Фестиваль национальной театральной премии "Золотая маска" стартовал в воскресенье на сцене Большого театра мариинской постановкой "Сказания о невидимом граде Китеже и деве Февронии".
Выдвинутый на "маску" в четырех частных ("Лучший режиссер" — Дмитрий Черняков, "Лучший дирижер" — Валерий Гергиев, "Женская роль" — Ольга Сергеева, "Художник и светохудожник" — Дмитрий Черняков, Глеб Фильштинский) и одной общей номинации ("Лучший спектакль музыкального театра"), "Китеж" ожидался как сенсация. На масштабную русскую оперу в современной режиссуре валом валил и бомонд, и критики — театральные с музыкальными, меломаны, пытливые старушки и даже никчемные московские клакеры.
Опера началась изощренной и деликатной оркестровой увертюрой: еще до открытия занавеса было похоже, что современность пошла в наступление на оперную рутину. В версии молодого московского режиссера Дмитрия Чернякова (который узурпировал тут функции художника, сценографа и автора световой концепции спектакля) сюжет либреттиста Бельского, основанный на русских сказах и притчах XIII века, двинулся прочь от прописанных ему церковных маковок и хоругвей.Мир безгрешной Февронии — земля и небо, дощатая дачка и человекозверье, резвящееся среди желтого ковыля. Все вместе — спокойная и легкая метафора личной самодостаточности в скромных пределах собственного угодья (то и другое — дар Божий). Заплутавший княжич Всеволод убежден всей этой гармонией настолько, что тут же предлагает Февронии стать его женой. Тут добрая часть событий кончается, чтоб вернуться в последнем акте оперы. А до него — пестрая уличная толпа, разрушенный татарами Малый Китеж, хор-молитва обреченных китежан, чудесное погружение в воды озера. Моральная победа над смущенным врагом. И наконец, возвращение умершей Февронии в Град Божий, спасшийся и спасенный верой христианскою Китеж Великий.
Судя по тонкому и затаенному звучанию гергиевского оркестра, маэстро внимателен к поэтике христианской сказки Римского-Корсакова. Вместо гергиевского темперамента оркестр транслировал идиллию нежных красок: шептались тремоло струнных, как из-под воды звучала медь. Звуковой адреналин был подброшен только раз — в "Сече при Керженце". И лишь один раз в оркестре сфальшивила флейта.
Ольга Сергеева в роли Февронии не убедила: масштабность ее партии стирала постоянная вибрация, сдавленные верха и отчетливая фальшь. Всеволод (Олег Балашов) звучал крепче, но очень нервно. Юрий Марусин в роли Гришки Кутерьмы просто пел как попало, так что в четвертом акте вместо него выпустили куда более умного Василия Горшкова.Хор словно вокализировал, совершенно не включаясь в контекст мизансцен.
На моей памяти это первый случай, когда Валерий Гергиев оказался намеренно пассивным. Но, похоже, предъявленная им монотонность течения музыки имела еще один смысл. Иногда она служила единственной связью между гениальными, и, увы, балластными эпизодами. А Дмитрия Чернякова я бы упрекнула в нарочитой сложности решения. После первого акта с чудесным диалогом силуэтности и объемов реалистическое гетто-бомжатник Малого Китежа еще можно оправдать. Но когда туда въезжает хай-тековский чудо-конь с лампами вместо глаз — в зале не ужас, а веселое оживление. Изумительно эффектна сцена потопления Китежа — на контрасте яркого холодного света с тьмой, подсвеченной теплыми лучами домашних абажурчиков-куполов. И абсолютно невнятна следующая — картина татарского лагеря с плотной дымовой завесой.
К концу спектакля самый расположенный критик начинает подытоживать. Контур черного занавеса над избушкой, резкий контрпрожектор в зал, небанальные декорации — это приятно. Дежурно-осторожный оркестр — это настораживает. Солисты, последний раз певшие "Китеж" четыре месяца назад, и не успевшие подготовиться — это плохо. Вероятно, нельзя теперь надеяться на комплексную победу "Китежа" в "Золотой маске" — это обидно. Но даже в такой форме привезенный спектакль, как и очевидное внимание Валерия Гергиева к серьезному дебюту начинающего режиссера,— это поважней, чем упущенный шанс на премию.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