Форум в Санкт-Петербурге (ПМЭФ) всегда славился ожесточенными полемическими баталиями на темы, недоступные пониманию подавляющего большинства граждан, за что был горячо любим средствами массовой информации. Обнаружить на деловом завтраке Сбербанка, традиционном формате ПМЭФ, умное высокопоставленное лицо, рассуждающее об отличиях институциональных сдвигов в экономике от структурных, было всегда проще, чем эксперта, который на самом деле знает, о чем это.
Но все рано или поздно меняется, стилистика смещается, приходят новые моды — и вот уже сегодня утром на деловом завтраке Сбербанка, посвященном жизни России после нефти, прекрасная тема для сложных терминов: собеседники главы Сбербанка Германа Грефа говорят словами, которые в последний раз в экономполитической реальности использовались разве что в конце XIX века.
Санкт-Петербург и сам по себе располагает к тому, чтобы вернуться к старой доброй натурфилософии, неспешной полемике о благе народном и простом продукте, об истоках государственного благосостояния и вообще ко всему, что утром обсуждают государственные мужи за чашкой чая. Проблемы две. Возвращение к основам, к новой простоте, к базовым понятиям и определениям — это тяжелая и непривычная работа после как минимум десятилетия рассуждений о возврате на вложенный капитал, логистических схемах и технологиях администрирования. Говорить о пушкинском «простом продукте», как выясняется, не так просто: то и дело сбиваешься на белодомовский жаргон. Кроме того, зрители этого русского классического спектакля смотрят все это в режиме реального времени, то есть в прямой трансляции, то есть в 2016 году. И у них свои представления о том, как следует обсуждать такую, например, тему — как России жить после нефти.
Например, когда глава Центра стратегических разработок Алексей Кудрин говорит о «позоре», которым для правительства РФ являлась двукратная девальвация российского рубля в 2014–2016 годах, из его дальнейшего выступления явно следует, что он как истинный петербуржец и наследник политиков первой и второй Государственной думы (она, как и нынешняя, де-факто имела лишь права совещательного голоса), не имеет в виду чего-то большего, чем простая риторическая фигура. Рядом со словом «позор» нужно говорить «негоже так», а далее стоит мягко увещевать товарищей главы Государственного банка в неосмотрительности и недостаточной твердости, не подвергая, впрочем, никакому сомнению их высокую ученость и деловую хватку, а только имея в виду несчастливое стечение обстоятельств. Но слушают-то Алексея Кудрина не выпускники Императорского университета. Поэтому в его «позоре» правительству Дмитрия Медведева все слышат то ли попытку политической интриги, то ли простонародную попытку в духе КПРФ стыдить бездельников, нанесших урон народному хозяйству.
Или, например, совершенно органичное рассуждение министра экономики Алексея Улюкаева о том, что нефть, без денег от экспорта которой теперь, возможно, придется жить России, есть просто минерал, содержащий в себе энергию солнечных лучей (тезис, восходящий к переводным французским энциклопедиям конца XIX века, чрезвычайно популярным тогда в Российской империи — а они, в свою очередь, цитируют Д`Аламбера и Руссо), внезапно сбивается на совершенно современное рассуждение: отношение к возобновляемым источникам энергии зависит от горизонта планирования инвестиций. Вице-премьер Аркадий Дворкович, положим, поддержит идею, как и министр энергетики Александр Новак — зеленая энергетика в России будет, как и в ЕС, требовать крупных госсубсидий и, видимо, сильного роста тарифов на электроэнергию. Но внешнему-то зрителю кажется, что Алексей Улюкаев цитирует «Кладовую солнца» Михаила Пришвина, а не программу развития энергетики РФ до 2025 года. Какие уж там энергии солнечных лучей, с ума они там все посходили? И при этом совершенно теряется смысл выступления министра Улюкаева, которое, отметим, совершенно нетривиально: он предлагает отказаться от идеи сильных регуляторных рамок для бюджета, по сути, вновь вернуться к дискуссии о необходимости Резервного фонда — за мнимой простотой стоит довольно сложный контекст, в котором постоянно обсуждаемый «структурный профицит ликвидности» лишь эпизод.
Пока в освоении новой риторики простоты и ясности больше других преуспевает министр финансов Антон Силуанов. Впрочем, его проблемы в другом. Пока все осваивают, в каких терминах все это обсуждать — должен ли правильный бюджет содержать правильное бюджетное правило или тут что-то не так, главе Минфина приходится постоянно и даже, видимо, с некоторым отчаянием повторять очень простые и очень понятные словесные конструкции. Например, что все дискуссии хороши до тех пор, пока не надо верстать бюджет, в котором финансировать последствия какого-нибудь наводнения. Где имение, а где наводнение? Антон Силуанов не путается, у него понятно, где наводнение. Но у зрителя снова возникает вопрос: а может, министр финансов что-то скрывает? Может, и правда нужно говорить про позор правительству, про овеществленные лучи солнца и простой продукт? Может, вернулись времена экономических table talks?
Не беспокойтесь, товарищи. Это всего на три дня. ПМЭФ заканчивается в субботу.