Выставка "Революция. Первый залп. Иван Владимиров — свидетель непростого времени" открывается в Музее современной истории России
После человеческого смятения на рисунках времен войны и революции крупным планом — лица победителей, дорвавшихся до радостей жизни и не осознающих и оттого не скрывающих своего животного выражения
Художника Ивана Владимирова читатели "Огонька" столетней давности знали хорошо. Это его рисунки рассказывали о том, что делается на фронте, о волнениях в столице. Жанра фоторепортажа тогда еще не было — слишком громоздким было оборудование для фотосъемки, и, главное, та фотография не передавала настроения людей. А вот быстрый карандаш в руках художника давал возможность схватить момент, запечатлеть меняющееся время.
Русско-японская война и Первая мировая, 1905 год, волнения и революции в столицах, разграбление помещичьих усадеб и расправа с теми, кто олицетворял "старую Россию", чудеса "новой жизни" и ее вожди, Вторая мировая война — жизнь художника Ивана Владимирова, запечатленная в рисунках и полотнах. Он учился и начинал как баталист — война 1914 года получила в лице художника верного хроникера. Достанься России в ХХ веке не такая кровавая история, может, писал бы импрессионистские пейзажи в Крыму и Финском заливе — в наследии художника есть и скалы, и набежавшая на берег изумрудно-лиловая волна, и обнаженные загорающие. Но век, "кующий гибель день и ночь", выбора не оставил — и Владимиров стал его свидетелем, летописцем и судьей.
На выставке, открывающейся в Музее современной истории России, представлены, пожалуй, самые сдержанные работы художника. Здесь нет ни знаменитого "Долой орла!", "Взятия Зимнего дворца", "Ленина и Сталина в Разливе" и "Джугашвили в заключении". Но нет и "Допроса в комитете бедноты", "В подвалах ЧК", "Сопровождения заключенных", "Русского духовенства на принудительных работах". И все-таки наверняка выставка всколыхнет старые споры, каким богам и властям служил художник.
Может быть, ответ даст сам Музей современной истории России, где проходит выставка: когда-то здесь, в московском Английском клубе, работал библиотекарем отец художника — Алексей Порфирьевич. Времена меняются, а место, где родился и узнал счастье и горе жить на свете, остается одно на всю жизнь. Или отгадка в этих строчках, которые Иван Владимиров писал в Ленинграде во время блокады: "О поступлении добровольцем я и мечтать не мог: мои 72 года и неуверенность походки сразу лишали меня надежды на какую-либо активную помощь подобного рода, и я решил все силы направить по линии искусства. Буду зарисовывать композиции всех моментов, какие встретятся мне и о каких я буду читать или слышать правдивые описания и рассказы".
Он так и делал всю жизнь — рисовал, что видел, слышал. На выставке представлены работы, которые мало растиражированы и дают, как кажется, ответы на тот самый вопрос — на чьей стороне был художник. "На посту", "В театре. Царская ложа", "В пивной "Старая Бавария"", "За чтением газеты "Правда"", "Мордобой на пляже — культурное достижение по спорту", "За знакомство" — после человеческого смятения на рисунках времен войны и революции крупным планом — лица победителей, дорвавшихся до радостей жизни и не осознающих и оттого не скрывающих своего животного выражения. Что может быть более жестоким приговором, чем выражение лица?
У нас любят простые ответы на сложные вопросы, особенно связанные с отношением к "режиму" и принадлежностью к тому или иному лагерю. В 1911 году Владимиров продемонстрировал, что такое быть или не быть "своим" и как важно оставаться собой. Для модернистской выставки "Салон" он предложил свои картины и был с презрением отвергнут. "Вы человек старой гнилой школы. Нам работ Владимирова не надо!.. Прощайте!" — ответили художнику. Тогда Владимиров написал несколько картин в декадентской манере и послал их на тот же "Салон" под псевдонимом "Карлъ Флинта из Хельсинки". Их приняли с восторгом, быстро раскупили и бурно хвалили в прессе. Тут Владимиров и разоблачил мистификацию. Скандал был чудовищный. Илья Репин, о которого актуальные художники вытирали ноги, прислал веселое письмо: "Дорогой Иван Алексеевич! Спешу приветствовать Вас за Вашу великолепную шутку над нахальными мазилками и жалкими пигмеями, вообразившими себя новаторами нашего родного искусства"... На следующий год "Салон" так и не открылся. А через пять лет рухнуло все. Как это было — смотрите на выставке в бывшем Английском клубе.