Лето — период бурной социализации детей. Лагеря, поездки, новые знакомства. Ребенок возвращается "другим человеком"
Мамы на форумах обсуждают: нужно ли ребенку, домашнему, столичному, показывать реальную, другую жизнь или лучше ограждать от нее, пока можешь? Сторонников и противников с обеих сторон предостаточно. Кто-то считает, что, пока у родителей есть возможность, лучше детей обезопасить, увозить в "приличные" места, устраивать тщательный отбор друзей по интеллектуальному и социальному принципу. Иные убеждены — ребенок должен знать, что мир шире знакомого парка и детской площадки, не у всех детей есть айфоны, а пластмассовый таз иногда заменяет стиральную машинку.
Сын вернулся из туристического лагеря. Особых изменений, кроме раздавшихся плеч, я не заметила. Ну называет он сгущенку "сгухой" и готов есть со "сгухой" чуть ли не котлеты, это не так страшно. Не звонил, потому что был "на кате" — преодолевал пороги на катамаране, а не то, что я подумала. "Кат" — катамаран. Не путать с "каном" — котелком на 10 литров, в котором еда варится. Думаю, что производное от слова канистра.
Пока сын был "на кате", я с семилетней дочкой Симой уехала в другое место и в другом направлении — южном. Где социализироваться пришлось поневоле. В первый же день местные мальчишки прищемили ей палец железной калиткой. Сама, говорят, виновата — оставила руку в дверях. Пока я заполошно кричала что-то про врача, местные мамы сообщили Симе, что "до свадьбы заживет" и что "море все лечит". Рыдающая Сима с ужасом спросила меня: "Мама, а когда будет свадьба? Пока принц не приедет, у меня будет болеть палец?" Потом она пошла на море, засунула палец в воду, высунула и спросила: "Почему не прошло?" Опять засунула палец, вытащила и почувствовала себя обманутой.
Тут она захотела в туалет, о чем мне сообщила. Рядом стояла бабушка, точнее, сидела, как огромный поплавок в море, и немедленно вмешалась: "Так писай в море! В море можно!" Позже Сима узнала, что в море не только писают, но и какают, увидев проплывавшую мимо какашку, в которую местные дети пытались попасть камнем.
В результате с, так сказать, благоустроенного пляжа мы ушли на дикий. Потому что на благоустроенном Симу все время пытались накормить то мармеладом, то пахлавой, то пирожками. Ей сладкое нельзя, поэтому я монотонно твердила: "Ей нельзя, спасибо, не надо". "Да ниче ж не будет!" — удивлялись бабули. В последний раз Симе предложили крабовые палочки. Тут я даже не нашлась, что сказать.
Мы потеряли в воде косынку. Чужая бабушка уже ее выполаскивала, как енот-полоскун, и пристраивала на голове собственной внучки. "А точно ваша?" — строго спросила бабуся.
Но сломалась я после того, как местные подружившиеся 6-7-летние девочки затеяли игру — нужно подойти к дяде, шлепнуть его по попе и убегать. Дядя тогда скрутит полотенце и побежит следом, чтобы непременно ударить полотенцем. Одна девочка показала, как надо шлепать, остальные девочки стояли в очереди, и говорила Симе, чтобы она не боялась, лупила посильнее и убегала побыстрее. Я бежала по гальке, собираясь задушить маньяка-педофила его же полотенцем. Никто из мам меня не понял — нормальная игра. Что такого?..
К играющим на берегу семилетним девочкам приклеились мальчишки. И одна из новых подружек сообщила Симе: "Дебилы, они и есть дебилы. Мужики все такие".
На диком пляже было веселее — местная детвора прыгала с камня в море. Я тоже все детство прыгала с камня, с буны, с перил буны. Сима не умела залезать на покрытый водорослями камень, боялась медуз, не решалась прыгать. Медуз я вытаскивала на камни и топила на солнце. Я выкладывала их ей на руки шапочкой вниз, чтобы не жглись. Местные дети давали ей время залезть на камень, но один раз предупредили: "Получишь пендель". Что такое "пендель", Сима не знала, но забираться на камень и прыгать стала быстрее в два раза. Она выучила, что можно прыгать бомбочкой, солдатиком, скелетиком.
Мы потеряли в воде косынку. Чужая бабушка уже ее выполаскивала, как енот-полоскун, и пристраивала на голове собственной внучки. "А точно ваша?" — строго спросила бабуся
На местной детской площадке научилась играть в игру "У тебя съехал квартирант" — вариант догонялок. И в ПМЖ. И это не то, о чем можно подумать. Это "полумертвый, мертвый, живой", по правилам очень похожее на "чай-чай-выручай". Сима грязными руками ела пончики и стала употреблять слово "труселя". Еще очень обижалась, когда я называла ее по имени, а не так, как остальные мамы: "Сын" и "Доча". "Я тебе что, не доча?" — спрашивала Сима обиженно.
Она узнала, что такое столовая и что поднос — тот, который подносится или ставится под нос,— на самом деле "разнос" — чтобы разносить. Стала есть не по часу с мультиками вприглядку, как это всегда делала дома, а за 15 минут, потому что "тут не ресторан, здесь не рассиживаются". Она с увлечением рассматривала хозяйственное мыло и стирала футболку в тазике. Заправляла постель. Относила за собой "разнос" на "стол для грязной посуды". Самостоятельно расчесывалась, убирала в шкаф "одежку", иначе баба Люда, которая выносит мусор, "заругает". Она узнала, что "бурак" — это свекла, "курА" — курица, а "натотения" — рыба. Много ли столичных семилетних девочек обладают таким сокровенным знанием?
Но все равно ей было сложно.
— А ты знаешь, кто живет на Северном полюсе? — спросила Сима у ровесницы-девочки. Они "мерялись" знаниями.
— А ты знаешь, что у козы две дойки? — ответила девчушка.
Сима онемела, потому что про дойки ничего не знала, да и я тоже.
Домой я вернула другую девочку. С разбитыми коленками, ободранными об камни ногами, с глистами, как подтвердил врач, отчаянно шокающую и очень самостоятельную. Сима ест макароны, будто впервые их видит. Набрасывается на йогурт и прячет в карманы конфеты. Она знает, что такое "пендель" и "поджопник". И, как ее старший брат, все поливает сгущенкой — ведь в той столовой, куда мы ходили, сырники и блинчики плавали в сгущенке, как в супе. Но когда она сказала папе, что "баклажка завоняла", имея в виду воду, налитую в стакан, папа упал в обморок. И это он еще про "катю" старшего сына не знает. Я ему не рассказывала, чтобы у него инфаркт не случился.