В Москве открывается фестиваль "NET: Новый европейский театр". Обозреватель "Огонька" размышляет о том, что может дать актуальный театр современному зрителю
Фото: netfest.ru
Фото: Пиппо Дельбоно / netfest.ru
Фото: Андрей Безукладников / netfest.ru
Пойдем в театр? Еще каких-то 20-30 лет назад этот вопрос подразумевал один-единственный сценарий, освященный вековой традицией и знакомый, с незначительными вариациями, всем и каждому. Похожее на храм величественное здание с пожилыми капельдинершами на входе, между вторым и третьим звонком — обязательный бутерброд в буфете, в зале — клонящие в дремоту мягкие пыльные кресла, на сцене — известные актеры, декламирующие узнаваемые тексты. Главное обаяние этого ритуала составляла его убаюкивающая неизменность — из десятилетия в десятилетие, из поколения в поколение. А потом что-то пошло не так. Покупая билет в театр, сегодня мы почти всегда платим за кота в мешке. Спектакль может играться под открытым небом, его декорациями становятся улицы мегаполиса, а главными героями — мы сами вместе с другими зрителями. Театр может настичь нас в музее, и понять, что перед нами именно образец передовой режиссуры, а не выставка актуального искусства, бывает очень непросто. Спектакль может точь-в-точь походить на индивидуальный психотерапевтический сеанс, а может — на заседание парламента, но у всех этих максимально непохожих друг на друга представлений будет нечто общее: приглашение в театр означает сегодня прежде всего предложение сделать шаг в неизвестность.
И это, кажется, лучшее, что может случиться с современным человеком, в жизни которого почти не остается места для неожиданностей, индивидуального опыта, взаимодействия с чем-то незнакомым. GPS-навигаторы услужливо указывают нам путь истинный и нервно реагируют на любую попытку от него отклониться. Реклама диктует что, где и когда покупать и потреблять. Ведущие радио- и теленовостей безапелляционно объясняют, как все обстоит на самом деле. Когда окружающая действительность делает все, чтобы предотвратить возможность постижения реальности опытным путем, сегодняшней сцене и главным ее действующим лицам не остается ничего другого, как вести зрителя нехожеными тропами, пробуждая в нем то, что Томас Манн называл "прорывом из интеллектуального холода в рискованный мир нового чувства". Эта строчка идеально подошла бы в качестве девиза фестивалю "NET: Новый европейский театр" — самому осмысленному и одновременно непредсказуемому театральному форуму России, уже 18-й год подряд успешно прививающему отечественной аудитории вкус к риску.
Какой уж тут почтенный храм искусств, какие уж тут бутерброды: с современным искусством шутки плохи — быть бы живу, приходится смотреть в оба. "Тибетская книга мертвых" московского режиссера Василия Березина играется в заброшенном депо Курского вокзала, так что уже сама дорога на спектакль превращается в приключение. "Вернувшиеся", шоу американской компании JourneyLab по мотивам "Привидений" Генрика Ибсена, сделано по всем канонам модного нынче жанра иммерсивного театра — это когда публика оказывается в эпицентре действия, разворачивающегося на расстоянии вытянутой руки, а все происходящее больше напоминает авантюрный квест с неизвестным финалом. "Разговоры беженцев" петербуржцев Константина Учителя и Владимира Кузнецова покажут на Ленинградском вокзале, посреди кочевой суеты, на зыбкой грани документального и игрового: для того, чтобы незаметно проследить за приватным разговором героев пьесы Бертольта Брехта, придется сперва поднапрячься и опознать их среди реальных встречающих и провожающих.
Актуальный театр проще всего упрекнуть в желании во что бы то ни стало соригинальничать, в стремлении эпатировать публику эффекта ради. На самом деле он лишь прилежно пытается нащупать художественные формы, адекватные и созвучные сознанию человека начала XXI века. Об этом — открывающий NET-2016 спектакль британской группы Forced Entertainment, только что получившей премию Ибсена, "театральную Нобелевку". Их "Праздники будущего" — достойный ответ на бесконечно звучащие в последние годы в России обвинения в том, что театр, дескать, в своих экспериментах окончательно отвернулся от зрителя. Нет более демократичного театрального жанра, чем стендап — даже если актерские скетчи посвящены будущему человечества, тому, каким прекрасное далеко видится из снежного ноября 2016-го. Футуристические баттлы британцев, конечно, не столько предсказывают грядущее, сколько осмысливают настоящее: в завтрашнем дне, напоминает Forced Entertainment, нас пугает то, от чего мы пытаемся убежать сегодня.
То, что для европейского театра является нормой и даже рутиной, у нас по-прежнему воспринимается как экстремальный опыт
Исследование окружающей нас реальности в последние годы вообще стало центральной темой актуального театра, причем не только на Западе, но и у нас. Лидер молодой российской режиссуры Дмитрий Волкострелов привозит из Казани спектакль по пьесе Павла Пряжко — драматурга с абсолютным аналитическим слухом, у которого что ни пьеса, то исчерпывающий языковой портрет эпохи. Его "Карина и Дрон" — репортаж из жизни современных школьников, добывающих руду новояза в копях соцсетей. Здравствуй, племя младое, незнакомое: где нам понять подростков, если мы даже не знаем языка, на котором они общаются между собой. Наведение социальных мостов — задача, которой мировая сцена озабочена всерьез и с которой, судя по работам хедлайнеров NET-2016, она справляется не без блеска. Эксцентрик Пиппо Дельбоно в спектакле Vangelo выводит на подмостки людей с особенностями развития, бывших узников психиатрических клиник, ВИЧ-инфицированных и других униженных и оскорбленных. В остроумном проекте Gala одного из ведущих хореографов современности Жерома Беля несколько десятков перформеров демонстрируют свое неумение танцевать — человек в инвалидной коляске, корпулентные пенсионеры, дети-детсадовцы. Окружающей реальности с ее торжеством дегуманизации современный театр противопоставляет идеалы равенства и братства: сцена становится утопическим пространством, открытым для всех и каждого, независимо от возраста, пола или внешности. Кажется, где-то именно здесь проходит граница между новым европейским театром и его российской публикой: то, что для него является нормой и даже рутиной, у нас по-прежнему воспринимается как экстремальный опыт.