23 января, суббота
Войти в профиль
Власть

Коротко

Новости

все новости

Подробно

"Это мы -- волки!"

Журнал "Коммерсантъ Власть" от , стр. 9
 
       На прошлой неделе президент Владимир Путин дал задание Сергею Шойгу вернуть в Россию всех чеченских беженцев, находящихся на территории Грузии. Каким способом российское руководство рассчитывает это сделать, пока непонятно: ни один из беженцев в Панкисском ущелье возвращаться не хочет. Все, что связано с Россией, вызывает у этих людей только ненависть. В этом убедилась корреспондент "Власти" Ольга Алленова, побывавшая в Панкиси.
       — Как попасть в Панкисское ущелье? — переспросили меня в телефонную трубку.— Вообще-то туда попасть не сложно. Сложно оттуда назад вернуться.
       Голос принадлежал сотруднику грузинского МВД, который, как мне показалось, беседуя со мной, явно иронизировал.
       — Но ни один таксист не соглашается нас туда отвезти!
       — Таксисты тоже люди. Девушка, в этом ущелье давно не было никаких журналистов. Очень давно. И поверьте, русские журналисты там — особенно лакомая добыча.
       Еще чиновник рассказал мне о том, что власти Грузии приняли решение не потакать террористам, захватывающим заложников, и никаких переговоров о выкупе с бандитами не вести. Меня откровенно пугали.
       — А как же испанцы, захваченные в прошлом году? За них ведь заплатили очень большой выкуп?
       — Девушка, это было год назад. За вас платить никто не будет. Если вам так нужны неприятности, езжайте.
       — Послушайте, нам нужны встречи с военными, мы хотим понять, что за спецоперация там проходит. Если мы поедем туда сами, мы не получим этой информации.
       Но собеседник только вежливо сообщил, что помочь мне не может. Впрочем, местные коллеги предупреждали меня о таком методе общения с иностранными журналистами: "Сначала они расскажут вам всякие страшилки, а потом дадут сопровождение. Они ведь не заинтересованы в том, чтобы с вами что-то случилось. Особенно сейчас, когда с Россией наметился диалог. Просто туда действительно давно никто не ездил".
       Так и вышло. Через два дня после того, как я изложила свою просьбу пресс-секретарю президента Грузии Кахе Имнадзе, в МВД нам сообщили, что министр откликнулся: "Вам дадут сопровождение, и вы сможете увидеть все сами".
       Нам пообещали, что полиция нас встретит в Ахмете, на въезде в ущелье. До Ахметского района, в который входит и Панкиси, мы отправились сами. "Только про Гелаева спрашивать не надо,— посоветовал знакомый журналист.— На этот вопрос все равно никто не ответит, а отношения с военными испортите".
       
