Выставка живопись
Фото: Christian Wachter / Albertina
В Вене открылась выставка "Сера, Синьяк, Ван Гог. Пути пуантилизма". Лишь на первый взгляд этот музейный блокбастер выглядит спокойным райским уголком. Специально для "Ъ" рассказывает АЛЕКСЕЙ МОКРОУСОВ.
Название выставки в венской Альбертине "Сера, Синьяк, Ван Гог. Пути пуантилизма" звучит как типичный музейный блокбастер вроде только что закончившегося в Берлине "Золотого века испанской живописи". Блокбастером она и оказывается, но неожиданным — с полотнами, запечатлевшими торжество индустрии, вопреки ожиданиям увидеть лишь картины нарядной, беззаботной жизни. Ее тоже хватает — будь то идиллическая "Женщина у окна" Анри ван де Вельде, сцены из жизни цирка или виды портов — пуантилисты любили их за возможность объединить на законных основаниях воду, небо и городские постройки. Но пейзажи с заводскими трубами и плавильные цеха на полотнах Максимильена Люса для публики неожиданны. Как и апологет Сера критик Феликс Фенеон, Люс был арестован в рамках процесса по делу анархистов, Фенеон выступал там с блестящими речами, которые выглядят образцом полемического искусства.
Сто работ, собранных Альбертиной из музеев мира, подтверждают хрестоматийные представления о пуантилизме как апофеозе точки — поклонник законов оптики Жорж Сера (1859-1891) считал, что краски должны соединяться уже в глазу смотрящего. Но с привычной хронологией кураторы не согласны, показывая искусство не только 1910-х, но и 1930-х годов.
Все началось со скандала, когда в 1886 году на восьмой, последней в истории выставке импрессионистов Сера выставил два полотна, включая знаменитую "Воскресную прогулку на острове Гранд-Жатт" (в Альбертине показывают множество эскизов и набросков к самой знаменитой картины пуантилизма). Так началась эпоха метода, изобретенного 27-летним художником, увлекавшимся теориями света и следившим за новостями науки с пылкостью впервые влюбленного человека. Сам он предпочитал говорить о дивизионизме как стиле и понимал пуантилизм лишь как технику письма, где предпочтение отдается точке, а не мазку. Не все современники оценили новшество. Среди критиков оказались не только писатели-символисты (Гюисманс обвинил Сера в недостатке искры и жизни), но и старшие братья-импрессионисты, раздосадованные переооценкой собственной эстетики. Ренуар колко отозвался о новом течении как о "мелкоточечной живописи" и не захотел выставляться с Сера, Гоген же увидел в молодом поколении "юных химиков, нагромождающих маленькие точки". Сера и впрямь много общался с физиками и химиками, а манифест создал такой теоретично-засушенный, что впору заподозрить нехудожественную природу его таланта. Правда, к молодежи примкнули Писсарро и склонный к новизне Верхарн, в целом же ситуация выглядела типичной: сами когда-то революционеры в искусстве, импрессионисты продемонстрировали свое непонимание его изменившихся законов.
Среди последователей Сера оказались авторы, полузабытые сегодня; так, отсутствие Ашиля Ложе (1861-1944) на многих экспозициях постимпрессионистов выглядит скорее просчетом кураторов, чем справедливой оценкой наследия художника из окрестностей Каркасона. Да, Ложе начинал учиться на фармацевта, что тоже вызвало бы усмешку у Гогена, но три отобранных для Вены полотна, включая "Перед окном" (1899) из женевского Пти-Пале, по-прежнему восхищают.
Идеями рано умершего Сера и возглавившего затем движение Синьяка интересовался и Ван Гог — в Альбертине собрали его полотна и рисунки конца 1880-х, многие предоставлены Музеем Креллер-Мюллер из голландского Оттерло, где хранятся вторая по величине ван-гоговская коллекция в мире и важнейшие собрания самих пуантилистов (голландцы стали главным партнером выставки).
Пуантилизмом увлекались и фовисты, и экспрессионисты, и абстракционисты — от Брака, Кирхнера и Нольде до Кандинского, Малевича и Явленского. На финише австрийской выставки зрителя встречают работы Анри Матисса и Андре Дерена, Пита Мондриана и Пауля Клее, даже у итальянцев был собственный дивизионизм, представленный сейчас полотнами Джино Северини. Есть здесь и "Испанская танцовщица" (1901) всеядного Пикассо из коллекции Давида Нахмада в Монако. Всеядность всеядностью, но очевидно, как упрощает схемы популярная история искусства. Конечно, краткий список участников и жесткая хронология — удобная вещь для начальной школы, но в нее не помещаются анархисты и физики. А без них, как выясняется, истории искусства никуда.