11 сентября режиссеру анимационного кино Гарри Бардину исполняется 75 лет. Обозреватель "Огонька" поговорил с юбиляром о независимости, профессии и принципах
По мнению Гарри Бардина, российской мультипликации не хватает авторства
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ / купить фото
— С каким настроением вы встречаете свой юбилей?
— С бодрым. Я в работе. Я всегда боюсь, когда завершаю картину, что мне больше не будет отпущено ни идей, ни смыслов. Но жизнь подбрасывает какую-то идею, и я цепляюсь за нее. Сейчас у меня есть не только идея нового фильма, но уже написан его сценарий и сделана раскадровка ("Болеро" на музыку Равеля.— "О"). Теперь главная моя забота — собрать на картину деньги.
— И вы вновь не будете обращаться в Министерство культуры, а будете собирать добровольные пожертвования, воспользуетесь краудфандингом?
— Все мои фильмы, в том числе и "Слушая Бетховена" (2016 год, премьера состоялась на Каннском кинофестивале), далеки от того, что хочет видеть власть. И следующий будет таким же, поэтому я даже не собираюсь иметь дело с министерством. Деньги на фильм я собрал сам.
— В картине "Слушая Бетховена" железные чудовища раз за разом уничтожают зеленые ростки, но те все более решительно пробиваются сквозь цементные плиты. В конце же мы видим прекрасный цветущий сад. Вы — оптимист?
— Эти лязгающие железные механизмы, которые мы придумали с художником Кириллом Челушкиным, олицетворяют нынешнюю государственную машину. Но я хочу дать зрителям надежду. И себе тоже. Вот и директор Каннского фестиваля поблагодарил меня "за симфонию надежды", как он выразился. Без оптимизма и чувства юмора жить нельзя. Особенно в России. Я надеюсь, что здравомыслящие люди, а я с ними, к счастью, знаком, пробьются. Я в это верю.
— Если бы перед вами была аудитория, которой надо объяснить, что такое вечные ценности, с чего бы вы начали?
— Конечно, со свободы. Я считаю, что человек рождается свободным. Он всегда, при любой власти, стоит перед выбором. Стучать или не стучать, гонимый он или гоняющий, будет он жертвой или преследователем. Важно быть свободным внутри. Для меня это очень важно. Художник должен иметь возможность облекать свою мысль в ту форму, которую считает правильной. Это его мысль и его форма.
— А как вам удавалось сохранять свободу в советское время? Вам не приходилось идти на компромиссы?
— Почти каждая картина выходила с трудом. Я же автор сценариев всех своих фильмов. Прохождение каждого было "волнительно", как говорят во МХАТе. На компромиссы я не шел, мне не стыдно ни за один свой фильм. Но с сегодняшней точки зрения я ничего не достиг в этой жизни. У меня нет ни виллы, ни яхты, ни дачи. Для кого-то это критерий успеха. Для меня — нет. У меня и звания нет. В "Википедии" написано, что я заслуженный деятель искусств. Это не так. Но я по этому поводу не переживаю.
— А почему вы пришли в мультипликацию, вы же окончили школу-студию МХАТ и были успешным актером?
— Я очень увлекающийся человек. Я играл большие и даже главные роли, в Театре Гоголя. Театр тогда был в загоне. В него ходили в основном транзитные пассажиры с Курского вокзала. Репертуар ужасный, там шли такие пьесы, что рту было больно говорить слова со сцены. Уходить из этого театра было легко, я ушел и нашел себя в мультипликации. Я озвучивал много мультфильмов, и мне это очень понравилось. Вдруг оказалось, что я пишущий человек — стал писать рассказы, сказки. Была передача "АБВГДейка". Я начал писать для нее сценарии, ставить передачи. А потом меня вместе с Василием Ливановым позвал в свой театр Сергей Образцов. Попросил написать пьесу "Дон Жуан". Мы стали писать пьесу, и когда почти закончили, Образцов предложил мне вместе с ним поставить ее. Я считаю Образцова своим крестным отцом в режиссуре. Потом я написал один сценарий, второй. Первый поставили на "Союзмультфильме". А второй лежал, и директор из экономических соображений (мне за него заплатили, и он числился на балансе студии), сказал: "Вы же режиссер. Вот и ставьте". Я подумал: "А почему нет?". Ушел от Образцова, поставил свой фильм. На обсуждении страшно волновался, потому что недругов у меня было много. И тут встал Иван Петрович Иванов-Вано и сказал: "Поздравляю студию с приобретением крепкого режиссера". Его я считаю своим крестным отцом в мультипликации.