Божьи люди
Уже месяц у входа в Панкисское ущелье разбит лагерь воинов-интернационалистов. Они требуют освободить из чеченского плена грузинского священника отца Басилия
Селение Алаверди. Здесь находится самый большой храм в Грузии. Высота его — 70 метров, возраст — 15 столетий. Через дорогу от храма в палатках уже месяц живут воины-"афганцы". Они пришли к этому храму после похищения четырех монахов-отшельников. Трех монахов освободили, а за четвертого — отца Басилия — потребовали выкуп. "Афганцы" пообещали грузинским властям, что не прекратят свою акцию протеста до тех пор, пока в Панкиси не наведут порядок. "Мы не хотим войны, мы хотим мира,— сказали они.— Но не уйдем отсюда, пока отца Басилия не отпустят".
       В день нашего приезда в лагере было около 150 человек. Всего в Грузии пять тысяч воинов, прошедших Афганистан. Все они подчиняются приказам своего командира Нугзара Кахниаури, возглавляющего грузинский Союз ветеранов войны в Афганистане. Здесь царит жесткая дисциплина. "В Тбилиси я еще подумаю, слушать ли мне Нугзара, ведь мы просто друзья,— говорит один из 'афганцев', Давид Махарашвили.— Но здесь я буду выполнять все его приказы, здесь он — мой командир".
Жители Ахметского района, расположенного у входа в Панкиси, митингуют и требуют отправить чеченских беженцев назад в Россию, а полицию (на переднем плане) — в Панкиси, чтобы она переловила бандитов
Мужчины, сидящие вокруг небольшого костра, объясняют нам, почему именно они взяли на себя решение проблемы Панкиси. "Грузинский народ стал заложником этих бандитов, которые прячутся в ущелье,— говорит Нугзар.— Люди измучены: то у них родственника украдут, то корову похитят, то наркотики принесут их детям. Мы на своей земле, почему мы должны бояться заходить в ущелье? Пусть прячутся те, кто здесь чужой. Мы не хотим здесь второй Чечни". "Они думали — раз за других выкупа не дают, то уж за священника точно дадут, знают ведь, как в Грузии к религии относятся,— говорит Давид.— Только они не учли, что таких оскорблений мы не прощаем. Я когда уходил, мне мать сказала: не сделаешь дела, не возвращайся".
       Давид ведет нас в храм-крепость. Показывает бойницы в крепостной стене — здесь грузины когда-то защищались от турок. Рассказывает про царя Ираклия II, восстановившего в XI веке этот храм, увлеченно говорит о фресках. "Религия — это самое дорогое, что у нас есть,— неожиданно говорит он.— Этого мы никому не отдадим".
       — У Нугзара в прошлом году тестя похитили,— рассказал нам по дороге в Ахмету местный житель Тимур Иосилидзе.— Пришлось за него выкуп заплатить. Кажется, десять тысяч долларов.
       — Откуда здесь такие деньги? — удивляюсь я, невольно вспоминая про нищие села по дороге из Тбилиси, про то, что средняя зарплата в Грузии — 20 долларов, и про множество стариков-попрошаек в грузинской столице.
       — У них семья богатая,— говорит Тимур.— Бандиты просто так не похищают. У бандитов информация есть обо всех, кто имеет деньги. Народ говорит, что бандиты из Панкиси связаны то ли с полицией, то ли с самим МВД. Когда испанцы эти уезжали в аэропорт, их милицейская машина сопровождала. И прямо в Тбилиси их останавливают, завязывают глаза и увозят в Панкиси. Журналисты говорили, что это спланированная акция.
       
