Украина перешла к практике террора — такое заявление сделал Владимир Путин, комментируя события в Крыму. 10 августа ФСБ сообщила, что ей удалось предотвратить в Крыму теракты, подготовленные главным управлением разведки Минобороны Украины. По данным ведомства, группу диверсантов задержали в городе Армянск в ночь с 6 на 7 августа. Директор Киевского центра политических исследований и конфликтологии Михаил Погребинский обсудил тему с ведущей «Коммерсантъ FM» Светланой Токаревой.
Фото: Виктор Коротаев, Коммерсантъ / купить фото
— Мы пытаемся разобраться, что означают слова Владимира Путина, он уже заявил, что встреча в «нормандском формате» не имеет смысла, и также пообещал, что Россия не станет проходить мимо таких вещей. Как вы думаете, какие меры может предпринять Россия по следам этого инцидента?
— Об этом надо было бы думать кому-то другому, я не знаю, что можно ответить на этот счет. Россия, по-видимому, будет укреплять границу с Крымом и предпринимать шаги в смысле безопасности на территории Крыма. Это вообще очень подозрительная и непонятная история. Ведь представить себе, что Порошенко, который за три дня до этого пытался уговорить Путина и, кажется, уже почти уговорил, чтобы провести «нормандскую встречу» на полях G20 в Китае, кстати говоря, ничего об этом китайцам не сказав заранее, и Москва уже на это согласилась. А через три дня он дает команду на то, чтобы пострелять в Крыму, — мне кажется, это крайне маловероятно.
Если действительна информация о том, что к этому причастны какие-то высокие военные киевские начальники, как утверждает ФСБ, то это чрезвычайно опасно. Я считал бы так, что это опасно в том числе для Порошенко, потому что я вообще не верю, что он давал им команду. Раз они пошли пострелять, им дали команду, их опекали какие-то диверсионные группы, значит, они могут прийти на Банковую и спросить у Порошенко, «чего ты тут делаешь так долго?». Это событие может иметь далеко идущие последствия, и надо бы много чего понять, поскольку я, честно говоря, немножко в недоумении от лексики и содержания тех заявлений, которые были сделаны и ФСБ, и украинской стороной, и Путиным.
— Украина уже заявляет, что это все ложь и провокация. Какие еще заявления звучат у вас?
— Смотрите, что такое провокация? Если бы это, допустим, была московская провокация, то все было бы расписано по минутам, чтобы все выглядело в высшей степени убедительно. А тут Москва два или три дня вообще молчала, я думаю, до тех пор, пока не поймала там кого-то. То есть я думаю, что они — и московские, и ФСБ — были застигнуты врасплох тем, что там произошло. До конца не ясно, что произошло, потому что когда в заявлении ФСБ речь идет о том, что там была какая-то огневая поддержка, — это вообще бог знает что, я вообще не могу представить себе даже на секундочку, что это означает. А что, российская сторона не отвечала огневой поддержкой? Вроде как не отвечала. А Украина говорит, мы вообще тут ни при чем, мы ничего не знаем.
Конечно, легче всего представить, что эту атаку действительно предприняли какие-то группы, не контролируемые властью. Там есть какие-то непонятные люди, которых собрал Ислямов. Самое подозрительное, в том числе по разговорам даже из тех, кто сочувствует «Исламскому государству» (террористическая организация; запрещена в России. — «Ъ FM») и так далее, и они как бы ищут финансирование. Сейчас Турция как бы уже вне игры в этом смысле, им надо как-то показать, что они что-то могут. Не сказал бы, что это более вероятно, но у них же нет этой самой артиллерии, что это все значит? Не понимаю.
— Как вы думаете, каких дальнейших действий после этого инцидента и после жестких заявлений Владимира Путина стоит ждать от Украины?
— Один мой коллега, который регулярно каждый день выступал на российском телевидении, уже сказал, что смотрите, Эрдоган написал покаянное письмо Путину, так и у наших корона с головы не упадет. Еще Порошенко ничего не сказал, он должен выйти и сказать, что разобрался, что там какие-то неконтролируемые, они все арестованы. И теперь как с этими летчиками, которые сбили в Турции российский самолет. И теперь нам надо реально начать процесс переговоров. В это мало верится, но это было самым правильным вариантом, исключением дальнейшего обострения, потому что оно точно не в интересах сегодняшнего верхнего эшелона украинской власти.
— Путин заявил, что Европа и США должны сделать конкретные шаги, чтобы оказать влияние на киевские власти, как вы считаете, услышат и окажут влияние?
— Об этом уже столько раз сказано, что пока что я не вижу никаких оснований, чтобы что-то изменилось и они наконец что-то скажут. Да, они могут сказать, но по телефону между собой, а публично пальчиком пожурить и сказать: «Петр Алексеевич Порошенко, ну что ты делаешь, мы же не сможем тебя защитить, кончится все очень плохо, поэтому ты там наведи порядок с этими твоими бандитами». Но у нас пока ничего не происходит. И я не верю в то, что Европа как-то жестко на это отреагирует.
— Как вы считаете, насколько вероятен полный разрыв отношений Москвы и Киева после всего происходящего?
— Это невозможно. Это все равно невозможно. В любом случае у нас останется дурацкая ситуация, когда действует закон о стратегическом партнерстве и дружбе между нашими странами, действует закон о том, что Россия — страна-агрессор. Я не вижу выхода из этой ситуации. Президент Порошенко — это все-таки пока большинство, которое есть в парламенте. Если, конечно, власть перешла бы в руки более агрессивной группы, такой как Турчинов с Аваковым, они могли бы объявить военное положение или что-то такое. Но этого нет, поэтому я не вижу перспектив полного разрыва. Я просто понимаю, что все равно Москва будет делать какие-то серьезные пасы в отношении того, кто несет ответственность за эти две смерти, и будет добиваться того, чтобы с ними разобраться. Но инициировать какой-то полный разрыв отношений, я думаю, не будет.