«Я устал говорить о прошлом»

83-летний Роман Полански редко дает интервью. Скромный и гордый одновременно, сегодня он хочет лишь снимать кино и проводить время со своей семьей. В 1967 году он снял фильм «Бесстрашные убийцы вампиров», в котором колоритная парочка, престарелый профессор Амбронсиус с диким взглядом и его молодой ассистент Альфред (его роль сыграл сам Полански) путешествуют по заснеженной Трансильвании в поисках вампиров. В 1997 году в Вене Полански поставил мюзикл по фильму. Мюзикл видели уже в 12 странах, включая Бродвей, а песня «Total Eclipse of the Heart», первой исполнительницей которой была Бонни Тайлер, удостоилась премии «Грэмми». В октябре благодаря Stage Entertainment этот мюзикл появится и в Москве, в театре МДМ. В преддверии московской премьеры исполнители главных ролей Александр Казьмин (Альфред) и Ирина Вершкова (Сара) отправились в Париж, чтобы в театре Mogador пройти «вампирский мастер-класс» у самого РОМАНА ПОЛАНСКИ. После с режиссером-легендой о вампирах, женщинах и Брюсе Ли поговорила ЕЛЕНА КРАВЦУН.

Премьера мюзикл

— Вы только что прослушали два музыкальных номера из готовящейся российской версии «Бала вампиров». Вам понравилось исполнение будущих Сары и Альфреда?

— Да, очень красивая пара, отличный кастинг. Мой совет —в этом мюзикле артисты всегда должны помнить, что всё здесь пропитано иронией, нельзя быть ни в коем случае очень серьезным. При этом нельзя забывать, что мы находимся в театре, где действуют свои законы.

— Александр Казьмин спрашивал вас о том, как вы нашли образ Альфреда, вы дали очень интересные советы. А как вы нашли образ профессора Амбронсиуса?

— Сразу предупреждаю, это долгая история. Это было где-то в 1950-х годах, точно не помню год. Когда я поставил свою пьесу в театре, меня заметил один из преподавателей школы кино Антоний Богдзевич. Вскоре школа занялась съемкой фильма, и он посоветовал студентам пригласить меня. Богдзевич был профессором, сам снимал кино, я не могу назвать его хорошим режиссером, но он был великолепным учителем, которого любили студенты. Сам он любил молодость, и я пришел к нему за советом, меня на тот момент не принимали ни в одну из школ актерского мастерства. Он меня спросил, почему я не попробую поступить в школу кино, а это и была моя мечта — быть режиссером, но я думал, что у меня нет шансов и что это абсолютно закрытая среда. Он сказал, что ты никогда не узнаешь, есть ли у тебя шансы, пока не попробуешь. И я попробовал, и поступил. Я часто думаю о профессоре Богдзевиче как о человеке, изменившем мою жизнь. У меня он ассоциируется с профессором из «Бала вампиров» — он был эксцентричным, веселым, иногда он был очень тяжел, иногда кричал на нас, но мы всегда им восхищались, считали его полубогом. Аналогии с «Балом вампиров» тут, конечно, очень четкие. Недавно о нем снимали фильм и брали у меня интервью. Я помню, даже его манера одеваться была эксцентричной. В тот польский сталинский период ему каким-то образом удавалось доставать одежду на западный манер, за которую его в конце концов и выкинули и сделали жизнь невыносимой. Он был глотком свежего воздуха, очень хорошо говорил по-французски, читал французскую кинопрессу, которая была практически недоступна в Польше. Наверное, Богдзевич и есть мой профессор Амбронсиус.

— Какие фильмы о вампирах вдохновили вас на пародию?

— На самом деле, здесь лучше говорить не о фильмах о вампирах, а о хоррорах о вампирах. В основном это были английские фильмы. Была английская продакшн-компания Hammer Film Productions. Они довольно много снимали фильмов такого плана, о Дракуле, Франкенштейне, Мумии и так далее. Очень часто с участием Кристофера Ли, который, кстати, совсем недавно умер, в прошлом году, по-моему. И я в основном смотрел эти фильмы в парижском студенческом квартале Сорбонны, где все еще осталось несколько кинотеатров такого формата и где часто показывали хорошее кино. Также там показывали много фильмов, которые традиционно вызывали отклик у студентов,— вестерны и хорроры. И над многими хоррорами студенты откровенно смеялись, потому что они были слишком умны, чтобы воспринимать это на «первичном» уровне. И тогда ко мне и пришла впервые идея сделать пародию на вампиров, а понимание стиля будущего фильма ко мне пришло, когда я катался на лыжах в Альпах (я раньше довольно часто катался там). Садилось солнце, вокруг никого не было, кроме меня и моего друга, и я ему сказал — смотри, вот та атмосфера, которую я хочу для своего следующего фильма, которым и оказался этот самый фильм о вампирах. Я ее и постарался передать в фильме.