Забастовщики
Вопреки своему названию Панкиси совсем не похоже на ущелье. Здесь невысокие горы и поля, на которых чеченцы-кистинцы сеют пшеницу
В Ахмете мы кружим по городу, пытаясь найти хотя бы один работающий магазин. Не находим. На площади в центре разбиты такие же, как в Алаверди, палатки. Нас встречают хмурые мужчины. "Где у вас можно купить воды?" — спрашиваем у них. Купить нельзя — в Ахмете забастовка. Мужчины предлагают воду из родника. Вкусная. "У нас здесь все вкусное: и вода, и вино, и хлеб,— оживляются мужчины.— Раньше сюда, в Кахетию (Ахметский район входит в Кахетинский край.— Ъ), много русских приезжало. Россия сама от нас отвернулась. А мы теперь расхлебываем".
       — Я бывший советский полковник,— вдруг говорит высокий седой грузин.— Мириан Цискаришвили меня зовут. Я нигде за свою жизнь не видел такого, что вижу каждый день здесь. Наша власть не может справиться с кучкой бандитов. В Советском Союзе такого бы не допустили.
       — Меня зовут Автандил Пангани,— говорит другой забастовщик.— Это хорошо, что вы, русские, сюда приехали. Мы все за то, чтобы жить вместе с Россией. Мы от России никогда зла не видели. Но ведь это из России чеченцы сюда пришли, ведь именно после этой войны с Чечней здесь стали людей похищать, разбойничать и наркоманить! Пусть Россия заберет своих граждан назад, пусть разберется с этим сама!
       Из разговоров с забастовщиками ясно, что грузины не намерены отступать от своих требований — поимки преступников, скрывающихся в ущелье, освобождения заложников и возвращения чеченских беженцев в Россию.
       — Почему вы решились на это именно сейчас? — спрашиваю у ахметцев.
       — Говорят, что сюда скоро приезжает ваша комиссия МЧС, вот пусть и посмотрят, что у нас здесь происходит,— отвечает Мириан.
       — Несколько дней назад чеченцы ранили двух наших людей. Больше терпеть это мы не будем.
       Незадолго до нашего приезда трое чеченцев, приехавших в Ахмету из Панкиси, после ужина в местном кафе побили машину местного жителя. Когда ахметцы пришли разбираться, по ним открыли огонь, но не чеченцы, а сотрудники районного отдела госбезопасности, которые находились в этом кафе вместе с гостями из Панкиси. А незадолго до этого трое вооруженных людей напали на ахметцев, которые заготавливали дрова в лесу. Бандиты потребовали отдать им бензопилу и лошадей. Дровосеки отказались. Тогда бандиты расстреляли их из автоматов.
       — Мы спим рядом со своими лошадями и баранами, чтобы их не угнали,— говорит Автандил.— Вы сами видите, как мы живем — без газа, без тепла, часто и без света. Мы пытаемся прокормить свои семьи как можем, а нас обворовывают, да еще и за нашими спинами чиновники и бандиты свои делишки делают.
       
Журналисты-шпионы
Полковник внутренних войск Микава, командующий спецоперацией в Панкиси, не нашел в ущелье никаких вооруженных отрядов
В Ахмете мы встречаемся с полковником Микавой, который руководит операцией в Панкиси.
       — Насколько важна для Грузии эта операция? — спрашиваю у полковника.
       — Раз верховный главнокомандующий решил, что важна, значит, это так и есть.
       — А вы как думаете?
       — Я думаю, что сейчас это важно, как никогда.
       — Почему? Ведь жили же вы рядом с чеченцами несколько лет.
       — Потому что через месяц-другой мы уже не смогли бы их контролировать. Движение "Талибан" тоже начиналось с кучки фанатиков. Тут был вопрос не только безопасности Грузии, но и безопасности других государств.
       — Но вы говорите, там несколько десятков вооруженных людей. Это еще не причина для того, чтобы вводить туда войска.
       — Нам виднее, для чего вводить войска,— неприязненно отзывается полковник.— Да, официально в розыске 46 человек, которые там скрываются. Но еще больше тех, на кого розыск не объявлен, но они совершали какие-то преступления. Каждый год в этом районе происходит около двадцати убийств, семь-восемь похищений. Это, по-вашему, не причина? В ущелье много ваххабитов, и ваххабизм там развивается.
На блокпосту внутренних войск в центре Панкисского ущелья у проезжающих проверяют документы и багажники автомобилей. Но это мало что дает: дорог в горах много
Полковник не считает, что в Панкиси действуют вооруженные отряды боевиков: если бы там были вооруженные организованные отряды, Грузия уже начала бы войну с ними. Но разведка пока не фиксирует крупных образований. Хотя вообще очень трудно понять, кто боевик, а кто — мирный.
       — А Гелаев? Ведь он готовил свои отряды в этом ущелье?
       — Слухи о его пребывании в ущелье не подтвердились,— еле сдерживая раздражение, говорит полковник.— Утверждали, что тут завод по производству наркотиков работает, но такого завода нет. Это ущелье — 3 километра шириной и 30 километров длиной. Там осталось три-четыре деревни, где нет наших войск, да и то эти села уже рядом с российской границей.
       — Вы хотите сказать, что Панкиси сегодня — подконтрольная вам территория?
       — Неподконтрольная территория для нас — это Абхазия.
       Когда я спрашиваю, насколько многочисленна войсковая группировка в Панкиси, полковник вдруг улыбается: "Людей там достаточно". В это время за моей спиной кто-то из военных говорит: "И зачем им такая информация? Журналисты обычно таких вопросов не задают". Я наконец-то понимаю, откуда такая настороженность. По всей видимости, нас принимают за шпионов. Об этом, кстати, нас тоже предупреждали.
       
