Владимир Путин не будет встречаться с Франсуа Олландом 19 октября. По словам пресс-секретаря российского президента Дмитрия Пескова, такое решение принято из-за «выпавших из программы мероприятий», связанных с открытием в Париже российского культурно-духовного центра и выставкой. При этом Путин будет готов рассмотреть возможность посетить Францию в «комфортные» Олланду сроки. Предполагалось, что главы государств обсудят ситуацию в Сирии. Доктор исторических наук, руководитель Центра внешней политики России Института экономики РАН Борис Шмелев обсудил тему с ведущим «Коммерсантъ FM» Маратом Кашиным.
Фото: Philippe Wojazer/File photo, Reuters
— Была ли ожидаемой реакция Путина, который решил вообще не ехать в Париж после того, как Олланд во всеуслышание заявлял, что пока не знает, хочет ли встретиться с Путиным, а если встретится, то скажет, что так вести себя в Сирии нехорошо и так далее? То, что Путин все-таки не едет, — это правильно?
— На мой взгляд, все-таки нужно было поехать. При всех издержках, которые определяют политический и психологический фон этой встречи, нужно было поехать в Париж. Отношения России с Западом обостряются, идет процесс нарастания напряженности, раскручивается холодная война. В этих условиях очень важно поддерживать контакты с лидерами западных стран на различных уровнях, в первую очередь на самых высоких. Нужно вести переговоры, нужно лично объяснять ту политику, которая в данный момент проводится Россией, нужно доводить свою точку зрения до своих оппонентов.
И в этом плане, мне кажется, стоило поехать в Париж, стоило сесть за стол переговоров с Олландом, выслушать его аргументы и высказать свои. Совершенно ясно, что эта встреча не принесла бы никаких прорывных решений, это было маловероятно, но, тем не менее, это позволило бы сделать хоть что-то, чтобы уровень доверия не падал еще ниже, хотя он и сейчас уже очень низкий.
— Но это не выглядело бы так, что Олланд снизошел до разговора с Путиным?
— Я думаю, мы не должны страдать этим комплексом неполноценности, это от какой-то внутренней ущербности. Если мы претендуем на то, что являемся великой державой, что являемся одним из центров принятия решений, то нас это не должно заботить. Вы нас пригласили — хорошо, мы приехали, давайте поговорим, вот наша позиция. Мы так считаем, вы считаете так — ну прекрасно, с чем-то можем договориться, с чем-то не можем договориться, что ж, давайте встретимся еще раз через полгода.
— Песков заявил, что мы готовы встречаться с Олландом в комфортное для него время. Как вы думаете, когда наступит это комфортное время?
— Я не очень понимаю, что значит комфортное время.
— Я думаю, что это такая ирония.
— Да, я тоже думаю, что это ирония — когда Олланду будет удобно и когда он дозреет до понимания ущербности своей политики в Сирии. Видимо, именно это подразумевал Песков, говоря о комфортности времени для Олланда. Но, тем не менее, мне кажется, что отказываться от этой встречи не стоило. Если через какой-то период времени, через две-три недели, будет опять сделано предложение в Париже встретиться, его надо принимать.
— Как вы думаете, может быть, Путин сейчас действительно не готов говорить с Олландом именно по Сирии? И эти довольно обидные высказывания французского президента были использованы как предлог не ехать?
— Нет, совершенно очевидно, что позиции России, позиции Путина, позиции Франции и позиции Олланда по Сирии различаются принципиальнейшим образом. И Олланд был участником встречи ведущих западных держав по Сирии, которая недавно состоялась. Совершенно ясно, что найти какие-то взаимоприемлемые решения сирийской проблемы сейчас представляется крайне сложным, но, тем не менее, Путин встречается с Эрдоганом, обсуждает с ним сирийскую проблему и находит какие-то взаимоприемлемые решения, хотя еще вчера казалось, что мы будем врагами с Турцией вообще на века. И даже тут горячие головы говорили о том, что мы можем нанести удар по турецкой территории, развязать чуть ли не военные действия в отместку за оскорбления, которые были нам нанесены.
Тем не менее, сейчас мы видим совершенно другую ситуацию. И ничего не случилось, кстати говоря, никто тут не страдает от комплекса неполноценности, никто не вспоминает о том, что говорилось, какие заявления делались. Я думаю, в этом плане и с Олландом можно было пойти по этому пути. Надо говорить.
— Олланд тут же поспешил заявить, что готов встречаться с Путиным в любой момент, но при этом кажется очевидным, что Путин не передумает и 19 октября он точно не поедет в Париж. Не используют ли это критики России как повод для новых обвинений в том, что Москва уклоняется от переговоров?
— Естественно, ехать 19-го смысла нет, мы уже сказали. Если сказал «А», надо говорить и «Б». Но я думаю, что, конечно, сейчас появится немало статей, в которых Москву будут обвинять в жесткости, негибкости, нежелании договариваться. Естественно, это очень тяжелый информационный фон наших отношений, мрачный такой фон. И мы сами его создаем или способствуем его созданию. Даже с этой точки зрения нужно было поехать. Но не знаю, может быть, через две-три недели, может быть, через четыре недели будут другие условия, когда можно будет вести переговоры в Париже. Ясно, что сирийский кризис на основе российско-французских отношений разрешить не удастся. Совершенно ясно, что это можно сделать будет только на основе в первую очередь договоренностей с США. Но в США, мы как сейчас видим, идут президентские выборы, внешняя политика отражает всю эту внутриполитическую борьбу за президентское кресло. И, видимо, там все успокоится не раньше поздней весны. Почему бы в этих условиях не воспользоваться и другими каналами, другими направлениями, в данном случае Парижем?