Он работает непрерывно, совсем недавно вышли фильмы "Это всего лишь конец света" и "Танцовщица". Весной состоится премьера "Девяти пальцев" Франсуа-Жака Оссанга, а Ульель уже готовится к новым съемкам, в картине "Ева" у Бенуа Жако, где его партнершей будет Изабель Юппер. А потом следующая роль — в "Конце" режиссера Гийома Никлу, где Гаспару предстоит играть с Жераром Депардье.
Фото: Brookes / предоставлено Chanel Watches
Фото: Matthew Brookes / предоставлено Chanel Watches
Ульель расстегивает ремешок на своих часах, чтобы показать обратную сторону Monsieur de Chanel, первых в истории марки мужских часов с собственным механизмом Chanel — сквозь прозрачную заднюю крышку он виден весь. "Бьется, как открытое сердце, правда?" — с этого и начинается наше интервью.
— Я сейчас задам каверзный вопрос.
— Ну давайте.
— У вас на руке часы Monsieur de Chanel. У них очень сложный, необычный механизм. Вы понимаете, как он работает?
— Я вас удивлю. Это хронометр с функцией прыгающего часа и ретроградной минутной стрелкой.
— Вы выучили это наизусть?
— Да, потому что мне по-настоящему интересно. Когда в окошке индикатора меняется час, минутная стрелка моментально перескакивает обратно на ноль. В мире, где все одноразовое и стандартизированное, такая вещь напоминает о вечности. К тому же эти часы старомодны в лучшем смысле слова. В том смысле, что у них трехдневный запас хода, но потом их обязательно надо подзаводить вручную. Они не показывают время просто так, ты должен это сначала заслужить. А если забыть про подзавод, время остановится. Так тебе достается немного власти над миром.
Часы Monsieur de Chanel, первые мужские часы Chanel с собственным механизмом Calibre 1. С функцией прыгающего часа, ретроградной минутной и маленькой секундной стрелкой, запас хода — 3 дня. Корпус и стрелки: белое золото, опалиновый циферблат, ремешок из кожи аллигатора. Предполагается выпустить 300 экземпляров этих часов, все они будут пронумерованы
— Вам не хотелось бы остановить время по-настоящему?
— У меня непростой анамнез, связанный с медлительностью. С детства мне говорили, что я живу в своем ритме. Меня нельзя торопить. Останавливать время ни к чему, но мне важно следить за тем, как оно проходит. Тут-то и пригождаются часы.
— В вашей актерской карьере тоже есть определенная медлительность.
— Да, и мне она по душе. Неспешность оставляет место для поэзии, а где бы мы были без поэзии? Моменты тишины нужно ценить. Я никогда не переживал, если между съемками вдруг случался перерыв и я не переходил от одного проекта сразу к другому. Для меня пустота — это неожиданный простор. Возможность восстановиться. По крайней мере, так я это воспринимаю. А вот Ксавье Долан, с которым мы недавно работали, вообще не может сидеть спокойно. Это сверхактивный человек, он мчится по жизни со скоростью 200 километров в час. Секунды на моих часах показались бы ему невыносимо долгими.
— Вы с Доланом представляли в Канне "Это всего лишь конец света". В Канне время для вас идет медленнее или быстрее?
— О, там все носятся как угорелые, даже каннское время так спрессовано, что это уже напоминает насилие. Чтобы восстановиться после фестиваля, мне необходимо потом побыть в одиночестве, а если общаться с кем-то, то только с самыми близкими людьми. Если этого не сделать, боюсь, что можно сойти с ума.
Фото: Matthew Brookes / предоставлено Chanel Watches
— Вы согласны с тем, что в наше время жизнь несется слишком стремительно?
— Меня пугает не это. Пугает сочетание скорости и расточительности. Все эти сообщения, напоминания, оповещения в телефоне, необходимость постоянно находиться на связи. Мы постоянно на связи, но мы перестали друг с другом встречаться. Мы все время фотографируем. У меня недавно родился сын, и я не могу не задумываться, не слишком ли часто мы его снимаем. У меня хранятся тысячи кадров — может быть, это уже перебор? Что он станет делать с этими залежами изображений, когда вырастет? Загрузит в телефон? Все эти нестираемые, стойкие следы прошлого, как будто его жизнь засняли и сохранили для какого-то бесконечного фоторомана. Иногда мне кажется, что мы крадем у ребенка воспоминания, лишаем его свободы воли и возможности представить собственное прошлое. Ведь все эти картинки неизбежно вмешаются в его воспоминания, повредят их ткань. Такое ощущение, что мы изначально лишили его возможности рассказать собственную историю. В ней не осталось места выдумкам, мечтам, легендам. Образы безобразно оттеснили воображение.
— То есть телефон крадет у вас и будущие воспоминания, и ваше время?
— Даже без соцсетей я провожу чудовищное количество времени в телефоне. Стоит мне обнаружить, что я чего-то не знаю,— и приходится лезть за информацией в интернет. Поразительно, конечно: иметь прямо в кармане безграничные знания (ну или почти безграничные). Но мне бы хотелось чаще смотреть не в телефон, а на часы.
— Можно я спрошу, сколько вам лет?
— Без проблем. Мне... Погодите, сколько же мне лет, действительно? 32? 33? Кошмар! Я не помню, сколько мне лет. Все-таки мне 32, наверное.
Фото: Matthew Brookes / предоставлено Chanel Watches
— А ваши Monsieur de Chanel разве не показывают возраст?
— Нет, эти часы ведут себя умнее: они напоминают о ценности каждой секунды. Поэтому я их вообще не снимаю. Даже когда сплю.
— Я вам не верю.
— А зря. Иногда я лежу в темноте и прислушиваюсь к секундной стрелке — она помогает мне заснуть.