Больные горы
"Волки, волки, волки!" — радостно кричат дети в объектив камеры. "Где волки?" — спрашиваю я. Дети смеются: "Это мы — волки!"
В селе Мадани, у входа в Панкисское ущелье, собственно Грузия заканчивается. Так говорят местные грузины. Все села, что расположены за Мадани, называют не грузинскими, а кистинскими. Из Мадани мы едем уже в сопровождении полицейских. Проехав километров двенадцать и миновав два поста, я спрашиваю у полицейских, когда же мы попадем в ущелье. "Так мы уже давно в ущелье! — отвечают мне.— Если вы думали, что это ущелье будет похоже, к примеру, на Аргунское, то сильно ошибались". По обе стороны от разбитой дороги — небольшие поля, невысокие горы. Высокие, с заснеженными вершинами — впереди. Там, за перевалом, начинается Россия.
       В селе Дуиси, которое считается центром ущелья, нас везут в дом авторитетного человека. Мимо по улице не прячась идут несколько бородатых мужчин в камуфляже. Ни женщин, ни детей. Кажется, что село находится на линии фронта.
       Но в гостях у авторитетного кистинца Отари я понимаю, что первые впечатления ошибочны. Здесь, в этом доме, я вижу нормальную горскую жизнь: женщины пекут хлеб, дети бегают во дворе за баранами и цыплятами, а самый старший возится с запчастями от какой-то машины. Кистинец вспоминает зиму 2000-го, когда в Панкиси пришли беженцы из Чечни. "Этим людям никто не захотел помочь, их выгнала родная страна,— говорит Отари.— Мы хотели облегчить их участь". Никто не предполагал, что вместе с беженцами сюда придут беды. "Эти горы как будто заболели с тех пор,— говорит Отари.— Если бы мне лет пять назад сказали, что здесь будет опасно, я бы не поверил".
       — А здесь действительно опасно?
       — Да. Есть хорошо вооруженные люди, они не слушают никого, даже стариков. Я не понимаю, зачем они сюда пришли. Если они хотели воевать, оставались бы в Чечне. А если они хотели мира, то почему здесь не могут жить в мире?
       — Разве военные не контролируют ущелье?
       — То, что сейчас поставили посты на дороге, еще не значит, что не осталось других дорог,— говорит кистинец.— Здесь много вооруженных людей, и они хорошо знают эти горы.
       За последний месяц полиция задержала в этом районе шесть человек. Но никакого отношения к серьезным преступлениям они не имели. Отари говорит, что и заложников, и преступников можно найти на заброшенных пастбищах или в лесу. Но там очень опасно. Даже для воинских подразделений.
       — Вы хотите, чтобы беженцы вернулись в Чечню?
— Если они сами поедут, это хорошо. Но выгонять их отсюда мы не будем.
       
