенно очевидно, что мы не можем успокаиваться на достигнутом и должны разработать долгосрочную стратегию развития рынка в новых условиях.