Нелл Харпер Ли умерла во сне утром 19 февраля 2016 года. 56 лет спустя после того, как вышла ее книга "Убить пересмешника" — одна из самых знаменитых и читаемых книг в западном мире.
Ей было 89. Она уже почти не видела и не слышала, передвигалась в кресле-каталке. Ее сестра Алиса, которая долгие годы была ее защитницей и советчицей, умерла за полтора года до нее. Возможно, именно потому, что у старой беспомощной писательницы не осталось любящих, заинтересованных советчиков, издательству HarperCollins удалось добиться от нее разрешения на публикацию первого варианта "Пересмешника" — романа "Пойди поставь сторожа", рукопись которого более полувека пролежала в сейфе и который Харпер Ли, по ее собственному признанию, не собиралась публиковать никогда.
Она практически никогда не давала интервью и чем старше становилась, тем меньше появлялась на людях. В одно из последних таких появлений — в августе 2007-го, когда ее принимали в Почетную академию штата Алабама — она ответила на вечный вопрос: "Почему вы больше не пишете?" самым самокритичным и самым замечательным образом: "Лучше хранить молчание, чем изрекать глупости". А в 2011-м ее друг передал от нее журналисту, спрашивающему то же самое, следующее: "Во-первых, я ни за какие деньги не соглашусь вновь пройти через то напряжение и гнет социальных обязательств, через которые я прошла с "Убить пересмешника", во-вторых, я тогда сказала все, что хотела, и не собираюсь повторяться".
В свете таких слов согласие на публикацию ее дебютного романа казалось действительно странным и вымученным. "Пойди поставь сторожа" совсем не плохой текст, но в нем даже отдаленно нет композиционный целостности и проникающей трогательности "Убить пересмешника". В связи с этим стали говорить о писательской несамостоятельности Харпер Ли — об участии в создании ее шедевра знаменитой редакторши Тэй Хохофф и даже друга детства писательницы Трумена Капоте (он выведен в "Пересмешнике" в образе маленького Дилла).
Но это все — все эти пересуды и предположения — совершенно неважно. Харпер Ли запомнила, придумала, написала, переписала и закончила историю, совершенно неповторимую в смысле вызываемого ей чувства. Можно сколько угодно разбирать "Убить пересмешника" литературоведчески — отслеживать ее связь с "южной готикой", приглядываться к тому, как она наследует книгам Марка Твена и предваряет американскую "новую журналистику". Можно говорить о ее безусловной политической и общественной значимости. Все это, разумеется, интересно и даже продуктивно, но никак не дает возможности подобраться к главному. "Убить пересмешника" — одна из самых живых книг на свете. В том смысле, что она концентрирует одно из важнейших жизненных ощущений: это безнадежная книжка о том, что надежда есть. И это не результат редакторской или дружеской правки. Это результат того, какой была Харпер Ли.