Волки
Чеченские беженцы появились в Панкиси три года назад. Они заняли брошенные административные здания, а многие поселились в сараях. В бывшем здании поликлиники сегодня живут 18 многодетных семей
Общежитие, в котором разместились 18 семей чеченских беженцев, встречает нас настороженно. Только после долгих уговоров люди соглашаются с нами поговорить. "Хотите посмотреть, как мы живем? — первым нарушает молчание Хамид Алиев.— Проходите. Только имейте в виду, что там, дальше, люди живут в сараях. Здесь у нас еще сравнительно уютно". Кто такой Хамид, я решила выяснить сразу. Слишком много слышала о том, что мужчины, живущие с беженцами,— боевики. Хамид хорошо говорит по-русски, интеллигентное лицо. "Осенью 99-го я поехал к отцу в Шарой, на сенокос,— рассказывает Хамид, поднимаясь по железной лестнице в общежитие.— Когда начались бомбежки, я понял, что назад вернуться уже не смогу. Вместе с остальными людьми, у кого самолеты разбомбили дома и убили родственников, я решил уходить в Грузию. Пробили подошвы ботинок гвоздями, обмотались веревками и пошли". В коридоре общежития Хамид поворачивается ко мне: "Я понимаю, что вас не только беженцы интересуют. Но здесь, поверьте, бандитов нет. А бороды мы носим не потому, что ваххабиты,— с водой проблемы".
       Я захожу в маленькие комнаты. Когда-то они были кабинетами местной поликлиники. Поликлиника не работает с тех пор, как здесь поселились беженцы. Тепло здесь только потому, что тесно. В каждой комнате живет восемь-десять человек. Спят на полу, на рваных одеялах и старом тряпье. Мужчин мало — в основном женщины да старики. Но больше всего здесь детей. Они рассматривают нас с любопытством. И с удовольствием позируют перед фотокамерой на фоне исписанных стен. На этих стенах они сами написали углем слова, которые часто слышали от взрослых: "Ичкерия", "Волки", "Масхадов". "Волки, волки, волки!" — радостно кричат дети в объектив камеры. "Где волки?" — интересуюсь я. Дети смеются: "Это мы — волки!"
       — Ты зачем к нам приехала? — спрашивает меня девочка лет десяти.— К нам не приезжают женщины в брюках.
       — Тебе не нравятся женщины в брюках?
       — Нравятся,— серьезно говорит девочка.— А мама носит только юбку. Она у нее старая. И ночью мама плачет.
       — Почему она плачет, ты знаешь?
       — Наверное, знаю. Наверное, потому, что мы все время просим кушать.
Владимир Япишин из Ярославской области. Последние десять лет он был рабом в Чечне
В 2000 году чеченцы в Панкиси получили статус беженцев. Каждый месяц ооновцы привозят им продукты. На человека положено 17 килограммов муки, литр подсолнечного масла и килограмм гороха. Люди съедают это быстро, потому что ничего другого у них нет.
       "Скажите Путину, что мы хотим есть!" — громко говорит мне пожилая женщина. "У меня кроме муки ничего не осталось! — кричит другая.— Хотите попробовать чеченский хлеб?" Чеченский хлеб — это тесто, замешенное на воде и испеченное на углях или на печке-буржуйке. Беженцы спасаются только им. Женщину, которая взывает к Путину, зовут Роза Гериханова. Ей 60 лет. Она говорит, что два раза ездила в Чечню через пограничный пост в Северной Осетии. И два раза возвращалась назад. "У меня дом был в Грозном, теперь там одни развалины,— рассказывает Роза.— Я у соседей жила, думала, может, привыкну к этим ночным обстрелам. Люди помогут дом поднять. Все-таки это родная земля. А утром услышала крики — убили соседа-старика. Я собралась и уехала. Больше я туда ни за что не вернусь".
       Ни один из этих людей не хочет в Чечню. Они не могут простить России того, что с ними сделала война. У Кайпы Ацаевой четверо детей, муж и старая мать. Сейчас им тоже нечего есть: последние припасы были съедены еще на прошлой неделе. Этой семье помогают соседи, те, у кого осталась мука. Каждый раз, когда Кайпа вспоминает о зимнем переходе через перевалы в Грузию, она начинает плакать. У нее тогда погибли почти все родственники, которые решили бежать из Чечни.
       "Мы вернемся в Чечню только в том случае, если оттуда уведут российские войска,— говорит мать пятерых мальчишек Хава Хуциева.— Пока там русские солдаты, ноги моей там не будет".
       На улице кто-то тянет меня за рукав. Оборачиваюсь. Мужчина лет пятидесяти, с дрожащими руками, без зубов. "Может, вы мне поможете,— тихо говорит он, умоляюще глядя мне в глаза.— Я из Ярославской области, деревня Ульково, Япишин моя фамилия, Владимир Серафимович..." Спрашиваю, как он попал в Грузию. "Да вместе со всеми",— говорит Владимир Серафимович. "Что вы делали в Чечне?" — "Работал".— "И сколько времени вы там работали?" — "Десять лет".— "А документы какие-нибудь у вас есть?" — "Никаких".
       — Вы знаете, кто работал в Чечне по десять лет без документов? — тихо спрашивает меня полицейский.
       Я знаю. Рабы.
       "У этого парня, Володи, даже статуса беженца нет,— говорит мне пожилой чеченец.— Он не умер с голоду, потому что его люди подкармливают".
       Я прошу полицейских вывезти Япишина в Тбилиси. Он ведь в отличие от остальных хочет вернуться домой. "Там есть посольство, они не оставят человека в беде",— убеждаю полицейских. "Без документов из ущелья его не выпустят,— отвечают мне.— У нас сейчас с этим строго".— "Даже с нами?" — "Даже с вами".
       В это время ко мне подходит авторитетный Отари. "Вам лучше уехать, я вас очень прошу,— говорит он.— Много людей собирается, нехорошо это". Отари показывает на молодых парней в камуфляже, стоящих по ту сторону дороги. Парни издалека наблюдают за происходящим. Я спрашиваю у кистинца, кто они. Он молчит. Потом говорит, что русских здесь не любят. "Уезжайте,— снова говорит он.— В другие времена я бы с вами за шашлыком посидел, а теперь..."
       В райцентре Телави я слышу от начальника полиции Кахетинского края Мензера Берукашвили: "Если бы не беженцы, мы с этой мразью уже давно бы разобрались. Но мы не можем действовать напропалую: люди-то ни в чем не виноваты".
       
