Доступно объяснили, почему дамская мода — порождение дьявола и почему мужчина не может быть счастливым в холщовых подштанниках в наше время, воспользовавшись мыслями архитектора Адольфа Лооса из его эссе, объединенных издательством Strelka Press в сборник «Почему мужчина должен быть хорошо одет».
Fyodor Pavlov-Andreevich. Temporary Monument N6. 2016. Фото: Rane Souza
Фото: Пресс-служба института «Стрелка»
Архитектор Адольф Лоос в начале ХХ века прославился своими злободневными эссе о моде и стиле жизни, остроумно высмеивая привычки своих соотечественников австрийцев, сравнивая их то с законодателями моды того времени англичанами, то с другими европейцами. И хотя писал Лоос почти 100 лет назад, многие его шуточки и саркастические упреки справедливы и сегодня. А некоторые предсказания и пожелания, к великому сожалению, до сих пор остаются несбывшимися. И не только в Вене. “Ъ-Lifestyle” публикует отрывки из книги «Почему мужчина должен быть хорошо одет» Адольфа Лооса, выпущенной издательством Strelka Press.
О магазинах и великих портных
«От солидного модного магазина мы вправе требовать, чтобы там можно было покупать вслепую, не рискуя приобрести нечто безвкусное, то есть неблагопристойное… Первоклассный модный магазин не имеет права ссылаться на необходимость угождать чьему-то вкусу. Не имеет права ошибаться. Если он хоть раз ошибется, то в интересах своей клиентуры обязан снять с продажи соответствующий артикул. Задача действительно не из легких. Завоевать ведущую роль в модном бизнесе трудно, но еще труднее удержаться в этой роли».
«Великих портных с мировым именем, способных одеть клиента, руководствуясь воистину благородными принципами, можно перечесть по пальцам. В Старом Свете есть города с миллионным населением, где нет ни одной такой фирмы. Даже в Берлине не было ни одного великого портного, пока там не открыл свой филиал венский мастер Э. Эбенштайн. До Эбенштайна берлинский двор большую часть своего гардероба заказывал в Лондоне у Пула».
О провинциалах, королях и безвкусице
«В наши дни рабочий и английский король, если судить с формальной точки зрения, в принципе носят одинаковую одежду. Президенты и монархи двадцатого столетия не испытывают ни малейшей потребности в маскараде с короной и горностаевой мантией. В этом таится более глубокий смысл, чем может показаться на первый взгляд. Современный интеллигентный человек, общаясь с людьми, должен носить маску. Этой маской является определенная, общая для всех форма платья. Индивидуальные одеяния — удел умственно ограниченных субъектов, испытывающих потребность орать на весь свет, кто они такие и какие они особенные».
«Покупая портсигар, я хочу любоваться материалом и работой, а у меня отбирают эту радость и подсовывают сомнительное удовольствие любоваться орнаментом. Это насилие. Мне нужен сам материал, целесообразно облагороженный. Кольцо — это кусок хорошего золота в форме ободка. Портсигар — это две плоские крышки из хорошего серебра, совершенно гладкого. Красивая, столь приятная на ощупь гладкость серебряной поверхности — ее лучшее украшение. Но людям это не нравится. Они хотят что-нибудь посложней, поизысканней. Значит, у нас еще царят африканские нравы. Средневековье!»
Покупая портсигар, я хочу любоваться материалом и работой, а у меня отбирают эту радость и подсовывают сомнительное удовольствие любоваться орнаментом. Это насилие.
«Огорчительно, что на многочисленных экспозициях дамской моды встречается множество уже завязанных галстуков. Эти узлы примелькались даже на мужчинах. Галстук с готовым узлом или бабочкой спереди и на застежке сзади относится к категории бумажного белья и поддельных бриллиантов. Не говоря уже о галстуках, якобы дважды обмотанных вокруг шеи, пытающихся достичь этого прекрасного эффекта с помощью кусочка картона, обтянутого шелком, и каких-то секретов фирмы. Наши провинциальные модники их обожают. А венские девушки и женщины используют подобные суррогаты, чтобы завязывать банты. Это означает, что знаменитый венский шик находится при последнем издыхании. Хотел бы я видеть в Вене магазин, владелец которого гордо отвечал бы каждому, кто ищет уже завязанный галстук:
— Готовый галстук? Нет! Таких не держим!»
