В берлинской галерее Deutsche Guggenheim проходит выставка знаменитого американского мастера видеоарта Билла Виолы. Специально по заказу галереи он сделал видеоинсталляцию "Going Forth by Day", название которой отсылает к древнеегипетской Книге мертвых. Из Берлина — РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Deutsche Guggenheim находится почти на пересечении двух улиц, названия которых хорошо известны даже тем, кто никогда в Берлине не бывал,— Унтер ден Линден и Фридрихштрассе. Это самый знаменитый перекресток бывшего восточного сектора немецкой столицы, в который вот уже больше десяти лет всячески пытаются вдохнуть из западного сектора новый капиталистический дух. Так что тема возрождения к новой жизни, которая стала одной из главных в видеоинсталляции Билла Виолы (Bill Viola), попала по самому точному адресу.
Чтобы очутиться в зале, нужно родиться: внутренняя поверхность стены, в которой расположен проход, служит экраном для видеосюжета "Огненное рождение". Красно-желтая огненная плазма кипит и переливается, в ней протуберанцами вспыхивают и исчезают детали человеческого тела. Это вечное, безличное месиво космической материи, в котором нет ни начала, ни конца, ни сюжета. В остальных частях инсталляции сюжеты есть. Всего их пять, все они демонстрируются в одном зале одновременно и длятся чуть более получаса. Можно ходить, бросая взгляд то на одну, то на другую. Можно — и гипнотический талант Виолы в конце концов заставляет это сделать — застрять у каждой от начала до конца "сеанса".
Изображение проецируется не на экраны, а прямо на стены. Камера неподвижна и как бы лишена оптических настроек — как вид из окна. Знаменитый американец признался, что хотел достичь эффекта ренессансной фрески, он "кладет" видеоизображение на белую поверхность, как некогда художники клали краски на сырой грунт. Действительно, "Going Forth by Day" напоминает о старинных фресках. Но специфическая манера съемки заставляет вспомнить о более житейском жанре: объемом изображения видео Виолы немного похожи на голограммы или на кукольные мультфильмы. Только в роли куколок — человечки.
Они идут сквозь хвойный лес теплым летним днем. Это называется "Путь". Идут свободно, не торопясь, друг за другом, в одном направлении, парами и поодиночке, кто налегке, кто с сумками — как горожане, выбравшиеся в воскресенье за город и теперь потянувшиеся на станцию, к вечерней электричке. Они реальны, безмятежны и спокойны, так что уподобить их умиротворенное шествие равнодушному течению бытия означает проявить излишнюю готовность к пафосу.
Но вот уже и город. Светлый фасад двухэтажного дома, мимо и внутри проносятся обрывки разных жизней. Кто-то вносит мебель, кто-то просто проходит мимо, кто-то встречает знакомых и цепляется языком, кто-то просто останавливается передохнуть. И вдруг начинается настоящий потоп, водопады вырываются из дверей и окон, несут куда-то дощечки и руки-ноги, чтобы потом вода схлынула, улица подсохла, но ничего живого уже не вернулось бы. А на соседней стене медленно грузят какой-то скарб в лодку, пока в маленьком домике над обрывом умирает старик, рядом с которым сидят его сын и невестка. Когда они по какой-то неведомой надобности отлучатся, старик испустит дух, а осевшая от груза лодка тем временем с трудом отплывет от берега и медленно возьмет курс к далекому острову. Это называется "Путешествие".
Саундтреки сюжетов ненавязчиво складываются в единый шум пространства, из которого вдруг вырываются конкретные звуки, акцентирующие внимание то на одной инсталляции, то на другой. Виола виртуозно владеет правилами внутреннего (в зрительских рецепторах) художественного "сложения" разных изображений. Все эти довольно статичные и магически серьезные видеоистории соединяются в пространстве большой комнаты, где проходит выставка, не по арифметическим законам. Современный мистицизм и религиозная философичность Виолы ненавязчивы и замешаны на визуальном перфекционизме его инсталляций. Как ни противься многозначительным виоловским обобщениям на темы рождения, смерти и возрождения (наверное, все это с прописной буквы, хотя трудно утверждать по буклету: в немецком языке все существительные начинаются с большой буквы), приходится признать, что работа Виолы настраивает на несуетный глобализм мыслей. Свой мегасюжет художник так глубоко "вживляет" зрителю в голову, что он застревает там, как вбитая под психоделическим воздействием модель восприятия мира.
Последний фрагмент называется "Первый свет". В каменистую пустыню, где что-то произошло с людьми, приезжает бригада спасателей. Они раскладывают на берегу озера свое оборудование, но остаются чего-то ждать. Рядом с ними — женщина с измученным лицом, безучастно глядящая вдаль. У нее пропал сын. Спасатели почему-то засыпают. И тут из озера в небо возносится юноша. Видимо, он пробивает небеса, потому что начинается страшный ливень. Спасатели быстро пробуждаются, спешно собирают свои инструменты и ретируются, уводя с собой женщину. Ей больше нечего ждать. Вознесется, по мнению Билла Виолы, и сегодня только тот, кого не успели спасти, а значит — предали. Осознав это, можно поспешить к выходу, обратно, через роскошную бешеную протоплазму.
До 5 мая, галерея Deutsche Guggenheim, Берлин, Митте, Унтер ден Линден, 13-15.