юбилей архитектор
Исполнилось сто лет Бертольду Любеткину — единственному архитектору русского конструктивизма, которому удалось превратиться в реальную фигуру западной архитектуры. Его юбилей празднуется в Англии, но не в России, замечает ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.История Бертольда Любеткина — это ответ на вопрос о том, возможен ли русский конструктивизм без русской революции. Сегодняшний Запад и вслед за ним сегодняшняя Россия считают, что да, возможен, что конструктивизм — это прежде всего система форм, не имеющая никакого политического содержания. Но в реальности так не получается.
Любеткин родился в 1901 году, не то в Тбилиси, не то в Варшаве. В 1919-1920 годах успел повоевать в Красной армии, потом поучился во ВХУТЕМАСе у Родченко и Татлина. В 1922 году переехал в Берлин, работал переводчиком у Лисицкого. В 1925 году помогал Константину Мельникову строить нашумевший павильон СССР на всемирной выставке. В 1928 году получил первый самостоятельный заказ и выстроил частную виллу на авеню де Версай в Париже. В 1930 году переехал в Лондон и основал группу "Тектон". Основные проекты Любеткина принадлежат к довоенному времени. Во время войны строил бомбоубежища, после, в 1951 году, удалился в добровольное изгнание на ферму в Бердфордшире и больше, до смерти в 1990 году, ничего не строил.
Любеткин ускользнул из России через узкую щелку Веймарской республики. Через журнал "Вещь" Лисицкого и Эренбурга, издаваемый в Берлине, могли бы уйти и Малевич, и Маяковский, и множество других фигур — но не ушел почти никто. Окно это было специфическим. В отличие от философских пароходов и движения через Стамбул в Париж это было советское окно в Европу, а люди, вылезшие через него, были поджигателями мирового пожара. Любеткин не вернулся назад, но он, несомненно, был идейным твердолобым коммунистом, в чем и его величие, и трагедия.
Париж ему не понравился. Потому что единственную виллу, которую он построил, ему пришлось сделать роскошной и буржуазной. Бронзовые входные двери, бронзовые же переплеты больших окон-витражей, грузовой подъемник для кухни — все это куда больше походит на ар-деко, чем на русский конструктивизм из камышита и древесной трухи. Казалось бы, 29-летний эмигрант из России, первый самостоятельный заказ — куда лучше? Но нет, он уехал из буржуазной Франции.
Тут надо отдать должное прагматизму англичан. У них как-то ничего не пропадает. То есть, разумеется, приспособить революционера к своему жилищу или тем паче к своим общественным установлениям они не смогли, да и не пытались. Но они нашли место, где эта деятельность была бы не страшной, а пожалуй, и занимательной. Сэр Джулиан Хаксли, директор Лондонского зоопарка, человек очень прогрессивный и стремившийся ко всему новому, в 1932 году получил в свою коллекцию двух горилл из Конго. Их требовалось куда-то поселить. И вот эта функция, совершенно невинная для общественных установлений британцев, оказалась самой подходящей для ученика Татлина и Родченко. Он построил Gorilla House, прекрасную белую коробку с большой открытой верандой, где гориллы отдыхают и кушают. Никакого ар-деко тут, естественно, не требовалось. По сдержанности своих недорогих материалов эта вещь вполне вписывается в контекст русского конструктивизма. За гориллами пошли пингвины, и бассейн для пингвинов со сложными пространственными спиралями лестниц для этих животных напоминают сложные пространственные построения Родченко и Лисицкого. Это шедевр, хотя и очень небольшой, среди пингвинов царит здоровый дух радости и коллективизма.
От горилл и пингвинов Любеткин перешел к жилищам для рабочих. Группа жилых домов High-point практически не отличима от советской типовой застройки конца 60-х годов. Любеткин наконец-то начал делать то, к чему всю жизнь стремился — социально ответственное дешевое жилье для рабочих, достоинство которого не в архитектуре, а в том, что социально угнетенным обеспечивается светлое будущее. Больше того, в 1943 году ему удалось открыть рядом с этим жильем небольшой памятник Ленину, бюст на фоне бетонной доски. Эта вещь так напоминает районные доски почета в спальных районах, что становится ясно — Любеткин предсказал будущее.
Но после войны все изменилось самым ужасным образом. Архитектура модернизма перестала быть уделом пингвинов, горилл и социально обездоленных. Напротив, она стала самым модным течением. Лорды строили себе виллы в духе modern mouvement, дорогие квартиры в дорогих домах стали приобретать отчетливо любеткинские черты. Любеткина все носили на руках как отца-основателя модернизма в Англии — так же как во Франции носили Корбюзье, а в Америке — Райта.
Но в отличие от них Любеткин не смог перенести того, что авангард перестал служить делу освобождения рабочего класса. В разгар своей славы он заявил, что не находит заказов, которые соответствовали бы его представлениям о задачах архитектуры, распустил "Тектон" и ушел в добровольное изгнание. Кроме того, он публично потребовал разрушить созданные им здания, потому что они "взывают о мире, которому не суждено было состояться".
Так что есть западный модернизм как система форм, а есть русский конструктивизм как архитектура коммунистической утопии. И одно не может превратиться в другое. По крайней мере, такое перерождение невозможно в голове одного человека, вышедшего из одного, но не дошедшего до другого.