Генеральный директор компании Senior Group Алексей Сиднев рассказал Ольге Алленовой, что нужно сделать для того, чтобы россияне в домах престарелых жили, а не доживали.
Фото: Сергей Киселев, Коммерсантъ / купить фото
«60 тыс. руб. в месяц — это тот минимум, при котором возможен качественный уход»
В Москве и Московской области в частных пансионатах для пожилых 5,5 тыс. мест и большинство учреждений не соответствуют базовым требованиям. Почему?
Потому что более всего востребованы пансионаты экономкласса. А если в частном пансионе для пожилых людей цена за услуги невысокая, будут экономить. На чем можно экономить? На медицине, на уходе. И проверить это трудно: в стране нет стандартов, где было бы сказано, что, если у вас под одной крышей живут десять человек, на них должны приходиться две-три медицинские сестры и одна сиделка. И пока такие стандарты не приняты, любую квартиру можно назвать социальной гостиницей, принимать там людей с тяжелыми расстройствами, обеспечивая им при этом только крышу над головой и формально не нарушая закон.
И для этого не нужна лицензия?
Нет, на оказание социальных услуг с обеспечением проживания лицензия не нужна. И это нормально. Для того чтобы оказать социальную услугу, принести еду, отвезти человека в театр или погулять с ним в парке, не нужна лицензия, а нужен более или менее подготовленный персонал. А вот для того, чтобы заниматься долгосрочным медицинским уходом, нужны медицинская лицензия и специально обученный персонал. У нас же и уход, и медобслуживание в домах престарелых называют социалкой. Необходимо разделять: в медицине лечат, но не ухаживают, а в социалке ухаживают, но не лечат.
То есть ничего незаконного в дешевых домах престарелых не делают?
Если не нарушают прав людей в части оказания социальных услуг, то нет. Но проверить это трудно. Если посмотреть на опыт закрытия таких учреждений, то большинство попыток неудачные. Прокуратура приходит только по жалобе, а жалуются родственники редко. Но даже если прокуратура выносит предписание о необходимости прекратить деятельность этого частного предприятия, то закрывается одно юридическое лицо и открывается новое. А поскольку оно новое, прийти туда нельзя: на него нет жалоб, родственники довольны, а они довольны, потому что дома этому человеку все равно было бы хуже. Родственники не знают, как вообще должна быть устроена жизнь пожилого, больного человека в стационарном учреждении, поэтому им в принципе все нравится. Эти учреждения перекрашиваются, переименовываются, открывают новый сайт и работают как раньше. То же самое место, тот же персонал, только название другое: «теплые беседы», «вкусные обеды», «сладкий чай». И никто не знает, что там внутри происходит. Понятно, что там будут проблемы. Потому что невозможно профессионально ухаживать за людьми, если у вас 100 психоневрологических бабушек, оставленных без надлежащего внимания.
А как это устроено в других странах?
В Бельгии, например, есть закон: если под одной крышей живут три пожилых человека, надо получить разрешение от властей. Например, вы привезли к себе двух своих тетушек и одного дядюшку — идите в социальную службу и говорите, что у вас живут эти люди. Вас поставят на учет, вам будут помогать, а иначе вы нарушаете закон.
Что делать с такими учреждениями, если их нельзя закрыть?
Да, закрыть их уже нельзя. Был момент, когда это нужно было сделать, но он прошел. Сейчас огромное количество людей пользуются их услугами. Закрыв эти учреждения, мы вернем всех бабушек и дедушек в квартиры их детей, которые не могут за ними ухаживать. Этих заведений стало так много, и все к ним уже так привыкли, что разом их закрыть нельзя. Но необходимо что-то делать, чтобы изменить систему.
И первое, что нужно сделать,— разрешить соплатеж родственников и государства. Если государство заплатит 20 тыс. руб., а семья доплатит те самые 40 тыс. руб., которые она платит и сейчас этому частному пансиону, то поставщик социальных услуг получит 60 тыс. руб. И если за 40 тыс. руб. невозможно оказать квалифицированный полноценный уход, то за 60 тыс. можно. И тогда уже общество и государство совместно могут повысить и требования к качеству предоставляемых услуг. Почему сегодня частные компании, занимающиеся уходом за пожилыми людьми, не инвестируют в безопасность, не нанимают больше персонала, не платят белую зарплату сотрудникам? Потому что семья может платить за своего дедушку только 40 тыс. руб., а больше она не потянет. И она обращается туда, где эти услуги некачественные.
Было подсчитано, что за 40 тыс. руб. оказать качественные услуги невозможно, а за 60 тыс. уже возможно?
Да, 60 тыс. руб. в месяц — это тот минимум, при котором возможен качественный уход. У нас есть расчеты, в которых наглядно показано, из чего складывается себестоимость в каждом из четырех типов учреждений: в эконом-, комфорт-, бизнес- и премиальном сегментах.
И из чего складывается себестоимость?
Если коротко, то первая часть — аренда помещения. Это помещение или кто-то сдает, или его купили в кредит. Сумма может быть в пределах 10 тыс. руб. в месяц с человека. Если в комнате много человек, то эта сумма снижается до 5 тыс. руб. Но мы знаем: чем меньше людей в комнате, тем лучше качество жизни. Дальше — персонал: еще 20 тыс. руб. в месяц с человека при условии, что в учреждении четыре-пять подопечных на одного сотрудника. Если же вы на зарплату персоналу можете выделить только 10 тыс. руб. с человека, значит, чтобы люди получали среднюю на рынке зарплату, вам придется сократить штат вдвое. На нормальное, полноценное питание нужно 250 руб. в день. Сейчас во многих учреждениях на питании сильно экономят, и это снижает качество жизни. В себестоимость закладываются и специфические аспекты. По закону в социальном учреждении необходимо контролировать инфекцию, то есть нужно использовать специальные, профессиональные моющие средства. Но это дорого, поэтому чаще всего используют обычную бытовую химию. Чем это плохо? Если появится госпитальная инфекция, то ее будет сложно вытравить, и подопечные будут болеть, и персонал будет болеть, но это никто не увидит и за это не накажут. Поэтому многие на таких средствах экономят. Наконец, учреждение по закону должно еще платить за утилизацию медицинских отходов класса Б (памперсов). Вывоз использованных памперсов специализированной компанией стоит от 2 тыс. руб. в месяц на человека. Вот и получается цифра 40 тыс. руб. в месяц на обслуживание одного человека в учреждении. Но частному учреждению надо еще что-то заработать, иначе этот бизнес бессмысленный. И люди начинают экономить на всем: плохой уход, плохое питание, битком набитые комнаты со спящим на полу персоналом из Средней Азии. Такое я тоже видел в пансионатах, где человека содержат за 30 тыс. руб. в месяц. Я сейчас говорю про Москву, потому что в регионах аренда дешевле и средняя стоимость персонала меньше. Хотя соотношение точно такое же.
На что еще, кроме цены, надо обратить внимание человеку, который ищет пансионат для пожилого родственника?
На количество людей в комнатах, на то, как одет персонал, где он отдыхает. На санитарное состояние помещений, в конце концов. Есть ли запах? Как выглядит столовая? Какое меню? Чем кормят на самом деле?
«Государство будет оплачивать только те услуги, которые само будет контролировать»
Вы предлагаете ввести соплатеж, а нужно ли для этого менять закон?
Есть федеральный закон №442, который в целом позволяет оказывать дополнительные услуги, и это могут быть услуги в рамках софинансирования граждан и государства.
Я так понимаю, что это калька с европейского опыта?
Во Франции пребывание в доме престарелых определенного уровня стоит €3 тыс. в месяц. Из чего складывается эта сумма? €1 тыс.— это медицинское обслуживание, то, что у нас называется ОМС. Человек приходит в дом престарелых со своими семейными врачами, он к ним по-прежнему прикреплен, и эти деньги за него платит страховая медицина. €1 тыс. платит государство за стандартный уход за живущим в учреждении человеком. И государство контролирует качество этого ухода, потому что есть стандарты: сколько раз в день надо менять памперсы, как часто проверять давление и т. д. Все регламентировано и просто. И еще €1 тыс. платит семья — за проживание и питание. А дальше семья выбирает место. Если она хочет, чтобы родственник находился в хорошем районе в центре Парижа, то стоимость услуги будет уже не €3 тыс., а €7 тыс., из которых €5 тыс. доплатит семья — за комфорт. И к такой схеме рано или поздно придем и мы. Сейчас наше государство оплачивает все услуги, потому что оно и раньше платило за все. Но мы придем к тому, что государство будет оплачивать только те услуги, которые само будет контролировать,— уход и медицину.
Вам не кажется, что кроме механизма соплатежа нужны еще законодательные стандарты, которые запрещали бы, к примеру, проживание в одной комнате более четырех человек пожилого возраста?
Необходимо, чтобы все организации регистрировались, выходили из тени, и, конечно, нужны стандарты, которым организация должна соответствовать. Но для того, чтобы эти стандарты соблюдались, нужно принять механизм соплатежа, мы опять в него упираемся. Потому что за 40 тыс. руб. в месяц невозможно соответствовать стандартам. А значит, учреждение закроют, бабушку или дедушку отправят домой, и это проблема для его семьи. В результате будут появляться нелегальные пансионаты. И тут поможет только партнерство государства и частников.
Вы говорите о семьях, которые могут софинансировать и тратить 30–40 тыс. руб. в месяц на содержание близкого человека в пансионате. А как быть тем, у кого нет такой возможности?
Закон №442 закрепляет за человеком право прийти в органы соцзащиты и заявить о том, что ему необходима господдержка. Если ваш доход невысокий, вам обязаны помочь. Такую соцподдержку вы можете получить у любого поставщика соцуслуг, вошедшего в реестр поставщиков социальных услуг.
Даже у частного?
Да, если он вошел в реестр.
А много частных компаний в реестре поставщиков соцуслуг?
Нет, пока мало. Сейчас в реестр включены те компании, у которых очень высокое качество.
Я слышала, что в государственной системе соцзащиты не очень охотно направляют людей в частные учреждения, даже если они входят в реестр.
Потому что государство владеет существующими домами престарелых и ему выгодно, чтобы они были заполнены. А если все получатели соцслуг приходят в органы соцзащиты и требуют места в частном пансионате, то государству это не нравится: у него пустые койки в доме престарелых, а оно должно платить частнику.
В таком случае людей и дальше будут направлять в государственные ПНИ и дома престарелых, а частным компаниям искусственно затруднят вхождение в реестр.
Сегодня в реестре, действительно, нет большого списка частных организаций, которые на самом деле могут оказывать качественные услуги — государство тормозит их включение туда. Но это временно: закон №442 должен заработать активнее. Государство два года говорило пенсионерам: «Какой хороший закон, он дает вам большие права». И пенсионеры услышали и пошли за услугой. Они уже знают свои права, они хотят идти к частникам, на субсидии, и государству придется за это платить. И этих пенсионеров будет больше, с этим ничего не сделать, потому что люди хотят лучших условий. Система интернатов сама по себе падет под их натиском. Поэтому сейчас надо просто объяснять людям их права.
И, повторюсь, надо развивать механизм соплатежа, когда бюджет платит 30 тыс. руб., а семья доплачивает еще 30 тыс. или 40 тыс. Сейчас этот механизм не работает. Бюджет платит 50 тыс., еще 8–9 тыс.— пенсия, остальное доплачивает пенсионер или его семья. Но семья может и готова платить больше, мы это видим. И, если семья будет платить больше, она будет платить больше за комфорт, и человек не пойдет в государственное место, а пойдет в негосударственное, и бюджету это будет стоить дешевле. А тот, кто не может доплатить эти 30 тыс. руб., пойдет в государственное учреждение, но это учреждение уже станет другим, потому что, во-первых, нагрузка на него уменьшится, а во-вторых, ему придется конкурировать с частниками.
«Сейчас такие учреждения проверяются государственными ведомствами формально»
Ваша компания вошла в реестр поставщиков соцуслуг в Москве. Сколько денег вы получаете из муниципального бюджета?
Проживание в наших учреждениях стоит в среднем 66 тыс. руб. на человека в месяц, если речь идет о госконтрактах. 55 тыс. из них дает московский бюджет, остальные 11 тыс. добавляют семьи или наши подопечные из своих пенсий. Там хорошие и комфортные условия. Но на этих госконтрактах мы практически не зарабатываем: качество услуг в наших пансионах довольно высокое, поэтому и их себестоимость выше средних по рынку 40 тыс. руб. А зарабатываем мы на частных контрактах, цена за которые, конечно, выше.
Сколько госконтрактов у вас в Москве?
В Москве у нас субсидия на 100 мест. Государство решает проблему очередности в домах престарелых в том числе и за наш счет. Мы, кстати, готовы решить проблемы очередности в Москве, потому что понимаем, как это делать. Но государству в таком случае придется закрывать какие-то свои учреждения.
Например, ПНИ.
В том числе. А на это оно пока не готово.
Сколько стоит проживание человека в государственном интернате?
В Москве обслуживание одного человека в государственной системе соцзащиты без учета аренды и налога на недвижимость стоит от 70 тыс. до 150 тыс. руб. в месяц. Дороже, чем у нас, хотя мы включаем в эту сумму и аренду, и амортизацию, и налоги.
А в Московской области?
Там выделяется только 30 тыс. руб. в месяц на человека в доме престарелых. И за эти деньги невозможно выполнить работу качественно. Поэтому в областной реестр мы вошли, но субсидии не берем.
Как объективно понять, что учреждение работает хорошо? Существует ли сегодня какая-то система оценки домов престарелых, частных и государственных?
На государственном уровне полноценной системы оценки нет. Некоммерческое партнерство «Мир старшего поколения» осуществляет такие проверки на основе израильских протоколов, которые предоставили наши коллеги. Но проверяет партнерство только те организации, которые сами этого хотят.
Вас проверяют?
Конечно, мы входим в партнерство вместе с еще несколькими десятками других частных домов престарелых.
Что входит в протокол проверки?
Несколько ключевых вещей. Работа с инфекцией: как контролируется инфекция? Работа с риском падения: что происходит, когда человек упал? Что записано в протоколе падения? В протоколе падения описывается, что было, как человек упал, при каких обстоятельствах, какие препараты он принимал, после чего собирается междисциплинарный совет с участием врача, медсестры, иногда и родственников, где выясняют, почему произошло падение и что нужно сделать, чтобы этого больше не повторилось. Если падение связано с дозировкой лекарства, ее меняют. Если у человека действительно стал выше риск падения вследствие развития заболевания, проводится специальный тест на баланс, и если риск падения высокий, то вокруг человека создается специальная инфраструктура. У нас в учреждениях на двери комнат, где живут люди с высоким риском падения, прикреплены красные метки. И когда подопечный выходит из комнаты, персонал знает, что надо находиться поблизости.
Другие факторы: как родственники вовлечены в жизнь пожилого человека? Участвуют ли они в принятии ключевых решений? Как осуществляется работа с пролежнями? Как разбираются конфликтные ситуации? Как доносится информация до получателей услуг? Каким образом происходит обучение персонала? Сколько часов персонал обучается, чему их обучают, как сертифицируют?
В протоколе 125 пунктов, и, если бы его использовали в государственной системе оценки разных учреждений соцзащиты, это бы существенно упростило контроль над качеством оказываемых услуг. Сейчас такие учреждения проверяются государственными ведомствами формально и по критериям, которые не позволяют увидеть и понять жизнь конкретного человека в системе.