Власти должны ужесточить требования к производителям лекарств. Такое мнение в интервью «Коммерсантъ FM» высказал гендиректор фармацевтической компании «Биокад» Дмитрий Морозов. В рамках Петербургского экономического форума с ним беседовал политический обозреватель «Коммерсантъ FM» Дмитрий Дризе.
Фото: Василий Шапошников, Коммерсантъ / купить фото
— Самая, наверное, актуальная тема, самая болезненная в прямом и переносном смысле тема — это лекарства, проблема с лекарствами. Через день буквально мы видим в СМИ заголовки о том, что у нас не хватает лекарств, у нас дороги иностранные лекарства, дешевые лекарства вымываются. Насколько вот сейчас эта проблема велика, и как сложно в этой ситуации?
— Я знаю много коллег, которые работают в области, я бы так сказал, недорогостоящего, дешевого сегмента. Это дженериковые компании в основном, они выпускают копии известных препаратов, и, конечно же, стратегия конкуренции ценой для них приоритетна. К сожалению, на сегодняшний момент правила регулирования вот в этом сегменте таковы, что наши коллеги не могут поднимать цены, потому что государство устанавливает предельную надбавку в связи с изменением экономической ситуации в стране, конечно, им бы необходимо ввести более эффективную индексацию цен на эти препараты для того, чтобы повысить эффективность их работы. Я не думаю, что это драматично с такой точки зрения, как заявляют, потому что все-таки определенная маржинальность при выпуске этих препаратов есть, вопрос, насколько она достаточна для развития этих компаний. Эти компании, видимо, недостаточную имеют маржинальность для дальнейшего развития.
— Импорт сокращается сейчас лекарственный, насколько вот в соотношении мы теряем препаратов?
— Здесь можно говорить даже не о сокращении импорта, а о перераспределении долей импорта. Что происходит сейчас на фармацевтическом рынке? Программа «Фарма 2020», которая была утверждена правительством, она работает, и она дает свои результаты, и все больше и больше препаратов выпускается на территории Российской Федерации. Это движение идет по двум направлениям: частично иностранные компании локализуются здесь в стране (я немножко расскажу об этом), и еще одно большое направление — это воссоздание тех технологий и компетенций, которые были утеряны после развала Советского Союза. И здесь, я считаю, достигнут очень большой прогресс: фармацевтические компании отечественные фактически заново были созданы. Так называемая «новая русская фарма», как принято сейчас говорить, это новые современные заводы, которые выпускают очень эффективную продукцию, они сейчас завоевывают все больше и больше места на российском рынке. Это очень видно на примере госзаказа, так называемые семь высокозатратных нозологий — есть такая государственная программа, там практически большинство иностранных препаратов заменены.
— Наверное, самый болезненный вопрос: по каким позициям дефициты, где самая проблема? Пишут, что по онкологии очень серьезные проблемы, не хватает в больницах лекарств. Так ли это, и насколько вообще?
— Ну, в онкологии, мы очень много занимаемся онкологией, да, и я бы так сказал, что, конечно, не всегда эффективно распределяются бюджеты тех организаций, которые занимаются лечением онкологии. Там зачастую бывают достаточно странные закупки в ущерб большинству пациентов, которым нужны традиционные препараты для ведения химиотерапии, закупается какой-то дорогостоящий таргетный препарат…
— А почему так происходит? Коррупция?
— И коррупция в том числе.
— На таких вещах коррупция?
— Да, на таких вещах коррупция, надо откровенно говорить, мы даже знаем примеры здесь в Санкт-Петербурге, где в одном из онкологических учреждений происходили очень странные закупки, пока не вмешались власти города, и не были проведены разъяснительные процедуры, и как бы изменены правила, те, которые формируются при закупке. Да, действительно, скорее всего, коррупция. Я не понимаю. Есть вещи, которые ничем иным объяснить нельзя. И когда мы ничем иным объяснить не можем, мы должны апеллировать либо к правоохранительным органам, либо к органам государственной власти с целью изменить ситуацию.
— А государство вообще что-нибудь делает в этом направлении?
— Нет, в этом направлении делается очень много. Федеральная антимонопольная служба очень активно работает, и сейчас стало гораздо более прозрачно, чем было, например, 5 лет назад. Раньше было просто невозможно. Но если позволите, я немножко расскажу предысторию.
— Да, конечно.
— Предыстория, она очень простая: когда развалился Советский Союз, у правительства, которое было в то время, была только одна задача — обеспечить рынок препаратами, да, ну потому что все кооперационные связи разрушились, и так далее, и тогда рынок был открыт, главное было затащить — приходите, делайте что хотите. И, конечно, все те практики, которые на Западе уже запрещены, это и неформальные отношения с врачами, и другие способы, да, ранее многие врачи в тяжелой экономической ситуации шли на поводу у западных производителей и за какие-то, может быть, даже нематериальные вознаграждения действительно лоббировали, промотировали эти препараты, в том числе и в повседневной выписке. Ну что греха таить, это было, и мы это все знаем.
— Сейчас нет?
— Сейчас этого все меньше и меньше, потому что это, во-первых, считается уже немодным, да, это неправильно и немодно, а во-вторых, регулирование сейчас в Российской Федерации улучшилось, и все понимают, что это даже уже уголовно наказуемое дело. Все это сходит на нет, конечно, схемы становятся более изощренными…
— Ну а нет такого, что государство выпускает препараты определенные при поддержке российского правительстве, определенные препараты, мы не будем их называть, но такие были случаи, да, что просто сверху даже идет указание, что вот наш препарат вперед.
— Да, а они берут и покупают иностранные. Это имеется в виду?
— Нет. Ну вот мы выпустили, допустим, какой-то препарат, врачам дается рекомендация.
— Нет, такого нет, потому что, я в принципе не понимаю…
— Потому что это наш препарат, давайте его продвигать.
— А дело не в «наш или не наш», у нас стоит вопрос: есть конкретный пациент, и есть потребности этого пациента, и надо спасать пациента. Если мы говорим о сложных заболеваниях типа онкологии и так далее. Поэтому здесь не стоит вопрос «наш или не наш». Здесь стоит вопрос, чтобы хватило бюджета осуществить его полноценный курс лечения, потому что если вы закупили какой-то дорогостоящий препарат, а курс лечения длится там 3-4 месяца, а на следующий курс у вас нет денег, на следующие инъекции у вас нет денег или нет препарата, то тогда это все насмарку, фактически неэффективное лечение получается, и пациент может умереть.
— Общий вопрос: перспективы, насколько ситуация действительно поправима, и как мы в ближайшие год-два с лекарствами?
— Я думаю, что ситуация неплоха. Но я вижу здесь основную задачу в ужесточении требований государства к фармацевтическим компаниям. Это очень странно звучит от лица представителя фармацевтической компании, но, я думаю, чем четче будут правила, чем они будут прозрачнее, тем понятнее будет компаниям оперировать на фармацевтическом рынке, и вот эти все пережитки, которые мы обсуждали вот сейчас буквально, дефицит, непонятные закупки и так далее, и тому подобное, это все уйдет в прошлое. Чем жестче правила, чем они понятнее, тем лучше, потому что речь идет о здоровье человека, никаких компромиссов не может быть с точки зрения качества, никаких компромиссов не может быть с точки зрения доступности этого препарата. Это должно быть очень четко и сильно регламентировано. Но я вижу положительный тренд в улучшении регуляторной среды в Российской Федерации.
— Будем надеяться. Спасибо.
— Спасибо.