«Что значит хорошо одеваться? Это значит одеваться правильно. Корректно! У меня такое чувство, словно я приоткрыл тайну, которая до сих пор окутывала нашу моду. Словами "прекрасно", "шикарно", "элегантно", "пикантно", "смело" мы как бы заклинаем моду, хотим угнаться за ней. Но дело-то вовсе не в этом. Дело в том, чтобы наша одежда меньше всего бросалась в глаза. Красный фрак на балу бросается в глаза. Следовательно, красный фрак в бальном зале старомоден. Цилиндр бросается в глаза на катке. Следовательно, на катке он старомоден. Все броское в хорошем обществе считается вульгарным».
«Фат — это человек, которому одежда служит лишь затем, чтобы выделиться на фоне окружения… Но ни один фат не признает себя фатом. Один фат потешается над другим, и под предлогом искоренения фатовства немцы все больше ударяются в фатовство. Современный фат или фат по простоте душевной — всего лишь один вид широко разветвленного семейства. И этих павлинов немцы подозревают в том, что они определяют мужскую моду. Слишком много чести для безобидных созданий. Из сказанного выше следует, что фат одевается отнюдь не современно. Это его бы не устроило. Он носит то, что считается модным в его окружении. Павлин — он и есть павлин».
«Работая на заказ, приходится иногда закрывать глаза на безвкусицу, так как за нее часто отвечает клиент, настоявший на своих собственных желаниях. Но в данном случае мастера могли бы показать, что они стоят выше клиентуры, что готовы конкурировать с великими фирмами, если им дадут развернуться. Но большинство из них упустило эту возможность. Уже самый выбор материалов обнаруживает их некомпетентность. Из ткани коверкот они шьют длинные пальто, а из пальтовых тканей — короткие пальто-коверкоты. С кроем дела обстоят не лучше. Весьма немногие стремятся работать в благородной манере, большинство потрафляет фатам, чтобы те могли красоваться в двубортных жилетах, клетчатых костюмах и бархатных воротниках. Одна фирма даже позволяет себе голубые бархатные обшлага на пиджаке! Н-да, если это не выйдет из моды…»
«Материалы — это и впрямь мистические субстанции. Они достойны почтительного и глубокого изумления. Уже то, что они вообще созданы, — чудо. Так неужели природный материал, совершенный и прекрасный сам по себе, нуждается в украшении орнаментом? "Улучшать" благородное красное дерево, протравливая его фиолетово-бежевой морилкой, — это ли не преступление?»
О качестве вещей и мастерстве
«Мастера, шьющие дорогую обувь, зарабатывают, к сожалению, меньше, чем те, кто готов производить дешевку. Сравним, например, сапожника, чья пара стоит восемнадцать гульденов, с тем, кто берет за пару шесть гульденов. Первый делает колодку на заказ (она стоит шесть гульденов, включая его собственную работу), поручает подмастерью сработать верх (платит ему за отличную работу три гульдена в день) и тратит еще три гульдена на материал для верха. Мастер, торгующий парой за шесть гульденов, берет старую колодку и применяет готовый фабричный верх стоимостью примерно два гульдена. Таким образом, в первом случае мастер вкладывает 66 процентов себестоимости в цену своей пары, а во втором — 33 процента. Но и для ухода за обувью делается слишком мало. Потребители жалеют денег на распялку и поэтому снашивают больше обуви, чем те, кто каждый вечер насаживает свою обувь на хорошую деревянную распялку».
«Всякий, кто стремится уменьшить срок годности предмета, бьет мимо цели. Мы должны продлевать срок годности всех предметов, которые производим. И это правильно. У меня имеется материал плохого качества, я заказываю из него костюм, и он снашивается в три раза быстрее, чем хороший костюм. В три раза! Хороший костюм означает бережливость, плохой — пустую трату денег.
Когда вещи из лучшего материала, изготовленные лучшими мастерами, предметы так называемой ручной работы, через несколько лет выходят из моды из-за их своеобразных моделей — это расточительство. Виртуозно владеть коклюшками, месяцами корпеть над кружевом, чтобы это кружево было разорвано в одну ночь, — дурное дело. Машина плетет кружева легко и намного дешевле. Нужно стремиться и к улучшению качества, и к экономии. Я не знаю, кто бережливей: тот, кто пьет хорошее вино, или тот, кто в большом количестве поглощает скверное пойло».
