Фестиваль кино
Фото: Bayerischer Rundfunk
На кинофестивале в Роттердаме показали фильм "Manifesto", режиссером которого выступил известный немецкий художник Джулиан Розефельд. Даже если бы вовсе не было других фильмов, одного этого достаточно для АНДРЕЯ ПЛАХОВА, чтобы считать фестиваль состоявшимся.
"Manifesto" сначала был представлен в виде инсталляции в музеях Сиднея, Берлина, Нью-Йорка, а премьера самого фильма состоялась на фестивале "Сандэнс". Он состоит из двенадцати эпизодов, в каждом из которых зачитываются ключевые положения какого-нибудь манифеста. Среди авторов — писатель Филиппо Томмазо Маринетти, художники Казимир Малевич и Василий Кандинский, поэты Андре Бретон и Тристан Тцара, скульптор Клас Ольденбург, хореограф Ивонна Райнер, кинорежиссеры Вернер Херцог и Ларс фон Триер (это далеко не полный перечень). Все фрагменты фильма-инсталляции объединяет фигура великой Кейт Бланшетт, которая поставила всю мощь голливудской школы перевоплощения на службу радикальному искусству. Актриса, виртуозно маневрируя масками и акцентами, выступает в обличьях матери семейства, школьной учительницы, примы-балерины, научного работника, ведущей программы теленовостей и даже бородатого бомжа, скитающегося по помойкам. Каждый раз Розефельд находит неожиданный ход: манифест дадаистов Бланшетт провозглашает в качестве похоронной речи, а поп-артовские постулаты Энди Уорхола ("Банан — это искусство...") — вместо предобеденной молитвы.
Начиная с "Манифеста" Карла Маркса, эта мессианская форма самовыражения, соединяющая в себе пророчество, страстное самовыражение, призыв к публике, зачастую и провокацию, стала одной из главных в художественной и политической жизни ХХ века. "Синий всадник" и "Флуксус", футуристы, сюрреалисты, ситуационисты, концептуалисты — всех не перечесть. Последний из манифестов — полупародийная датская "Догма-95" — появился в самом конце столетия и, казалось, завершил его. XXI век представлялся веком без идеологий, не требующим звучных прокламаций. Однако это впечатление оказалось ошибкой. Смысл фильма Розефельда в том (и он подтвердил это на его обсуждении), что с мировым дрейфом в консерватизм и приходом таких политических фигур, как Трамп, время манифестов и революций только начинается. Жанр же самого "Manifesto" можно определить как пост-Триер.
Манифестация той или иной художественной программы — характерная черта современного искусства, представленного в Роттердаме. Спецпрограмма фестиваля под названием "A Band Apart" посвящена тем явлениям в современной жизни и кинематографе, где различима "ДНК панк-культуры", выбирающей в качестве манифеста прямое действие в публичном пространстве с нарушением общественного порядка. В отличие от своих предшественниц сорокалетней давности нынешние панк-акции более жестоки и кровавы, они сближаются с последними "показательными" терактами в Ницце и Берлине. Самым диким "панковским" образом года кураторы программы называют убийство российского посла в Турции: преступник стоял перед телекамерами рядом с жертвой, подняв палец, почти как рок-звезда на стадионе.
Самолюбование присуще и персонажам французской "Ноктюрамы" Бертрана Бонелло — картины о группе молодых людей, видящих единственный способ насолить обществу с помощью показательного террора. Сбившись в самодеятельную группу и придумав остроумную технологию коммуникаций, они организуют серию симультанных взрывов в Париже: горят Министерство внутренних дел, крупный бизнес-центр и золоченая статуя Жанны д'Арк перед отелем "Реджина". А в фильме "Хамстер" бельгийца Мартина Дуена показано, как свидетели террористической атаки в Еврейском музее (дело было в 2014 году) заражаются коллективной истерией и начинают дергаться в конвульсивном танце прямо на улице: это напоминает средневековые пляски святого Витта. Российское кино все больше удаляется от главных мировых трендов, но не случайно единственный фильм из наших широт, попавший в программу фестиваля, короткометражный "Святый Боже" Владлены Санду, все-таки по-своему в них вписывается. Это тихое, намеренно приглушенное по тону, но оттого не менее впечатляющее высказывание. Прежде чем стать режиссером, Владлена пережила ужасы чеченской войны, потерю дома и близких, скитания и болезни. Из этих испытаний родился фильм, который тоже может быть назван своего рода манифестом. Он не про искусство — про жизнь, которая приобретает форму современной, совсем не оптимистической трагедии.