О безразличии к теледебатам как об устойчивом политическом убеждении
Теледебаты в России есть, но фактически их нет по целому ряду причин. Глава государства, а вслед за ним и многие первые лица из числа губернаторов и мэров, в них не участвует, на что граждане реагируют симметрично: относятся ко всему этому как к малоценному событию, не являющемуся, собственно, никаким событием. Это отражается на телерейтингах дебатов. Конечно, публичные перепалки наших политиков все больше напоминают скандальные ток-шоу (и, похоже, специально выстроены так, чтобы быть на них похожими), но все-таки не дотягивают по зрелищности. Как недавно сообщил ВЦИОМ, почти 60 процентов россиян хоть время от времени, но смотрят политические ток-шоу, а вот сознательно следить за теледебатами готовы только 19 процентов опрошенных (еще 24 процента посмотрят их, если наткнутся случайно).
А ведь сам институт теледебатов (хоть в России принято думать иначе) как раз в наших условиях мог бы быть очень полезен. От него избирателю нужны две вещи: понимание, что кандидат проходит определенный ценз — интеллектуальный, эмоциональный, профессиональный, и возможность увидеть кандидатов в прямом противостоянии. Как человек выступает на теледебатах, так (во многом) он будет вести себя и в парламенте. У публичных предвыборных диспутов в этом смысле много общего со спортом. Поодиночке все горазды и бегать, и прыгать, но результаты, достигнутые на тренировках, никто и никогда спортсменам не засчитывает: важно публичное выступление. Поэтому фактическое отсутствие теледебатов в России или их проведение в негодных форматах — это источник глубокого пессимизма, ведь наше знание о кандидатах оказывается неполным в очень существенной части.
О причинах неразвитости в России публичной политической дискуссии уже многое сказано, достаточно вспомнить классический тезис, что ораторское искусство возникает только в условиях демократии. Впрочем, здесь необходимо уточнение: хорошие ораторы могут возникать и в режимах авторитарно-демократических, вот только равновесие политической системы в последнем случае не очень-то надежно и талантливый оратор в таких условиях всякий раз рискует либо превратиться в ничтожного болтуна, либо ответить карьерой, а то и жизнью за свои слова. Только за слова! Естественно, что многие быстро переквалифицируются из ораторов в болтуны. Болтун, да еще и одиозный,— распространенный в России тип публичного политика.
А ведь начиналось все неплохо. Скажем, с конца 1980-х по начало 1990-х теледебаты чуть было не стали эффективным политическим институтом. Только к середине 1990-х россияне, наконец, уверились, что политика — грязное дело и никакие дебаты не нужны. С этим убеждением мы благополучно вошли в 2000-е годы, и по большей части люди разделяют его и сегодня (заметим, это одно из самых устойчивых наших политических убеждений). За ним, впрочем, стоит давняя традиция противопоставления "болтовни" "настоящему делу". Это все, конечно, от непонимания природы политического, от апатии одних и политического авантюризма других, тех, кто думает, что государство и впрямь может существовать в стороне от граждан благодаря технологиям (переходящим в манипуляции). С изменения нашего отношения к дебатам и к публичному политическому заявлению, похоже, и может начаться настоящее изменение отношения к парламенту, потому что и то, и другое в конечном итоге про "болтовню", про слова и их цену.