О женской моде
«Дамская мода! Ты — омерзительная глава культурной истории! Ты повествуешь о тайных страстях человечества. Когда листаешь твои страницы, душа трепещет при виде ужасных заблуждений и неслыханных пороков. Слышны стоны истерзанных детей, крики изнасилованных женщин, страшные вопли поднятых на дыбу мужчин, вой сожженных на костре. Слышен свист бичей и плывущий в воздухе запах горелой человечьей плоти. La bête humaine... (человек-зверь. — “Ъ”)»
«Вам, наверное, рассказывали, что фиговый листок женщине навязала стыдливость. Какое заблуждение! Чувство стыдливости, с трудом сконструированное рафинированной культурой, первобытному человеку было чуждо. Женщина наряжалась, чтобы стать загадкой для мужчины, чтобы пронзить его сердце страстным желанием разгадки».
«Листать самый невинный модный журнал — все равно что читать обвинительные приговоры по статьям 125–133 (статьи о сексуальных преступлениях. — “Ъ”) нашего Уголовного уложения. Женщина выбирает молодежные модели одежды. Вот доказательство: разложите перед женщиной ее фотографии за последние двадцать лет. И она воскликнет: "Боже, какой старой я выглядела двадцать лет назад!" И вы поневоле согласитесь. Самой молодой она выглядит на последнем фото».
Дамская мода! Ты — омерзительная глава культурной истории! Когда листаешь твои страницы, cлышны стоны истерзанных детей, крики изнасилованных женщин, страшные вопли поднятых на дыбу мужчин, вой сожженных на костре.
«Мы стоим на пороге новой великой эпохи. Женщина завоюет равенство с мужчиной не провокацией его чувственности, но благодаря экономической независимости, которую заработает своим трудом. Женщина не будет расти и падать в цене в зависимости от вожделения мужчины. И тогда бархат и шелк, цветы и ленты, перья и краски окажутся бессильными. Они исчезнут».
«Женщин хотят заставить носить длинные волосы: дескать, длинные волосы вызывают эротическое возбуждение, а женщины только для того и существуют, чтобы его вызывать. Какая наглость! Ни одна женщина не станет так бесстыдно возводить в моральное требование тайны своей эротической внутренней жизни!»
О моде и бережливости
«Вы критикуете мои лекции и приходите к выводу, что я говорил о вещах второстепенных. "Можно быть счастливым и в холщовых подштанниках", — пишете вы. Совершенно верно, если у вас нервы человека эпохи 1780–1860-х годов. Если же, к несчастью, у вас нервы нынешние, то есть современные, тогда уже нельзя. Вам этого не понять. Судя по вашим воззрениям, вы носите подштанники, а не трикотажные кальсоны, то есть нервы у вас несовременные. Но, возможно, вы меня поймете, если представите себе, что я читаю лекции 120 лет тому назад. Рассуждаю об отсталых нациях и осуждаю армейское начальство, вынуждающее современных людей пудрить волосы и заплетать их в косу и разгуливать в гамашах, застегнутых по всей длине выше колена. Ваш тогдашний единомышленник написал бы мне те же слова и пришел бы к тому же выводу: "Можно быть счастливым и с напудренной косой". Было можно в 1750 году. А в 1800-м уже нельзя».
«Меня вообще коробит страсть к всевозможным нововведениям. Только консервативный человек бережлив, а каждый новатор — мот. Все-таки человек, имеющий большой гардероб, весьма заботится о том, чтобы его одежда не выходила из моды. Тот, у кого имеется всего один костюм, вовсе не бережлив и не консервативен. Напротив. Он постоянно носит свой костюм, очень быстро снашивает его и таким образом вынуждает портного постоянно изобретать новые модели. Считать постоянные изменения моды весьма полезными, поскольку они обеспечивают работой многих изготовителей, — искаженный взгляд на вещи».
"Можно быть счастливым и с напудренной косой". Было можно в 1750 году. А в 1800-м уже нельзя
«Нужно иметь много одежды, чтобы менять ее в соответствии с реальными потребностями. В дождь я надеваю прорезиненный плащ, весной ношу пальто, зимой — шерстяной костюм и тем самым сберегаю свой гардероб. Мода проходит так быстро потому, что наши вещи слишком быстро изнашиваются или надоедают. Но как только у нас появляются предметы, которые долго держатся и остаются красивыми, мода тут же останавливается. Красота измеряется временем. О железнодорожных рельсах мы судим не по тому, сколько поездов по ним могут проехать, но только по их прочности. Они всегда будут хорошими, если будут хорошо, надежно служить».
«Я ношу свои туфли двадцать лет, и они не вышли из моды».