Экс-премьер Великобритании Тони Блэр уверен, что последствия выхода Великобритании из ЕС будут «колоссальными» для всего мира. Глава МВФ Кристин Лагард заявила, что необходимо сохранить финансовую стабильность на время Brexit. Фонд будет следить за развитием событий, чтобы убедиться в устойчивости глобальной экономики, добавила госпожа Лагард. Скорее всего, выход Соединенного Королевства из ЕС даст толчок к развитию обеих экономик. Замглавного редактора газеты «Коммерсантъ» Дмитрий Бутрин и доцент кафедры интеграционных процессов МГИМО Александр Тэвдой-Бурмули обсудили тему с ведущим радио новостей Петром Косенко.
П.К.: Какие плюсы и какие минусы сейчас будут у Британии на этом непростом тернистом пути? И что может помешать процессу такого быстрого выхода, безболезненного, из состава объединенной Европы?
Д.Б.: Относительная сложность в Британии — я больших сложностей-то не вижу — процедура Евросоюза предполагает довольно легкий выход из основного соглашения. Я думаю, что здесь никаких особенных проблем не будет. Могут быть сложности транзитного времени, однако они преодолеваются в принципе тем, что Британия не часть шенгена, не часть зоны евро, и по части соглашений, в том числе по сельскохозяйственным, давно уже обговорила себе особый статус в Евросоюзе. Да нет, никаких особенных проблем с Brexit, за исключением некоторой естественной реакции, потери в ближайшие три-четыре года части европейских рынков просто из принципа, потому что Brexit на самом деле будет означать, что Европа тоже будет реализовывать свои антибританские комплексы, я, в общем, толком не вижу.
П.К.: А вы вопрос с языка, кстати говоря, сняли. Разводы бывают разные: есть развод, в общем, спокойный и по обоюдному согласию, а есть развод, знаете, когда обе стороны шпильками, булавками друг друга подкалывают и каждую тумбочку пытаются разделить то ли по-братски, то ли по справедливости. Не получится ли так?
Д.Б.: С моей точки зрения, здесь ровно такой проблемы нет, там есть немножко другая проблема, которая, на самом деле, во многом объясняет, почему Brexit, собственно, происходит. Заключается она в том, что реакция Евросоюза на выход из него Великобритании, так же, как и реакция Евросоюза на попытки Великобритании получить особый статус в Евросоюзе, успешна. Они всегда вызывали сверхъестественно жесткую реакцию со стороны других членов Евросоюза, и в целом Британия была традиционно не самым любимым членом ЕС, хотя и крайне необходимым. Я думаю, что сейчас реакция Брюсселя на происходящее будет гораздо более яркой, истеричной и жесткой, по сравнению с тем, какой ожидается реакция Великобритании, которая, по большому счету, в сущности даже и не то чтобы хочет сильно покинуть ЕС. Я вообще рассматриваю Brexit как очень простой способ Великобритании прекратить интеграционный процесс с Евросоюзом, поскольку то, куда движется интеграционный процесс в Евросоюзе, Великобритании не нравится, и единственный способ для себя заморозить все это дело навсегда и дальше не идти по тому пути, по которому идет Европа, это и есть Brexit. Великобритания остается частью Европы, несомненно, и никуда она от этого не денется, географически оттуда никуда не уплывешь, она в сторону Гренландии уплывать не собирается. Просто все те процессы, которые Европа предполагает производить в дальнейшем, а о них можно поговорить особо, это то, чего Британия делать не хочет.
П.К.: Я смотрю, что вот у Александра Тэвдой-Бурмули явно какой-то комментарий есть или вопрос.