— Вы высмеиваете фильм ужасов, а вам самому было когда-нибудь по-настоящему очень страшно?

— Вы знаете, я рос во время Второй мировой войны, поэтому, конечно, я бывал напуган очень часто, но не монстрами, а людьми. Люди страшнее монстров. Моя мать была депортирована из Кракова в концентрационный лагерь Освенцим, где и погибла. Что может быть страшнее? Знаете, я вообще уже очень устал говорить о своем прошлом. Сегодня для меня есть только две вещи: время с моими детьми и моя работа. Это то, что действительно имеет значение для меня и держит меня в живых.

— Хорошо, в вашей беседе с Энди Уорхолом вы говорите: «С “Балом вампиров” у меня настоящая трагедия — MGM перемонтировала и сократила фильм на 20 минут». В постановке мюзикла у вас была возможность вернуть эти сцены?

— Фильм был обрезан для США. Но на самом деле в итоге они решили все-таки вернуть режиссерскую версию, и теперь на американских DVD продается именно она. Там работал один парень — Марк Ронсохоф, он был исполнительным продюсером, и у него было право обрезать фильм, но только для США. Но его версия была неудачной. Моя версия в Тайване прошла лучше, чем его версия во всех США. После его урезки смысл фильма абсолютно терялся, он сделал мультфильм, который объяснял все о вампирах, и таким образом мой фильм начинался с мультфильма, где говорилось, что вампиры сосут кровь, не отражаются в зеркале и т. д. и т. п. И для меня тогда это была абсолютная катастрофа. Я был молод, и мой фильм так сильно обрезали, а этот фильм был для меня как ребенок. Что же касается мюзикла — я долгое время не представлял, как сделать по фильму мюзикл. Однако именно та ирония, которая заложена в моей картине, позволила это сделать и получить нужный эффект.

— Я знаю, что вы также ставили оперы. Что вам интереснее в итоге — работать с оперой или мюзиклом?

— Для меня театр — это каждый раз возвращение обратно в детство, когда в возрасте 14 лет я вышел на сцену, чтобы играть. Да, я ставил оперы — «Риголетто» Верди, «Лулу» Берга, «Сказки Гофмана» в Опера Бастиль в Париже. Опера немного снобский жанр, в мюзикле больше веселья. Я также ставил пьесы в Париже. Например, пьесу «Амадеус» Питера Шеффера о Моцарте. Мне нравится, как театр пахнет, я люблю это место.

— А какие есть особенности в адаптации кино для музыкальной сцены?

— Необходимо сохранить ту же самую историю, одни и те же символы, но при этом дать актерам «физически» повод петь. Для их реплик должна быть мотивация. Вот когда вы рассказываете историю ребенку, вы же пытаетесь создать иллюзию реальности. Вы делаете страшное лицо, изменяете голос, ребенок должен верить в эту историю, даже если это совершенно абсурдно. Мы делаем то же самое, но с взрослыми.

— Каким вы видели свой мюзикл о вампирах?

— Я хотел рассказать романтическую историю, что было смешно и страшно одновременно. Также я стремился показать восточноевропейскую культуру, которую старались уничтожить немцы в свое время. Ту культуру, которая уже никогда не возродится после войны, но которая осталась частью моих детских воспоминаний.

— Я помню, как на пресс-конференции в Канне, когда показывали ваш фильм «Венера в мехах», вы говорили о том, что вам жаль, что сегодня женщины не такие романтичные, как раньше, что им нельзя уже просто цветы подарить. Однако первые же ваши фильмы (с Денёв и Дорлеак) были о коварстве и непредсказуемости женской натуры. Сегодня для вас женщина — это что?

— Я очень сейчас задумался… Я всегда хорошо ладил с женщинами. Вы упомянули Катрин, с ней я работал над моим вторым фильмом «Отвращение», это было похоже на танго. Безусловно, есть большое различие между женщинами и мужчинами в том, как они думают, как они реагируют на разные ситуации… И это не изменилось и сейчас. Одно не подвергается сомнению, и это я исхожу из собственного опыта — то, что женщины очень загадочны. И ты никогда не можешь предположить, как они отреагируют на определенную ситуацию, и это делает их очень интересными. Мне всегда нравились женщины, однако сегодня у многих из них есть «яйца». Парни доминировали тысячелетиями, сегодня они устали и признают свое поражение. Теперь ваша очередь.

— Безусловно, женщины много достигли в борьбе за свою независимость, и это не может не радовать.

— Для меня, консервативно настроенного человека, в феминизме много странного. Есть, например, в индустрии ряд феминисток, которые настаивают на том, чтобы называться «актер» вместо «актриса». Как вам это? Но меня продолжает восхищать в женщинах одно качество, которое не отнять,— каждый человек на этой земле обязан своей жизнью женщине.

— Вы живете в Париже уже более тридцати лет. Вы комфортно себя здесь чувствуете?

— Да, я чувствую себя здесь отлично. Каждый раз, когда я иду ночью вдоль Сены, я думаю, как же красиво здесь и как я счастлив, что могу жить в Париже. Знаете, что мне особенно нравится здесь? То, что люди оставили меня в покое. Если они узнают меня на улице, они просто дружелюбны.

— Что вы сами смотрите дома? Вы следите за современным состоянием кинематографа?

— Я смотрю много фильмов, и очень часто смотрю их в кинотеатрах. Я люблю ходить в кино. Хотя конечно, многие я смотрю и дома, потому что это просто удобнее. Но когда выходит новый фильм, я всегда стараюсь его увидеть в кинотеатре вместе с публикой. И мне кажется тут вопрос не в технологии — раньше мы думали, что лучше смотреть на большом экране, но сейчас у нас дома тоже стоят большие экраны. Раньше мы думали, что от проектора будет лучшая картинка, но сейчас та же самая картинка у нас дома. Что действительно важно, так это то, что ты видишь фильм в толпе, в анонимной толпе, вы вместе реагируете — в этом и есть эссенция любого шоу на протяжении всей мировой истории, начиная с греческих театров, римских цирков, продолжая средневековыми религиозными шоу и современными концертами.. именно поэтому я и люблю ходить в театры. Я помню как, когда начали делать кассеты и плееры, все начали говорить, что это конец концертов как музыкального формата. Но концерты стали еще больше — взять, к примеру, все эти рок-концерты, которые мы видим сейчас. Хотя ты можешь послушать всю это музыку с прекрасным звуком у себя дома, люди все равно идут на концерты, втискиваются в толпу. Футбол тоже зачастую удобнее смотреть дома, тем не менее люди что только не делают, чтобы получить заветные билеты, втиснуться в толпу и вместе воспринимать и реагировать на события на поле. То же самое и с кино. Смотреть фильм с аудиторией это совсем другое, чем смотреть фильм дома на экране. Кстати, современные фильмы о вампирах я некоторые видел. Например, «Сумерки». Там был некий шарм и даже немного юмора. И мальчик был очень красивый, хорошо подобранный и хорошо загримированный. А вот продолжение было уже немного излишним. Честно, я удивлен, что все так серьезно воспринимают вампиров, они же такие смешные.

— Я знаю, что вы еще и отличный фотограф. Вы снимали звезд, в том числе Настасью Кински. Сегодня берете в руки фотоаппарат?

— Не очень часто… В киношколе, в которой я учился в Польше, мы все проходили фотографию. Этому отводилась очень большая и важная часть программы. Первые два года мы в основном только ей и занимались. Ты мог вообще быть полным нулем по остальным предметам — самым главным была фотография. Если у тебя не шла фотография, тебя отчисляли. Там я научился фотографии, но в то же время и устал от нее — после постоянных занятий с камерой, редактирования я понял, что оставлю это для людей, которые делают это лучше, чем я.

— У вас очень много интересных навыков. Вот, например, я знаю, что когда-то карате вас учил сам Брюс Ли…

— Это было не карате, это было джуткиндо. Он часто шутил и называл его «научной уличной дракой».

— Вы что-то помните из его уроков?

— Да, я хорошо помню его боковой удар, который был одним из его фирменных ударов. И я помню, какое мощное впечатление он производил и каким он был замечательным парнем, каким он был быстрым. Это было абсолютно невероятно. Я помню, как он говорил о карате. В карате есть очень много блоков, и он всегда говорил — зачем блокировать, просто бей этого «motherfucker». Надеюсь, вы не выкинете это слово. А то эта повсеместная цензура, особенно в кино, уже достала меня. Теперь нельзя спокойно сказать даже «сукин сын», тут же вырежут.

— Как идут дела в работе над фильмом по знаменитому делу Дрейфуса — политическому скандалу, который потряс всю Европу в конце XIX века? Молодой французский офицер артиллерии ошибочно осужден за государственную измену, вся эта история с судебными процессами должна быть вам близка.

— Фильм должен выйти на экраны весной 2017 года. Мы рассказываем историю с точки зрения генерала и антисемита Мари-Жоржа Пикара. Он ведь был главным участником разоблачения дела Дрейфуса. Он вдруг обнаруживает, что Дрейфус невиновен, при этом он ему не нравится, но он все равно пытается его защищать во имя справедливости. Эта история, несмотря на то что произошла больше ста лет назад, очень современная.

— Я знаю, что вы будете снимать фильм с Евой Грин — «Основано на реальных событиях», и, кажется, совсем скоро уже начнутся съемки. Как вы все успеваете?

— Мне Кубрик как-то сказал: «Не кажется ли вам, что это самый болезненный период — тот, что между двумя пленками, когда вы пока еще не знаете, над чем будете работать?». Теперь я понимаю, что он имел тогда в виду.