Вчера на переговорах в Москве главы МИДов РФ и Франции Сергей Лавров и Жан-Марк Эйро призвали к урегулированию гуманитарной катастрофы в Сирии. Эксперт по гуманитарным вопросам международной неправительственной организации «Врачи без границ» МИХИЛ ХОФМАН рассказал корреспонденту “Ъ” ГАЛИНЕ ДУДИНОЙ о том, как врачи и волонтеры работают в условиях, когда госпитали все чаще становятся объектами бомбардировок, и почему расследования трагических инцидентов не приводят к наказанию виновных.
Фото: MSFF
«Врачебная помощь в Сирии нужна повсюду»
— Как обстоят дела с оказанием медицинской помощи в Сирии?
— Выберите любую точку на карте страны — врачебная помощь в Сирии нужна повсюду. И это настоящая трагедия: когда-то Сирия была одной из стран Ближнего Востока с наиболее развитой системой здравоохранения. В стране действовала бесплатная и доступная система высококвалифицированной медицинской помощи, были высокообразованные врачи, собственная фарминдустрия — то есть многие лекарства производились в Сирии, а не привозились из-за границы. Люди из других стран Ближнего Востока нередко приезжали в Сирию за медицинскими услугами. Теперь, спустя пять лет, эта система разрушена. Большинство врачей и медперсонала покинули страну — всего из Сирии уехали 6,5 млн человек, и конечно, первыми уехали люди образованные и со связями, в том числе врачи. Фабрики по производству лекарств — в том числе самых обычных (парацетамола, антибиотиков...) — разрушены. Обстрелы не прекращаются уже пять лет. Все говорят про Алеппо — но возьмите любой город: Хомс, Хаму — они в руинах. Разрушена инфраструктура, и больницы в том числе.
Но несмотря на это мы не везде смогли добиться разрешения на работу наших врачей. Нам не удалось договориться с сирийским правительством.
— Вы говорили с российскими дипломатами об этой проблеме?
— И не раз. Дважды нам удавалось хотя бы начать переговоры с сирийским правительством — это было благодаря помощи российских властей. В 2012 году мы были в Дамаске для ведения переговоров — после того как нас представил российский МИД. А затем предпринимали попытки при посредничестве Минобороны РФ. Тем не менее решение зависит не от России, а от Сирии, и мы не можем, например, открыть госпиталь в Западном Алеппо.
— То есть в Сирии у вас нет больниц?
— Есть, но не на территориях, подконтрольных властям.
— Вам удалось договориться с оппозиционерами?
— Не со всеми. У нас два собственных госпиталя на северо-востоке страны, на территории подконтрольной курдским силам, одна больница — вблизи Алеппо и еще одна больница находится на территории контролируемой «Свободной сирийской армией» в районе Азас. Раньше у нас было соглашение с группировкой «Исламское государство» и три больницы на их территориях. Но два года назад мы разорвали его после того, как «Исламское государство» похитило пятерых наших людей. Еще около 70 госпиталей мы поддерживаем материалами, например генераторами, лекарствами или медперсоналом.
— Какую зарплату получают врачи в ваших больницах? Это покрывает риски и может позволить вернуться на родину и купить, например, квартиру?
— Нет, если вы хотите квартиру в Москве — идите работать в ООН, там зарплаты скорее позволяют на это надеяться. Мы — волонтерская организация, которая в основном финансируется за счет пожертвований. Люди, которые впервые отправляются с «Врачами без границ» за рубеж, получают скорее пособие — €700–800 в месяц на покрытие расходов, в том числе аренды. Затем зарплата растет, но остается по-прежнему невысокой. Врачи могут зарабатывать $1,5–2 тыс. максимум — и это после нескольких лет работы с нами. Но большинство едут волонтерами на полгода-год, и мы не ждем, что они построят карьеру или сколотят капитал, работая у нас.
— Вам хватает врачей?
— В целом — да. Но одних докторов недостаточно, нужны еще и медсестры, водители, бухгалтеры. В основном мы стараемся нанимать местных врачей. Но в России много хороших хирургов и медперсонала — их мы тоже приглашаем.
«Мы же ежемесячно передавали свои точные координаты, зачем они атаковали госпиталь?»
— Год назад вы возглавили команду «Врачей без границ», которая приехала в афганский Кундуз для расследования произошедшей тогда трагедии. Тогда американские военные нанесли авиаудар по госпиталю вашей организации. Нынешний визит в Москву связан с теми событиями?