А.Т-Б.: Скорее добавление. Действительно, я согласен с тем, что реакция ЕС достаточно нервозная на это именно потому, что Великобритания долго выдвигала самые разные требования, европейцы пошли в этом плане британцам навстречу, в итоге британцы все равно их кинули. И поэтому, когда мы читаем, что уже на следующей неделе будет встреча ЕС-27, и это произносится брюссельскими чиновниками, в то время как формально Великобритания еще два-три года будет членом ЕС, когда руководство ЕС хочет как можно быстрее запустить процесс выхода, исполнить волю британского народа, в самой этой риторике действительно есть некая повышенная нервозность. Я бы не согласился с тем, что основной целью Кэмерона было затормозить интеграционный процесс. Честно говоря, мне кажется, что основной целью Кэмерона было консолидировать свои позиции в консервативной партии. И он избрал для этого метод блефа и повышения ставок, он обещал референдум о членстве, предполагая, как мы понимаем сейчас, крайне ошибочно и фатально, что неизбежно он его выиграет. Тем не менее, он должен прийти к этому победителем, выторговав у ЕС максимальное количество уступок. В итоге он сначала выторговал максимальное количество уступок, даже больше, чем предполагалось, а потом все эти уступки были отданы вместе с членством Великобритании и неясностью политической судьбы в принципе Великобритании и дальше. Я не склонен, конечно, драматизировать будущую судьбу Великобритании, все-таки это страна с тысячелетней историей, как-то проживет, но понятно, что она в довольно серьезной политической и экономической турбулентности, и здесь мы не вполне понимаем, каков горизонт событий, даже недельный-двухнедельный, что уж говорить о ситуации года или двух. Мне кажется, что тут Кэмерон просто сделал очень высокую ставку и проиграл не только политическую судьбу свою, но и попутно в известном смысле судьбу Великобритании, по крайней мере, повлиял он серьезно, непонятно, в какую сторону, и на судьбу Великобритании, и на судьбу ЕС.
П.К.: Есть и другое мнение, отличное от вашего, которое заключается в том, что на самом деле уход Британии сейчас для Евросоюза — это в большей степени благо. И в экономическом смысле, даже в большей степени, чем в политическом, хотя бы просто потому, что поскольку Британия тормозила интеграционные процессы, в том числе и финансово-экономические, то теперь, избавившись от этого «чемодана без ручки», который в последние годы на себе Евросоюз тащил, Евросоюзу будет проще достигать внутреннего консенсуса, и, несмотря на то, что отвалилась сильная экономика, первая тройка, экономика бывшего Евросоюза, извините за такую нехорошую фразу. Тем не менее, насколько эта точка зрения имеет право на существование?
Д.Б.: Это вполне вероятно, понимаете, то есть теперь Евросоюз быстрыми шагами пойдет туда, куда он хочет идти. Вопрос, куда он хочет идти, на этом месте я бы, конечно, поменьше бы обсуждал персональные обстоятельства всей этой истории с Кэмероном, я совершенно не оспариваю анализа того, как это все произошло, могу сказать лишь, что, с моей точки зрения, через два года случись нынешняя ситуация, большинство противников евроинтеграции и дальнейших сторонников выхода Великобритании из ЕС было бы уже уверенным большинством. Дело все в том, что и британская экономика, и европейская экономика действительно друг другу мешают, одни люди хотят строить одно, другие люди хотят строить другое. И это за последние 10 лет уже довольно очевидно, что люди идут в разные стороны, и если они идут в разные стороны, они друг другу мешают. Будет ли Европа при этом показывать высокий экономический рост, выше, по крайней мере, чем Великобритания? Для меня это крайне сомнительно. Я полагаю, что британская экономика в ближайший момент действительно имеет большой потенциал для того, чтобы выкинуть те социал-демократические ограничения, которые на нее накладывает Евросоюз, и попробовать подвинуться немножко вправо, в сторону большей либерализации, поскольку в ЕС это невозможно. ЕС, напротив, будет строить консолидированную, единую, замечательную социал-демократию франкфуртско-немецкого типа. На практике мы знаем, что лучше растет тот, у кого лучше инновационные процессы и кто лучше завоевывает международные рынки. Для меня ответ довольно очевиден, Евросоюзу и элите Евросоюза будет нравиться то, что будет происходить. А элите Великобритании — тоже, но просто по разным причинам.
П.К.: А не получится, что этот развод, наоборот, придаст некий толчок для конкуренции, теперь уже между Евросоюзом и Великобританией за те же самые рынки, за те же самые инновации и технологии?
Д.Б.: Я глубоко скептичен по поводу европейского инновационного процесса. Все, что я вижу в этой сфере, интересное сконцентрировано только в Германии и в некоторых мелких экономиках, которые нетипичны для Евросоюза. Я не верю в инновации во Франции, я не верю в инновации в Италии, по крайней мере, в крупном госсекторе, где они якобы должны происходить. Я не верю в инновации в крупных госкомпаниях или в компаниях с госкапиталом. В принципе, Евросоюз строится не для того, чтобы заниматься инновациями. Единственные инновации, которые Евросоюз предлагает — это инновации социальные.
П.К.: Тоже неплохо, кстати говоря.
Д.Б.: Конечно, неплохо. Кому что нравится.