— Получается, вы самоучка — мультипликации специально не учились?
— Я учился на своих собственных фильмах. Сам ставил себе какую-то задачу, решал ее и шел дальше. После "Летучего корабля" зритель меня полюбил. Это очень важно. Ни один "Голубой огонек" не обходился без Водяного или бабок-ежек. Потом я придумал объемный фильм со спичками — "Конфликт" и снял его сам. Конечно, это была авантюра. Но я понял, что не вернусь в рисованную мультипликацию. Это оказалось моей пристанью. Философские притчи рождались у меня довольно легко. Я играл с разными материалами. Так продолжалось до 1990 года. Тогда я снял свой последний фильм на "Союзмультфильме" — "Серый волк энд Красная Шапочка". Он собрал весь урожай призов, в том числе Гран-при фестиваля в Анси во Франции. После этого я и решил создать свою студию "Стайер".
Я считаю, что человек рождается свободным. Он всегда, при любой власти, стоит перед выбором. Стучать или не стучать, гонимый он или гоняющий
— В советское время было легче работать, чем сейчас?
— Раньше была только цензура, и мы научились говорить эзоповым языком. Конечно, часто ценой инфарктов. Но мы не знали, почем метр пленки. За нее платило государство. Но наступили новые времена, и нас стал волновать вопрос, где брать деньги. Сейчас ситуация осложняется тем, что и цензура появилась, и денег нет. Власть сегодня диктует свои правила игры — молодым придется идти на услужение и быть готовыми к тому, что их будут оценивать по верноподданническим чувствам. От этого во многом зависит, смогут ли они получить деньги от государства или нет.
— Как вы оцениваете современные российские мультфильмы — "Смешариков", исторические экскурсы про богатырей?
— Я не поклонник "Смешариков". А "Три богатыря" сделаны по американским лекалам. Я их называю "квас в бутылках из-под кока-колы". Когда началась перестройка, родители бросились кормить своих детей американским сериалом "Том и Джерри". Однако эта смешная, но очень жесткая история быстро приелась. И тогда родители вспомнили свое детство. Они потянулись за старыми советскими мультфильмами. Но нам нужно искать свой путь. Если мы найдем у себя то, что будет интересно нам, это станет интересно и другим. Тогда мы выйдем на мировой уровень. Я считаю удачным проект "Маша и Медведь". Можно говорить, что он коммерческий, но он сделан профессионально. Замечательной была "Гора самоцветов" покойного Саши Татарского.
— После "Гадкого утенка" вы снимаете только короткий метр. Эти фильмы можно увидеть лишь в Сети. Есть ли вероятность, что они появятся в прокате?
— Из того, что я снял в последние годы, лишь "Гадкий утенок" был в прокате. А "Три мелодии" показали только в кинотеатре "Пионер" и в клубе "Эльдар". Эти картины, как и "Слушая Бетховена", не являются прокатными единицами, потому что их хронометраж — 18 и 10 минут. Продюсеры в таких картинах не заинтересованы, потому что навара с этого не имеют. Авторское кино не имеет спроса на рынке. Я предложил для показа одному из государственных телеканалов свои фильмы. "Чучу", "Кота в сапогах", "Три мелодии", "Адажио", "Слушая Бетховена". Они подумали и сказали: "Вы знаете, у нас канал для 40-45-летних мужиков с пивом на диване". — "Вы хотите сказать — для дураков?" "Нет, ну зачем же так,— отвечают.— Просто у вас, Гарри Яковлевич, фильмы слишком умные". Я был очень уязвлен этим ответом. И никогда не смогу понять этой логики.