В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко состоялось вручение приза "Душа танца", учрежденного журналом "Балет" девять лет назад. Вручение сопровождалось гала-концертом, трогательным конферансом, овациями благодарной публики и душевным разладом корреспондента Ъ ТАТЬЯНЫ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ.
Чем дальше, тем глубже заводит меня в тупик эта самая "Душа танца", заставляя испытывать терзания из "Дня сурка". И сам приз (полуметровая голая женщина, из глубин зрительного зала смахивающая на длинный, но не толстый фаллос), и неизменно теплый лиризм конферансье (скажем, нынешнюю церемонию ведущий Сергей Коробков начал с того, что через 20 лет его любимая трехлетняя дочь Ефросинья, возможно, выйдет на эту сцену в "Жизели"), и конъюнктурные соображения редколлегии журнала (награждающей нужных людей в нужное время), и сами концерты осмеиваются мною из года в год. Но балетные деятели по-прежнему радостно ухватывают эту штуку поперек талии и прочувственно рассказывают, как непросто творить в мире чистогана и как ценна поддержка журнала "Балет". И журнал "Балет" благодарит меценатов, помогающих ему раздувать костер духовности. И переполненный зал, смахнув слезу умиления, встречает овациями лауреатов. А незваный рецензент проникает в зал, корчит недовольную морду, и язвит, и портит всем праздник, будто у него несварение желудка или нелады на личном фронте.
А ведь все дело в интерпретации. Вот, скажем, дуэт Спартака и Фригии из балета Юрия Григоровича (наш классик получил приз как "маг танца", но за статуэткой не явился, потому что не мог покинуть репетиционных залов Большого театра, где без устали восстанавливает свою легендарную "Легенду о любви"). Скажем, любовный, и даже — не побоюсь! — эротический, смысл этого адажио от Анны Антоничевой и Дмитрия Белоголовцева каким-то образом ускользнул. Но зато отчетливо выявился акробатический риск, и заодно стало ясно, почему среди нынешнего худосочного поколения повывелись настоящие гладиаторы: чего стоит одна верхняя поддержка, когда мужчина держит женщину на одной руке, а она медленно поднимает опущенную ногу к задранной! Рука дрожит, нога — тоже, мышцы у обоих так и ходят, так что, когда балерина наконец благополучно приземляется, аплодисмент вспыхивает сам собой.
Михаил Лавровский, заслуживший к 60-летию звание "Мэтра танца", рассказал историю Нижинского так, что только дурак не поймет. Неимоверно вульгарная Ромола (в адекватном исполнении Лолы Кочетковой) дерется за обладание гением с эгоцентричным и ревнивым Дягилевым (в исполнении самого хореографа): и по морде его бьет, и в зад ногой толкает. Дягилев, правда, тоже не промах: как вдарит гнусную тетку тростью — мало не покажется. Кроткого Дмитрия Гуданова (Нижинский) с его превосходными данными и искренней верой в предлагаемые обстоятельства действительно жаль — и человечески, и профессионально.
Еще больше жаль провинциальных артистов, поддерживающих свет духовности в индустриальном Челябинске,— их худрук Александр Мунтагиров получил своего "рыцаря балета", наверное, с полным основанием. После челябинской "Жизели" Ирма Ниорадзе из Мариинского театра станцевала Мехмэне Бану из все той же "Легенды о любви" прямо-таки бестактно. Ученица Нинель Кургапкиной (которую удостоили звания "Учитель"), показала непозволительно высокий уровень профессионального мастерства и понимания существа роли, явно неуместные в дружеской атмосфере самодеятельного вечера.
В "мэтры" попала Мира Кольцова, сумевшая удержать на плаву ансамбль "Березка" после смерти его основательницы Надежды Надеждиной: в труппе по-прежнему достаточно стройных и миловидных женщин, они по-прежнему умеют четко вязать кружева сценических узоров и улыбаться с бессмысленной приятностью. И это прекрасно, потому что за этим стоит традиция, хранителем которой и ощущает себя журнал "Балет".
Последнего "учителя" получила Евгения Фарманянц, преподающая в московском училище с 1939 года. Ее ученики — артисты Большого театра — были призваны создать впечатление, что характерный танец, которым некогда славилась Москва, жив и здравствует. Поскольку этот самый характерный танец умер к концу 70-х годов вместе с уходом на пенсию последних хорошо выученных артистов, то иллюзия удалась — публика просто позабыла, как он должен выглядеть. В "Цыганском" из "Дон Кихота" Анна Антропова могла плести ногами, мотать руками и трясти головой, как ей угодно,— покойный классик Голейзовский слова поперек не скажет. А Юлиане Малхасянц — крупной танцовщице с крупной головой, крупными глазами и крупными зубами — и вовсе принадлежит ноу-хау. Поняв еще совсем юной, что публика дура и под длинными юбками все равно ничего не видно, она и вовсе отменила работу ног, ограничившись сильнодействующей мимикой и гимнастическими "мостиками" с эффектным подметанием сцены собственным шиньоном.
На закуску были оставлены дети из хореографического училища, станцевавшие некую фантазию на тему тарантеллы, апогеем которой явилось неизбежное фуэте, разболтанно исполненное малолеткой к восторгу публики. Тут я (совсем некстати) спросила у оказавшихся по соседству проректоров училища: "Неужели в училище нет ни одного характерного номера?" — "Есть. 'Танец с барабанами'. Но Уксусников не дал своих мальчиков",— отрезала проректор по производственной практике, не переставая аплодировать. И с души отлегло.