— Да, для нас эта годовщина — повод напомнить о той трагедии и в целом привлечь внимание к проблеме бомбардировок госпиталей. Бомбардировка в Кундузе заставила нас понести самые серьезные потери: тогда погибли 42 человека. Госпиталь был полностью разрушен, его сравняли с землей. Но после Кундуза атаки на госпитали не прекратились — только в Сирии за эту неделю были совершены нападения на четыре больницы. А несколько недель назад был разбомблен госпиталь в Йемене — там погибли 19 человек, и Саудовская Аравия взяла на себя ответственность за атаку. Все это противоречит обещаниям, которые делались Совбезом ООН и отдельными странами.
— Что вы со своей стороны делаете, чтобы больницы не подвергались ударам? Можно ли взять их под охрану или как-то маркировать?
— Мы работаем в зонах конфликтов уже сорок лет. И никогда не работаем под охраной военных — ни частных охранных компаний, ни военнослужащих. Потому что если на войне ваш госпиталь охраняют солдаты одной стороны, другая совершит нападение. Если вы похожи на военную базу — к вам и относиться будут как к военной базе. По этой же причине гумконвои в Сирии идут без вооруженного сопровождения. Да и какая армия будет их защищать — сирийская? Оппозиции? Тогда жди удара с другой стороны.
Единственная защита, которая у нас может быть,— это соглашение со всеми сторонами конфликта. И конечно, когда вы договариваетесь о проходе конвоя или о расположении больницы, вы должны быть уверены, что они ясно маркированы, различимы. Такие договоренности у нас, впрочем, были и в Афганистане, и в Йемене.
— Что значит «маркированы»?
— На крышах и на стенах вешаются растяжки или наносятся краской опознавательные знаки. И конечно, раз сегодня все завязано на спутники, мы передаем точные GPS-координаты всем вовлеченным в конфликт военным. Поэтому в Кундузе мы не могли понять: мы же ежемесячно передавали свои точные координаты, зачем они атаковали госпиталь?
— То есть нанести авиаудар по ошибке невозможно?
— Это тоже не исключено. Но в Йемене, в Сирии, в Афганистане мы сталкиваемся с другой ситуацией. На госпитали — а также школы, мечети, рынки, которые также охраняются международным гуманитарным правом,— совершаются нападения под предлогом того, что там находятся «террористы». При этом надо понимать, что если кто-то из оппозиционных властям военнослужащих был ранен, то в госпитале ему действительно окажут помощь. Будь он бойцом одной или другой стороны. Но, во-первых, в госпитале он находится без оружия — это исключено. Во-вторых, это наша обязанность: в соответствии с международным правом и врачебной этикой, мы не можем проводить политическую идентификацию, прежде чем спасти человеку жизнь.
Это базовое понятие международного гуманитарного права. Но похоже, что сегодня сама концепция отказа от бомбардировок объектов гражданской инфраструктуры больше не актуальна.
— Но ведь политики и высокопоставленные дипломаты вновь и вновь говорят о защите гражданского населения? Это давно перестало действовать?
— Количество атак на госпитали резко возросло около трех лет назад. Мы понимаем, что 100-процентной гарантии быть не может, и врачи это понимают. Но смотрите: мы работаем ежегодно в 40–60 странах, и раньше где-то раз в год один из наших госпиталей подвергался атаке. Последние три года такое происходит каждый месяц. То, что было из ряда вон выходящим, стало нормой не только в Сирии, Афганистане, Йемене, но и в Судане, Южном Судане, Центральной Африки. Все говорят про Сирию — но боевые действия продолжаются и в соседнем Ираке.
— Эти авиаудары расследуются?
— Пока, что касается наших госпиталей, было начато только два расследования — Соединенными Штатами по Кундузу и Саудовской Аравией по Йемену. При этом речь идет только о внутренних расследованиях. А когда люди расследуют собственную же деятельность, остается много вопросов. Например, сперва США говорили, что удар нанесен по просьбе и по наводке афганских военных, а затем в этом докладе не было ни слова о военнослужащих армии Афганистана. Вопрос причины вызова огня вообще опущен. При этом в докладе точно описано здание госпиталя и ясно, что тот, кто получил приказ, атаковал именно это конкретное здание.
В итоге мы наблюдаем пропасть между обещаниями и реальностью. Нам говорят: «Мы не будем бомбить госпитали» — а на земле продолжают бомбить. Мы не знаем, что с этим делать. Мы больше не понимаем, действуют ли прежние правила ведения военных действий, которые подразумевают оказание медицинской помощи в зоне боевых действий. Эти правила зафиксированы в Женевских конвенциях, которые подписаны всеми странами. Но затем те же участники Совбеза бомбят госпитали. США, Россия, Франция, Великобритания — все они сегодня вовлечены в конфликты, в которых госпитали подвергаются бомбардировкам.