       Панкисское ущелье расположено на северо-востоке Грузии — в Кахетии, административно и географически входит в Ахметский район республики. В начале прошлого века, в 1910-1912 годах, один из чеченских тейпов (родов) — Джоколо переселился с согласия имперской администрации Тифлисской губернии из Чечни в Панкисское ущелье. В данный момент общее количество чеченцев-кистинцев (так называют в Грузии чеченцев, живущих в Панкисском ущелье) составляет примерно 5,5 тыс. человек. Они переняли некоторые обычаи и уклад жизни населения Кахетии, но при этом остались мусульманами.
       С осени 1999 года в Панкисское ущелье по Военно-Грузинской дороге и через Аргунское ущелье проникли несколько тысяч чеченских беженцев. В 2000 году министерство по делам беженцев и миграции Грузии провело перепись переселенцев и присвоило им официальный статус беженцев, временно находящихся на территории Грузии, объявив, что их общее количество достигает 7 тыс. По утверждению этого министерства, после выезда части переселенцев в Турцию, арабские государства и Малайзию общая численность беженцев сократилось примерно до 6 тыс.
       С первых же дней появления чеченских беженцев на территории Грузии официальный Тбилиси обратился к международным организациям с просьбой оказать им гуманитарную помощь. Сама Грузия выплачивает чеченским беженцам пособие в размере $7 в месяц. Красный Крест и другие международные организации, а также некоторые государства (например, Турция) оказали чеченским беженцам в Панкисском ущелье помощь медикаментами, продовольствием, одеждой на общую сумму $3,5 млн.
       
"Нормальные люди в Чечне не живут"
 
 Представитель президента Ичкерии в Грузии Хизри Алдамов объяснил корреспонденту "Власти" Ольге Алленовой, почему беженцы не вернутся в Чечню.
       
