премьера кино
Сегодня в кинозале Центрального дома литераторов пройдет премьера боснийской черной комедии "Ничья земля" (Nikogarsnja zemlja). Этот минималистский анекдот о войне в бывшей Югославии неожиданно для многих победил французскую сказку "Амели" (Amelie) в борьбе за "Оскар"."Ничья земля" имеет массу и других престижных призов — пожалуй, даже многовато для игрового дебюта. Его автор Данис Танович (Danis Tanovic) начинал как документалист, специализирующийся на боснийско-сербском конфликте. В принципе он мечтал стать просто режиссером и снимать что-нибудь воздушное вроде той же "Амели". Но началась война, и выпускник сараевской киношколы отправился на передовую, где наснимал 300 часов материала, составивших основу киноархива боснийской армии. Потом он переселился в Бельгию и совсем уже собрался стать нормальным, мирным кинематографистом, однако при попытке написать первый сценарий ничего другого, кроме югославской войны, как-то не пришло ему в голову.
Выбор американских киноакадемиков представляется довольно странным, но объяснимым. Например, стремлением продемонстрировать, что после 11 сентября нация повзрослела и утратила аллергию на истории с плохим концом. "Ничья земля" рассказывает совсем не о том, о чем обычно делаются оскаровские фильмы,— не о величии человеческого духа, а о его ничтожестве. В этой картине нет ни одного человека, которого можно было бы, пусть условно, назвать героем.
Когда война происходит в голливудском фильме, независимо от того, в какой именно точке земного шара, ни один зритель не сомневается в глубокой целесообразности боевых действий. В картине же Тановича с первого кадра ощущается их полная бессмысленность: отряд боснийских разведчиков лениво шарит в непроглядном ночном тумане и, вконец измучившись, засыпает, чтобы утром обнаружить себя в нескольких метрах от сербских позиций и подвергнуться немедленному расстрелу. Спастись удается только одному боснийцу, который прячется в окопе на нейтральной полосе. Сербам воевать тоже явно лень, но после долгих препирательств они отправляют двух бойцов посмотреть, нет ли в нейтральном окопе чего интересненького. Чтобы хоть как-то разогнать скуку, один серб подкладывает мину под мертвого боснийца, но увидеть финал своей шутки ему не придется, потому что его убьет живой босниец, внезапно выскочивший из укрытия. Такова завязка, в результате которой на ничьей земле оказываются трое: серб, босниец и заминированное тело, внезапно подающее признаки жизни. Разрешить ситуацию может только вмешательство миротворческих сил ООН.
Дальше начинается полуабсурдистская пьеса "В ожидании миротворцев", не лишенная мрачного восточноевропейского остроумия, хотя каждую секунду кажется, что вот-вот драматургия развалится и станет совсем скучно. Видимо, режиссер ужасно боялся потерять управление сюжетом и потому тщательно очистил историю от всяких отягощающих подробностей, так что его персонажи почти настолько же лишены индивидуальных психологических характеристик, как персонажи Беккета. В своем ключевом диалоге они спорят о том, кто первый начал: сначала босниец заставляет серба под дулом автомата признаться, что Сербия затеяла войну, но через несколько минут серб выбивает из противника аналогичное признание. Автор вроде бы ни за кого не болеет, и в этой беспристрастности могло бы заключаться главное достоинство фильма, если б она не объяснялась абсолютной убежденностью в правоте своей стороны. На мине в окопе лежит все-таки босниец, заминированный сербом, а не наоборот.
"Нападение сербов и хорватов на боснийцев является реальностью, историческим фактом. Мне не надо его доказывать",— считает режиссер. Исторические факты действительно не надо доказывать, потому что их не существует — есть лишь интерпретации. Так же как не существует нейтралитета — есть лишь бездействие, за которое ооновские "миротворцы" удостоились от Тановича злобного сатирического выпада. В его фильме высоким чинам ООН плевать на все, кроме своего покоя, а отдельные усилия рядовых в голубых касках тонут в океане начальственного безразличия.
Если отвлечься от военной тематики, сыгравшей существенную роль в фестивальном успехе "Ничьей земли", то она представляет собой типичный дебют, похожий на письмо ребенка, еще не выработавшего взрослый почерк и пока плохо умеющего манипулировать красивыми фразами. Взамен владения формальными приемами, которые ведут к штампам и фальши, режиссер "Ничьей земли" предлагает кинозарисовку по мотивам своего реального жизненного опыта, и каждый раз, когда замечаешь, как дрожит рука неопытного автора, думаешь, что наивность все же симпатичнее лицемерия.
ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА