«Я хотел сделать все по закону»

Говорит руководитель детского спортивно-исторического лагеря "Золото Белого моря" Денис Орлов

Руководитель детского спортивно-исторического лагеря «Золото Белого моря» Денис Орлов рассказал Ольге Алленовой о том, почему после многолетней успешной работы он оказался под следствием, а детский туризм в России — под угрозой.

Фото: Мария Курзина

«Мы потратили миллионы, чтобы обеспечить выполнение этих СанПиНов»

У следствия к вам много претензий: у детей не было спальных мешков, в лагере не было мобильной связи, не обеспечили детей бутилированной питьевой водой…

Спальные мешки у детей были, потому что родители дали им свои спальные мешки. Свидетели рассказывают, что мобильная связь в лагере была, а с вышки мы регулярно посылали фотографии и объемные описания. А мыс Восходящего солнца, с которого всегда можно было позвонить, находится в 50 м от нашего технического лагеря.

Еще вас обвиняли в том, что вы выходили в море на незарегистрированных лодках.

Эти лодки меньше 200 кг по весу. А раз так, то не подлежат обязательной регистрации.

Были и обвинения, что вы выходите в море по неустановленным маршрутам.

Мы не выходили этим летом за пределы маленькой Кельтской бухты, ее глубина от 0 до 2 м и ширина от 50 до 90 м, а длина — всего 100 м. Как можно установить маршруты, если они не были совершены?

Отсутствие питьевой воды — одно из обвинений. Воду нужно было часто завозить?

К 22 июня мы завезли на остров почти тонну воды в пластиковых бутылках. Перед заездом участников вода в лагере была. Исходно вода в лагере тоже была. Часть мы выпили во время постройки палаток до начала смены, а часть сохранили. Она была в больших пятилитровых бутылках, которые я показал проверяющим чиновникам: открыл при них пробку с щелчком. Но они сказали: «Нет, это не бутилированная вода, вы сами ее налили».

А на острове вообще есть питьевая вода?

Природная вода там есть. Возле берега есть ламбины (озерца в скалах), там собирается дождевая вода, любой турист будет брать оттуда воду, кипятить ее и использовать. И все десять лет, пока мы там работали и были нормальными туристами, мы готовили на этой воде. Только в последние годы, когда появился новый СанПиН, мы стали завозить воду.

Правда, что выполнить этот СанПиН в палаточном лагере невозможно?

Это документ, который писали чиновники, а не туристы. В нем предусмотрен, например, жесткий норматив по жирам, белкам, углеводам в меню лагеря. Но эти нормы невозможно выполнить, потому что мы не обладаем необходимыми лабораториями. Дети совместно с инструкторами готовят, раскладывают порции. Как мы должны проконтролировать содержание белков, жиров и углеводов в каждой тарелке? Допустимое отклонение от нормы — 5%. Я как биолог говорю, что выполнить эту норму невозможно.

Что еще у нас в СанПиНах? Посуду нужно мыть в трех водах. Это в палаточном лагере. С нормативом по палаткам тоже нелегко. В обычной туристской палатке на человека отводится примерно 1–1,5 м. Нам чиновники сказали: «Положено 3 м на ребенка, стройте большие палатки». А у нас в отряде 12 участников. У таких палаток будет большая парусность. Любой ветер их положит. Значит, нужен каркас. А что значит поставить палатку на каркас на острове в 40 км от большой земли? Мы сделали 15 рейсов и прошли в общей сложности 1200 км для того, чтобы привезти на остров кубометры стройматериалов, снаряжение и продовольствие. И мы построили эти палатки на каркасах.

Все это только чтобы выполнить СанПиН?

Да. Я хотел сделать все по закону. У наших ребят были реальные, а не липовые медицинские книжки. Все прошли реальную, а не липовую подготовку. И ответственность была не на одном человеке, а на каждом инструкторе, это прописано в договоре.

И мы, кстати, почти все требования выполнили. Не успели только сделать маркировку кухонных ножей и покрыть лаком поверхности столов. Мы работали в полном цейтноте. Мы потратили миллионы, чтобы обеспечить выполнение этих СанПиНов. Наряду с новыми моторными лодками, десятками радиостанций разного класса, морских и локальных, которые обеспечивали реальную безопасность, у нас была куча вещей, которые в походном лагере в таком количестве не нужны,— тазики, баки для разного вида отходов. Большая часть этих требований бессмысленна и не имеет никакого отношения ни к реальной безопасности, ни к туризму.

Все-таки за что вы поплатились?

Я поплатился за то, что недостаточно внимательно сканировал ситуацию на месте. На острове есть турбаза, у владельца которой к нам иррациональное негативное отношение. Мы им не мешали, мы находились в разных частях острова. Мы совершенно не лезли в то, что они занимаются незаконным туристическим бизнесом. Но они были настроены выдавить нас с острова. Я как биолог вижу здесь исключительно борьбу за территорию. Этот человек активно настраивал против нас администрацию, общественность и местных жителей. Большинство его не слушало. В июне все сложилось против нас.

К началу лета мы, возможно, были самой подготовленной командой детского лагеря в стране. Все наши инструкторы прошли курс по оказанию первой помощи, мы обеспечили каждого вожатого рацией, мобильным телефоном. Мы проводили внезапные экстремальные тренировки: обходя остров на моторной лодке, я в 3 км от базы объявлял учебную тревогу. И уже через семь минут ко мне в названную точку приходила моторная лодка со всем арсеналом, необходимым для спасения человека. Мы были очень хорошо подготовлены к обеспечению реальной безопасности в условиях лагеря, но не очень хорошо — к общению с местными чиновниками.

«Убивается идея самоуправления детей»

1 августа суд Лоухского района закрыл ваш лагерь. Вы обжаловали решение?

Это решение было чудовищным, суд принимал только свидетельства должностных лиц, совершено множество процессуальных нарушений. Мы подали апелляцию в республиканский суд, но он ее отклонил. У меня ощущение, что в Карелии дано четкое указание нас «закопать». После заседания Общественной палаты 17 ноября моя жена разместила трансляцию заседания на одном из карельских интернет-порталов, они удалили запись, потому что там говорились нелицеприятные вещи о властях Карелии. Карельская пресса последние месяцы писала о том, что наш лагерь «внезапно нашли» на острове в Белом море. А мы там много лет проработали, официально зарегистрированы, и все нас знали. За полтора месяца до начала первой смены мы оповестили местную администрацию, Роспотребнадзор, больницу, МЧС и получили подтверждения по электронной почте или по телефону. Я приглашал к нам в лагерь местный Роспотребнадзор на 5–6 июня. Они, сославшись на отсутствие транспорта, не приехали. С представителем Роспотребнадзора была электронная переписка, которая зафиксирована следствием. И после этого, читая статьи карельских СМИ, которые пообщались со следствием, я понимаю, откуда ветер дует.

Почему карельские чиновники против вас?

Вы же понимаете, как трагедия на Сямозере связана с карельскими чиновниками? Были многочисленные сигналы о нарушениях, но лагерь на Сямозере не закрывали. Его защищали на уровне республиканской власти. А мы у властей ничего не просили, финансировали отдых детей только родители, поэтому мы вообще не интересовали правительство Карелии.

И вот — трагедия, такой прокол властей, а им надо как-то реабилитироваться. И они «внезапно нашли» нас. Им надо было показать, что мы чудом не утопили 50 своих детей, а они молодцы и проявили бдительность. Хотя за все годы существования проекта у нас не было ни одного ЧП с участниками на воде.

Они были уверены, что, придя к нам на остров, найдут массу нарушений. Сейчас им, конечно, надо сохранить лицо. И нормативные акты, принятые у нас в стране, могут им помочь. СанПиНы, Лесной кодекс, постановление правительства РФ «О противопожарном режиме» — это очень объемные документы, и они порой противоречат друг другу, так что найти повод всегда можно. Например, для пожарной безопасности мы, находясь в лесу, должны были оградить лагеря трехметровой минерализованной полосой, вспаханной землей, засыпанной песком или гравием. А по Лесному кодексу мы не имеем права нарушать дерновый покров. И еще, кстати, по Лесному кодексу мы не вправе препятствовать проходу посторонних людей на территорию лагеря. Если посторонний человек приблизится к лагерю, мы не можем запретить ему пройти. Мы можем его встретить и провести через территорию. Поэтому единственное условие безопасности в такой ситуации — наличие круглосуточного дежурства в лагере и взрослых мужчин. Смотрите, что получается: по Лесному кодексу мы не можем поставить ограждение. А СанПиН требует от нас ограждения. И таких нестыковок огромное количество.

Выполнив СанПиН, мы нарушили ряд норм Лесного кодекса. Всегда надо выбирать, что нарушать. Но эти нормы трактуются так, как нравится местному начальству.

Проще не делать лагерь, чем делать.

Да, и к такому выводу приходят многие энтузиасты. Мы говорим нашим инструкторам: «Ребята, тренируйтесь много лет, реально рискуйте, но будьте готовы не к тому, чтобы учить детей, а к тому, чтобы выполнять многочисленные бессмысленные требования о маркировке кухонных ножей, перевозке сотни тазиков, составлении меню на неделю вперед. А еще будьте готовы к тому, что в отсутствие пострадавших, потерпевших и вообще недовольных детей против вас могут завести уголовное дело по тяжкой статье и вы можете сесть лет на шесть». Многие решатся на такое? Наши инструкторы проявили огромное мужество, они говорили правду на допросах, несмотря на давление, которое на них оказывалось. Максиму Митрофанову следователи из Лоухов прямым текстом говорили: «Дайте показания против Орлова, и вы не пойдете под уголовную ответственность». Он отказался, и теперь он подозреваемый. Конечно, многие люди теперь сто раз подумают, прежде чем идти в детский отдых и туризм.

Но самое ужасное, что этими нормами убивается идея самоуправления детей. Вот представьте, мы говорим детям, что они могут сами себя обеспечить. Они сами принимают решения, растут взрослыми ответственными людьми, сами выбирают командира отряда и вскоре будут сами решать, когда и что есть, куда идти, а мы будем только контролировать их безопасность. Как только мы эти слова произносим, мы тут же становимся вне закона. Потому что по СанПиНу минимальный срок планирования меню — пять дней. Оградив детей этим набором запретов, мы лишаем их значительной степени самостоятельности. И рушится сама идеология лагеря, в которой главное — дать ребятам красивую легенду, на основе которой они станут самостоятельными людьми, готовыми самоорганизоваться и принимать взрослые ответственные решения.

«Лодочный мотор и печку из бани украли, брезент с палаток срезали»

Вы, наверное, анализировали причины гибели детей на Сямозере. Как вы думаете, отчего так много смертей?

Думаю, от переохлаждения. Они оставались в воде неподвижно, удерживаясь вокруг полузатонувших судов. Держались друг за друга. Скорее всего, жилеты не были подобраны правильно. Не было гидрокостюмов и вообще теплой, шерстяной одежды. И им было страшно. В такой ситуации переохлаждение наступает очень быстро. От получаса до часа в зависимости от организма.

Если бы на детях были шерстяные вещи, они бы не так быстро замерзли? Даже при намокании?

Конечно. Если бы на них была одежда из плотной шерсти, то даже в воде теплопотерь было бы меньше. Если бы на них были плотно пригнанные жилеты, это вполовину сократило бы теплопотери. У нас в лагере жилеты подгоняются так, что человека можно за этот жилет поднять. И в таких жилетах вся верхняя часть тела остается теплой. А если шею закрыть шарфом, можно предотвратить еще 30% теплопотерь. Важно знать также, что, упав в воду, плыть надо не спортивным стилем, а держа шею и голову над водой. Это увеличивает шансы сохранить тепло.

У нас, кстати, есть такая тренировка: в конце летнего сезона у будущих инструкторов и стажеров есть возможность пройти маршрут по цепочке островов от материка до нашего лагеря, проплывая проливы между островами архипелага. Маршрут — около 20 км. Проливы — 300, 50 и 100 м. Температура воды — 12–16 градусов. Многие проходят это испытание, и не раз. Но они к этому подготовлены.

А зачем ваши инструкторы переплывают эти проливы?

Инструкторы должны быть готовы к экстремальным нагрузкам, должны уметь прогнозировать экстремальные ситуации и предотвращать их. Каждую зиму мы совершаем с нашими инструкторами и стажерами ледовый поход по Белому морю. Примерно пять-семь дней по льду, и ребята тащат за собой еще надувную байдарку или моторную лодку. Задача — своими силами, без всяких снегоходов дойти до лагеря на острове Сидоров. После суточного ледового перехода ты понимаешь, что такое теплопотери и какой у тебя еще есть ресурс. Ты привыкаешь действовать в составе отряда, учишься управлять отрядом, контролировать свое состояние и состояние других людей. Мы на маршруте меняем командиров — каждый может побыть какую-то часть пути руководителем и вести людей. Там интересная ледовая обстановка — во время похода можно выйти на открытую воду, и тогда спускаем байдарку или моторную лодку. А летом, когда этот инструктор выходит на ответственную работу с детьми, он уже имеет опыт работы в экстремальной ситуации: ему не надо советоваться, он в чрезвычайной ситуации будет делать привычные ему вещи. Привычные вещи — это вытащить человека из воды на борт, доставить его на берег, переодеть и согреть. Если он розовый, сам двигается и у него всего лишь руки замерзли, то мы его греем возле костра. Если мы видим, что у него плывет сознание, бледность, холодная шея, значит, есть вероятность переохлаждения. Такого человека нельзя заставлять активно двигаться и согревать у костра. Надо его уложить в спальник с одним, а лучше с двумя другими людьми (положение бутерброда), отпоить его теплым, сладким чаем. И тогда он восстановится.

Откуда вы все это знаете?