       — Вас даже официальные лица Грузии называют представителем Масхадова. Это официальная должность?
       — Я понимаю, почему Россию сегодня очень интересует мой статус. Нельзя говорить, что должность эта официальная, ведь Чечня не признанное пока государство. В Чечне меня назначил парламент еще при Джохаре Дудаеве, я с 94-го года генеральный представитель президента Ичкерии в Грузии. Речь не идет о каком-то дипстатусе, юридически здесь я как бы народный дипломат. После выборов Масхадова моя кандидатура не была отозвана, напротив, была задача налаживать отношения между грузинским и чеченским народами.
       — Но из-за вашей деятельности, насколько мне известно, у Грузии уже были проблемы.
       — Да, в Грузию уже было направлено шесть нот протеста по поводу моей деятельности. Посол России в Грузии, выступая в парламенте, назвал меня террористом и представителем террористов. Я тоже выступил в парламенте. Я сказал: не торопитесь называть меня террористом. Я оружия не держал в руках. Не спешите, скоро мы с русскими сядем за стол переговоров, мы договоримся, потому что иначе и быть не может. Мы договоримся, а вы останетесь в стороне. Вообще мне очень жалко Грузию, которая все время выслушивает претензии, терпит и оправдывается. Грузия — независимое государство. Если между нами даже создан визовый режим, какие тут могут быть претензии? Гиоргадзе тоже находится в Москве. А ведь он теракт совершил в Грузии.
       — Сколько чеченских беженцев сегодня в Грузии?
       — Примерно шесть тысяч. Сто семей в Тбилиси, остальные — в Панкиси. Сначала здесь было около 15 тысяч. А транзитом через Грузию вообще около 50 тысяч прошло. Это те, кто, спасаясь от бомбежек, уходил в другие страны.
       — Как вы относитесь к предложению России вернуть чеченских беженцев на родину?
       — Мы здесь за четыре года не увидели от России ни одного килограмма муки. Люди, которых Россия называет своими гражданами, умирали с голода. Все международные организации, которые сюда приезжали, Россия распугала. Раньше были ООН, "Врачи без границ", Красный Крест. Теперь только ООН осталась. Потому что на остальных давят. Все, кто помогает беженцам в Панкиси,— враги России. Грузия — нормальное демократическое государство, которое выполняет обязательства, данные международному сообществу. Грузия приняла бездомных людей. Но Россия и на Грузию давит. Вот еще один результат — гуманитарные организации двадцати одной исламской страны теперь не могут приехать сюда нам помочь, запрещен их въезд в Грузию. Это все давление России. Я бы на месте Шеварднадзе сказал: "Послушайте, это ваш Гелаев, это ваши беженцы. У меня из-за вас проблемы, вы мне хоть спасибо скажите!" Вы спрашиваете, вернутся ли эти люди домой? А вы у них спросили?
       — Спросили. Они сказали, что не вернутся.
       — А что еще они могли сказать? Путин сейчас вопросы поднимает, чтобы нас отсюда забрали в Россию. А кто нас спросил? Куда назад? Последние сводки из Чечни посмотрите по телевидению. Вертолеты сбивают, колонны взрывают, каждый день военные операции. Куда нас везти? Почему из Ингушетии люди не хотят уезжать? У нас тут хоть крыша над головой, а они там вообще в палатках — зима, холод. Но не возвращаются. Значит, совсем доведен народ, если в теплые дома не хочет вернуться. МЧС сюда к нам собираются прислать. МЧС вспомнило, что здесь есть беженцы! МЧС что-то забыло, что этим людям кушать надо. Сюда спецслужбы не надо засылать. Лучше вместо этих спецслужб пришлите десять-двадцать тонн муки, больше этим людям ничего не надо. А то куда только не посылают продовольствие — Афганистану даже гуманитарную помощь оказали. А свои беженцы с голоду умирают. Вы говорите, что сами там были, вы видели этих людей. Это же ваши граждане! Вы видели, в каком они состоянии. Захотят они в составе России жить, если Россия о них не думает? Почему во всем мире по-другому? Посмотрите на тот же Афганистан. Там люди радуются. Американцы, если разрушили что-то, так в десять раз больше построили, людей накормили и обогрели.
       — Разве Россия не хочет помочь беженцам, пытаясь вернуть их назад?
       — Я скажу, чего хочет Россия. У чеченцев в Панкиси на руках — официальный статус беженцев. Сюда приезжают международные наблюдатели, они видят, в каком положении эти люди. И эти беженцы мешают России решать важные международные вопросы. Потому что на Западе говорят: послушайте, у вас есть беженцы, посмотрите, в каком они состоянии. А Россия уже не может сказать, что это не беженцы, что это внутреннее дело. Вот поэтому сейчас непременно нужно вернуть всех беженцев.
       — Каких вы ждете шагов со стороны грузинских властей сегодня, когда эта проблема обсуждается на правительственном уровне?
       — Шеварднадзе уже сказал, что он — за возвращение беженцев в Чечню. Но при международных наблюдателях. А России это невыгодно. Потому что чеченцы не хотят возвращаться. А кто выгонит людей против их воли, да еще и при наблюдателях?
       — Но грузинским властям все равно придется предпринять какие-то шаги, ведь этого уже требует грузинский народ. Акции протеста прошли по всей восточной Грузии.
       — Это все игра какая-то. Месяц назад тут вообще думать никто не думал ни про какие акции. И вдруг началось. Митинги, акции. Женщины кричат, требуют не поимки Гелаева или каких-то бандитов, а требуют выгнать беженцев — женщин и детей! Я такого нигде не видел! И все это когда Путин поставил вопрос о возвращении беженцев.
       — Многие чеченцы вернулись уже в Чечню. Может быть, там не так плохо, как кажется издалека?
       — Я знаю, что будет с теми, кто туда вернется. Всех прогонят через фильтрационные лагеря, как скот. Мужское население вообще не дойдет до места. Не надо мир обманывать. Те, кто там живет, в Чечне,— это несчастные люди. Это те, кто остался ради куска хлеба. И те, у кого родственники — предатели. Нормальные люди в Чечне не живут.
       
