Премьера театр
В венском Бургтеатре прошла премьера "Торквато Тассо", самой несценической из всех пьес Гете. За гениальным поэтом на пороге безумия наблюдал специально для "Ъ" АЛЕКСЕЙ МОКРОУСОВ.
Лес из неоновых ламп, огромный, в четверть сцены, многогранник в форме додекаэдра, заставляющий актеров проявлять чудеса акробатической ловкости, и настоящая ванна, куда погружается и где читает свои монологи красавица-актриса,— действие пьесы Гете "Торквато Тассо", поставленной в венском Бургтеатре, разыгрывается в универсальном пространстве, вне обстоятельств времени и места. Реальная история из XVI века — поэт Тассо вручает рукопись эпической поэмы "Освобожденный Иерусалим" герцогу-покровителю, а сам при этом страдает от безответной влюбленности в сестру герцогини, дело кончается нервным срывом и первыми признаками безумия — превращается в притчу, художник пытается найти себе место вблизи власти, но быстро обнаруживает, что такое соседство лишь иная форма темницы и зависимости.
От возрожденческой красоты замка Бельригуардо близ Феррары, где разворачивается действие пьесы, в Вене не осталось и следа, декорации Фолькера Хинтермайера — дань эстетике XXI века, позволяющей соседствовать на сцене абстрактным формам, режущему глаз свету и синим бюстам Мольера, Шиллера и самого Гете. Костюмы Айно Лаберенц принадлежат всем эпохам сразу; в спектакле еще и живой звук (если, конечно, звук синтезатора можно назвать живым), так что ясно желание постановщика взглянуть на Гете из эпохи смартфонов и интернета.
Выбор у режиссера Мартина Лаберенца был невелик — трудно представить что-то более сложное для постановки, чем этот образец "пьесы для чтения", где сюжет развивается в разговорах, а единственным действием становится обнаженная Тассо шпага. Не зря в России пьесу почти не ставят, да и в истории немецкоязычного театра удачи пересчитаешь по пальцам. Возможно, причина в насыщенности текста ключевыми для искусства темами, от любви и границ разрешенного — до таланта и свободы, а может, в стремлении автора замести очевидные для современников следы.
Над "Тассо" Гете работал девять лет, закончил драму в конце июля 1789 года, когда уже разразилась французская революция, а впервые поставил 18 лет спустя. В пьесе многие готовы видеть автобиографическое — Гете был крепко связан с двором Веймара, где тоже пребывал в роли любимца герцога и всей его семьи, чем сам порой тяготился. Но творчество брало свое, в одном из писем он опрометчиво признался: "Мне в течение этого года придется влюбиться в принцессу, чтобы написать "Тассо"". Современники решили, что оба поэта слились в один образ, но жизнь редко равна искусству. Сюжетные перипетии "Тассо" лишь поверхностному взгляду покажутся схожими с обстоятельствами гетевской биографии, хотя невозможно отрицать: немецкий гений проецировал судьбу Тассо на свою собственную, но бесконечные возложения лавровых венков на головы разных персонажей в спектакле напоминают об ироническом подтексте этих проекций. Возможно, на примере автора "Освобожденного Иерусалима" Гете не просто учился жить в светском мире, избегая лишних сложностей, но и обнаружил в нем пространства, негласно разрешенные для нарушения границ морали. В то время как нервно-вспыльчивый Тассо (яркая роль Филипа Хауса) не различает оттенки женского коварства и лукавой дружбы (подруга герцогини, графиня Леонора — Доротея Хартингер), сам Гете жил гражданским браком с Кристианой Вульпиус, они обвенчались годы спустя, после рождения нескольких детей, да и диалог с властью удавался ему куда лучше. Последующие годы докажут, как он преуспел в компромиссе с действительностью: и ее не стал злить, и себе сохранил верность.
34-летний Мартин Лаберенц — новая звезда немецкой режиссуры. Он ставил в гамбургском Талия-театре и берлинском Театре Горького, среди его любимых авторов — Достоевский в диапазоне от "Игрока" и "Записок из подполья" до "Преступления и наказания". Интерес к крайним состояниям заметен и в "Тассо", где эгоцентричного главного героя раздражает все, от речей пытающегося образумить его госсекретаря Антонио (отличная роль Оле Лагерпуша) до наставлений самого герцога (Игнац Кирхнер), призывающего поэта если не уступить человеческому, то хотя бы жить в двух мирах сразу, поэтическом и реальном. Тассо отказывается им внимать, в отместку ему возвращают рукопись.
Режиссер увлечен несколькими сюжетами сразу, отсутствие главного акцента рождает неудовлетворение финалом: не все слова в пьесе звучат обязательными, сведенный к пубертатным проблемам Тассо выглядит уже задуманного автором. Да и грядущий буржуазный миропорядок поставлен здесь под сомнение — лишнее, судя по всему, с точки зрения самого Гете.