Это техника, которую мы из опыта МЧС взяли. Я десять лет работал в «Коллекции приключений», и каждый год там устраивали тренировки для инструкторов, в которых обязательно участвовали люди, имеющие опыт работы в МЧС на уровне руководителей или замруководителей отрядов. Ну а вообще, я сам из советского туризма, наш учитель биологии водил нас в походы, а потом я работал волонтером в геоботанической экспедиции в Тебердинском заповеднике, на Кавказе. И участвовал в спасательных операциях, искал потерявшихся людей в горах. Кроме того, я преподаватель курса первой помощи, у меня и соответствующий аттестат есть.

Сейчас Министерство культуры разрабатывает профстандарт инструктора-проводника, до сих пор в России его не было. Нужен ли такой стандарт и что в нем должно быть?

Такие стандарты, несомненно, нужны, но они должны быть минимальными и конкретными. Например, в России существует стандарт оказания первой доврачебной помощи, к нему подогнаны и курсы оказания первой помощи. На этих курсах учат оказывать немедикаментозную помощь человеку: как, к примеру, перевести его в необходимое восстановительное положение, принять решение об эвакуации, понять, в шоковом он состоянии или нет. На мой взгляд, таким набором знаний и умений должен владеть любой человек, работающий с детьми. И этот курс нельзя пройти за два занятия, он должен регулярно проходиться, в том числе в природных и в экстремальных условиях. Мы должны сконструировать максимально сложную ситуацию эвакуации и прогнать через нее весь персонал, который будет работать в лагере. Это затратно, это сложно, но только так люди могут понять условия и возможные последствия чрезвычайной ситуации и подготовиться к ней. И, конечно, у этих людей должна быть достаточная квалификация по тому виду туризма, спорта, которым они занимаются с детьми. Как минимум — по пешему туризму. Причем при описании того набора знаний и умений, которым должен владеть инструктор, нужно разделять альпинизм и горный туризм, сплавной туризм и рафтинг, отделить водные походы по озерам и морю на гребных судах от сплавов на катамаранах. Потому что в каждой сфере нужны разные технические навыки.

Попытки властей создать единый механизм контроля за детскими оздоровительными лагерями помогут обеспечить безопасность в лагере?

Конечно, контроль со стороны государства должен быть, но он должен быть строго формализован, понятен и един для всех. Можно требовать, чтобы в лагере было круглосуточное дежурство и постоянно были мужчины. Чтобы у детей всегда была возможность обратиться за помощью, а у инструкторов — возможность связаться с другим инструктором, врачом. Это реальные требования. Но требование оградить весь лагерь по периметру, тогда как это противоречит Лесному кодексу, не имеет смысла.

А больше всего помогает обеспечить безопасность понимание личной ответственности и публичность в работе лагеря. Мы в своих обращениях к родителям всегда говорим: мы приглашаем ваших детей в крайне некомфортные, неуютные условия. И пожалуйста, поймите, что они будут простужаться. У них может быть насморк. Они могут оказаться в холодной воде. Имейте это в виду, и если ваш ребенок не готов, воздержитесь от такого приключения. Мы приглашаем родителей на пробный маршрут, чтобы они посмотрели, справится ли их ребенок. И эта открытость на нас работает. Для родителя ключевой вопрос — безопасность. Мы раскладываем перед ними всю нашу систему безопасности. И поэтому уровень доверия родителей к нам был и остается высоким.

Кроме того, важно знать свою команду. Наша команда существует больше десяти лет, и она уже сама себя поддерживает. Я каждому инструктору доверяю лично. 22 июня, когда к нам нагрянули первые проверяющие, я договорился с ними, что дети останутся на острове, а я поеду в Лоухи разбираться. В итоге команда лагеря осталась без руководителя, а я — за решеткой. На следующий день после моего отъезда на остров приехала следственная группа — детей стали вызывать на допросы, опрашивать в отсутствие согласия законных представителей, пугать их. Много часов допрашивали инструкторов. Это продолжалось и ночью. Видео есть в интернете. Управление лагерем взял на себя Максим Митрофанов, самый опытный наш инструктор. И вот в такой ситуации наши инструкторы завершили программу безопасно и интересно, родители довольны, дети тоже, все спрашивают, когда же следующая смена.

И когда?

Это зависит от того, как завершится мое уголовное дело. Да, ребята могут работать и без меня, любой наш инструктор может в полевых условиях провести программу, в этом я уверен. Но нам нужно перезапустить проект. У нас долги перед родителями, которые оплатили июльские и августовские смены, а лагерь закрыли в июне. То есть мы не смогли провести часть программ и не можем вернуть деньги, уже потраченные на подготовку сезона. Кроме того, у нас реквизирована часть оборудования, а часть просто брошена. Лодочный мотор и печку из бани украли, брезент с палаток срезали. Я не могу запустить программу щелчком пальцев, мне нужно многое купить. И у нас нет сейчас средств для старта. Если не посадят, деньги найдем, конечно. Но пока все силы уходят на защиту.

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...