Беженцы возвращаются в Чечню
Премьер Станислав Ильясов готов к приему беженцев
Премьер Чечни Станислав Ильясов утверждает, что в Чечню за минувший год вернулось около 200 тыс. человек.
       
       По предварительным данным, численность населения республики (с учетом вернувшихся беженцев) сегодня достигает 800 тыс. В регионах, непосредственно граничащих с Чечней (в Ингушетии, Северной Осетии, Дагестане и Ставропольском крае), все еще остаются около 162 тыс. вынужденных переселенцев, из них 32 тыс. размещены в шести лагерях на территории Ингушетии.
       Как сообщают в республиканском МЧС, для приема новых групп переселенцев в ряде населенных пунктов Чечни практически завершена подготовка пунктов временного размещения беженцев. В частности, уже отремонтированы два здания на 1 тыс. мест в Гудермесе — общежитие биохимзавода и детский сад, а также два объекта в Серноводске. По словам руководителя МЧС республики Тимура Автаева, сдача этих объектов запланирована соответственно на 10 и 15 февраля.
       Параллельно министерство строительства Чечни ведет ремонтно-восстановительные работы еще в 12 зданиях в Грозном, Гудермесе и Серноводске. "Уже в ближайшее время они будут готовы принять свыше девяти тысяч беженцев",— сказал господин Автаев.
       Премьер Станислав Ильясов уверен, что вынужденные переселенцы начнут возвращаться в Грозный из Надтеречного района Чечни после 15 февраля: "Уже в первом квартале мы планируем завершить переселение людей из палаток, а их в Надтеречном районе около пяти тысяч. До 1 апреля палатки закроем".
Комментарии

Печать

наглядно

Предыдущий слайд
Следующий слайд
1/1

Спецпроекты | все

Первые лица | все

Тенденции | все

Профиль пользователя